Апартаменты Пепе, хотя он пользовался ими редко – у него, по крайней мере, еще три других дома, – были такими, какие она и ожидала увидеть. В отличие от остальных помещений перестроенного монастыря, которые сохранили в основном прежнюю архитектуру, это была типичная современная квартира холостяка. Большое открытое пространство украшал огромных размеров телевизор с плоским экраном – такой экран она видела только в кинотеатре. Помимо телевизора в комнате было полно всевозможных гаджетов, о существовании которых она и не подозревала. Кара сомневалась, что знает, как работает хотя бы четверть всех этих штуковин.
Она стояла среди великолепия современной технологии и спрашивала себя, а правильно ли она поступает. Нет, все правильно. Ее не родившийся ребенок заслуживает справедливости.
– Хочешь выпить?
– Нет. Давай поскорее покончим с нашим разговором.
– Ну, а я выпью. – Он взял со стеклянного стола в центре комнаты пульт и нажал на кнопку – дубовые панели позади него раздвинулись, и появился бар с рядами бутылок.
Пепе приготовил себе коктейль и спросил:
– Ты уверена, что ничего не выпьешь?
– Уверена.
Он залпом выпил. Голубые глаза в упор смотрели на нее.
– Тогда продолжай. Убеди меня.
Она сжала губы, с неприязнью глядя на него. Потом произнесла:
– Я беременна.
– Это ты уже говорила.
– Потому что это так и есть.
– И сколько?
– Что «сколько»?
– Сколько денег? Сколько денег ты собираешься вытянуть из меня?
Она смерила его гневным взглядом:
– Я не собираюсь ничего из тебя вытягивать.
– Значит, ты не хочешь моих денег? – с насмешкой произнес он.
– Конечно, хочу. У тебя много денег. А у меня нет ничего. Совсем ничего. Я нищая. Без гроша в кармане. А еще я ношу ребенка, чей отец может себе позволить заплатить за приличную кроватку и одежду и за достойное место, где этот ребенок будет жить.
Он шумно, сквозь зубы, выдохнул:
– Ты все-таки пытаешься вытянуть из меня деньги.
– Нет! – Кара открыла сумку и вынула коричневый конверт, а из конверта – квадратный лист бумаги. – Вот. – Она передала это ему. – Вот доказательство. Я не пытаюсь вытянуть из тебя деньги. У меня беременность шестнадцать недель. Ты станешь отцом.
На минуту Пепе испугался, что его сейчас стошнит – в животе все перевернулось. На коже выступил холодный пот, сердце бешено заколотилось.
Если это подделка, то Кара весьма преуспела.
На листе бумаги явственно проглядывались очертания фасоли. Да, это определенно зародыш в утробе. Он внимательно разглядывал снимок. Там было обозначено название больницы в Дублине, имя – Кара Мэри Делейни, дата ее рождения и дата зачатия. Он подсчитал. Да. Она беременна шестнадцать недель.
Прошло шестнадцать недель с тех пор, как он был в Дублине.
– Ты не очень-то похожа на беременную. – Она выглядела худее, чем раньше, но ведь она никогда не была толстой. Да и сейчас ее не назовешь худой как щепка.
– У меня был стресс. Неожиданная беременность может потрясти любую женщину. Но ребенок абсолютно здоров. Я уверена, что скоро начну полнеть.
Он снова взглянул на снимок. Кара умная женщина, но сомнительно, что даже она могла подделать такое. Этот снимок более четкий, чем тот, на который он смотрел не один час десять лет назад, но все остальное было похожим.
Кара беременна.
Пепе вздохнул и постарался оценить ситуацию как можно хладнокровнее, но это было трудно. Очень трудно.
– Поздравляю. Ты станешь матерью. А теперь, скажи на милость, почему ты так уверена, что отец – я?
– Что за дурацкий вопрос? Конечно, отец ты. Ты единственный мужчина, с которым я по глупости легла в постель.
– И ты полагаешь, что я поверю твоему слову?
– Ты прекрасно знал, что я была девственницей.
– Я с этим не спорю. Что я оспариваю, так это мое отцовство. Я понятия не имею, чем ты занималась после того, как я уехал. Откуда мне знать, что, обнаружив, какого ты лишилась удовольствия, ты не стала заниматься сексом…
Он не заметил, как у нее взлетела рука. Раздался звук затрещины. Удар пришелся ему на правую щеку и был таким сильным, что у него дернулась голова.
– Да как ты смеешь унижать меня, свести до своего подлого уровня? – прошипела она.
У Пепе горела щека. Она хоть и маленькая, но удар у нее крепкий, и пятерня отпечаталась на коже и как раз пришлась на длинный шрам, который он получил в восемнадцать лет и с тех пор порой ощущал, как лезвие ножа врезается ему в щеку. Он поднес к лицу руку.
– Сейчас я оставляю это без ответа, – сказал он, изо всех сил сдерживаясь. – Но если ты еще хоть раз поднимешь на меня руку, то не увидишь больше ни меня, ни моих денег.
– Ты это заслужил.
– Почему? Я всего лишь указал тебе, что ты ждешь, что я поверю тебе на слово. Знай: я никому не верю на слово, особенно женщине, которая заявляет, что носит моего ребенка.
– Я ношу твоего ребенка – это правда.
– Нет, ты носишь какого-то ребенка. До его рождения и до того, как мы сделаем тест на отцовство, я не желаю слышать никаких упоминаний моего имени. – После того, что с ним сделала Луиза, он никогда больше не попадется на эту удочку. Никогда.
Только дураки дважды повторяют ошибки.
У Кары чесались руки залепить ему еще одну пощечину, но она впилась ногтями в ладони и удержалась.
Если бы она только могла, то ушла бы. Но она не может. Она не преуменьшила свое материальное положение. После оплаты перелета на Сицилию у нее оставалось сорок восемь евро, чтобы продержаться две недели до зарплаты. Одно дело – самой жить на консервированной фасоли и тостах, но совсем другое дело, когда у тебя скоро появится крошечное существо, которое надо кормить и одевать. И еще ей необходимо найти новое жилье, где ей разрешат жить с ребенком.
Когда она только узнала, что беременна, то ее охватил ужас – внутри у нее растет жизнь.
Бог ты мой! Ребенок. Да она и вспомнить не могла, держала ли когда-нибудь ребенка. Правда, ужас притупился, когда она осознала реальность произошедшего с ней.
Ребенок будет во всем зависеть от нее. От ее любви. От стабильности ее материального положения. От еды. Из всего перечисленного она в силах обеспечить его только любовью.
О какой стабильности может идти речь, если она снимает квартиру, где нельзя жить с детьми? Какое питание для ребенка, если она едва зарабатывает, чтобы прокормить себя? На одни лишь подгузники уйдет вся ее зарплата.
Борясь с волнением – только бы не зарыдать! – она сказала как можно более сдержанно:
– Итак, как ты хочешь, чтобы я поступила? Позвонила тебе через пять месяцев и сообщила, кто родился, мальчик или девочка?
Он пронзил ее взглядом:
