Луи держался… трудно было, иногда даже вообще – невозможно, но держался. Слезы глотал пополам с песком и едкой – от костра из верблюжьего помета – сажей, все вспоминал… нет, не мать… отец давно, еще в самом раннем детстве на охоте погиб, а убитую фульбе мать, сестер, братьев и прочих родственников вспоминать было горько. А тут и так несладко, к чему еще и воспоминанья эти? Лучше вот… что там дальше-то, если по Сене, на «Батомуш»? Мост Александра Третьего? Нет – мост Искусств.
– Все сидим? – на палубе показался Алим Кишанди, хозяин судна.
Кто он там был, араб, бербер или вообще еврей, Луи не особенно интересовался. Знал одно – месье Кишанди тот еще выжига! Мало того что он забрал в оплату за «провоз» все, что у несчастных беженцев имелось, так они еще и горбатились на него три месяца подряд, совершенно бесплатно… то есть в счет будущего, конечно же. Жили на портовом складе – развалюхе, снятой для них ушлым контрабандистом в Карфагене, близ рю Виржиль. Древние развалины, не особенно-то и людный порт, невдалеке – за авеню Хабиба Бургиба – одноколейная железнодорожная ветка. Карфаген… Говорят, в древние времена это был жутко знаменитый город, Луи сам об этом читал в школьном учебнике. Да уж, были времена, но они давно прошли, и ныне Карфаген – всего лишь пригород Туниса, правда – с древними развалинами, римскими термами и национальным музеем, что располагался в бывшем соборе Людовика Святого. Луи бы, конечно, хотел туда сходить, но увы, увы… Хозяин требовал работу!
От заката и до рассвета (как в нашумевшем фильме) беженцы ловили и разделывали рыбу – чем больше, тем лучше, Алим Кишанди не упускал случай показать свое недовольство, мол, только по доброте душевной и согласился, рискуя жизнью, переправить «этих бездельников». Ага, по доброте душевной… как же! Вкалывали, как рабы! Не только рыбой занимались, еще и ограду вокруг хозяйского особнячка поправили, а особнячок-то располагался в нехилом таком предместье – Сиди-Бу-Саид – с белыми и голубыми домами. Богатое, можно даже сказать, райское местечко, без всякого автомобильного шума – запрещено! Как и строить дома другого – не белого и не голубого – цвета – тоже. В общем, тот еще хмырь был «почтеннейший негоциант» Алим Кишанди, что уж тут говорить – эксплуатировал дармовый труд на всю катушку.
Правда, похоже, не обманул – вот сейчас вот плыли. На Корсику – было там одно место, и были верные люди… помогали…
– Если вдруг пограничный катер, мы – мирные рыбаки из Бизерты, просто немного сбились с пути, судно-то – старое, – обмахиваясь газетой, инструктировал почтительно столпившихся вокруг беженцев месье Кишанди… Кишанди-реис – так он любил себя называть. – Как подойдем к деревне – я скажу – переправитесь на лодке… а уж там, если попадетесь – ваша вина, вам и отбрехиваться, ясно?
– Ясно, господин реис.
Ну, а что тут еще-то скажешь?
Луи только добавил еще:
– Месье! Газетку оставьте почитать… пожалуйста.
Кишанди-реис прищурился, но газету дал:
– Можешь потом выкинуть или это… по-другому как-нибудь употребить, – захохотав, контрабандист поднялся в рубку.
Вот в этот-то момент судно едва не врезалось в древние суда, схватившиеся в суровой морской битве. Немного одуревшие от вынужденного безделья беженцы смотрели во все глаза.
– Глянь, глянь, чего там!
– Смотри, он ему сейчас башку отрубит!
– А этот вон упал…
– А тот-то! Тот!
– А этот…
– Чего тут такое делается-то, а?
Ну, Аннелез, ну, башка тупая! Сразу видно – Берег Слоновой Кости. Диагноз, можно сказать…
Луи усмехнулся:
– Это – морские разбойники, пираты. Сейчас, дружище Аннелез, они и на нас кинутся, так что спасайся!
– Что, и в самом деле – пираты? – озабоченно переспросил парень.
– Маленький ибо тебя разыгрывает, братец! – обернувшись, с ухмылкой пояснил Нгоно. – Проще говоря – дурит.
– Да я шучу просто!
Дурит… ну, это ж надо так сказать! Сразу видно – фульбе. Сволочь краснокожая.
– Это они, Аннелез, кино снимают.
– Кино? Ах, да… А где же камера?
– Да во-он, на том катере, – Луи показал рукою, и д'ивуарец понятливо закивал:
– Вижу. А чего они нам кулаками машут? Чего мы им сделали-то?
– Чего-чего… Непонятно? В кадр влезли! Можно понять – снимали себе, снимали древность и вдруг – на тебе, «Л'Этуаль» во всей красе, с чадящим двигателем, некрашеная…
Фульбе – сволочуги! – неожиданно расхохотались.
– Так наша шхуна на древний корабль похожа!
– Ага… такую в кино увидят, так зрителей точно стошнит!
Хозяин, Кишанди-реис, тоже любовался на киносъемки – высунувшись в иллюминатор, разглядывал суда и артистов в бинокль, иногда цокая языком, непонятно – то ли осуждал, то ли восхищался.
Впрочем, все это длилось недолго – шхуна быстро миновала «пиратов» и, повернув от мыса на север, резко прибавила ходу.
Когда киношники скрылись за кормою, Луи вновь уселся на свое место, раскрыл газету…
– О, грамотный? Какие мы умные! Ну, что там пишут?
Фульбе! Проклятые фульбе! Вот уж уроды… и носит же таких земля?
– Эй, ибо! Чего пишут, спрашиваю?
– Да так… – Луи вовсе не собирался ни с кем заводиться и, уж тем более, с этими долговязым фульбе.
Ну, пересеклись их пути на какое-то время – так ведь не навсегда же, день-другой-третий – и все! Расстанутся они и никогда больше – Бог даст – друг друга не увидят… Хотя могут и встретиться… торгуя сувенирами у Эйфелевой башни или в Версале.
Луи быстро просмотрел газету – «Дю Монд», кажется, или что-то вроде… нет, «Тунизи суар»…
– Пишут, туннель вот-вот откроют… На торжество приедет премьер-министр Италии…
– Ага, откроют, – один из случившихся рядом матросов презрительно скривился. – Сколько уже лет его строят, этот туннель, а все никак не могут построить. Чего там до Сицилии-то – всего-то сто пятьдесят километров – и тех вовремя не могут прорыть!
– Еще пишут, суда в Средиземном море пропадают… – косясь на столпившихся вокруг фульбе, Луи продолжил дальше: – Как раз вот в этом районе, где мы… И вот, профессор какой-то пропал. Француз, доктор Фредерик Арно, физик и философ, член Академии… Портрет его тут…
Юноша помахал газетой под носом у главного фульбе – Нгоно.
– Ну и профессор! – ухмыльнулся тот. – Чудище какое-то, а не профессор.
Ну, что тут сказать? Фульбе – он и есть фульбе, и этим все сказано! Отсутствие даже начального образования на лбу во-от такенными буквами выписано! Можно подумать, этот парень в жизни своей видел хоть одного профессора… Луи скрыл презрение и усмехнулся:
