"Ё- моё, сегодня же двадцать второе июня!- сокрушенно покачал головой чекист. - Прямо как в то утро сорок первого года!"
Вода, стремительно пробежав по пищеводу, тяжело, утробно булькнула в голодном желудке и капитан, решительно выбросив из голову пугающие параллели, углубился в аналитическую работу.
Солнце за окном его кабинета уже во всю ивановскую жарило ребристые плиты плаца, предвещая непростой, нервный и жаркий на события день.
ЗА ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ ДО Ч.П.
- Рота, подъем! - заорал во всё горло дневальный от тумбочки из центра казармы.
Славка Мамакин кубарем скатился с верхнего яруса. На нижних кроватях, даже не пошевелившись, дрыхли после ночной пьянки деды, для которых команды подъем не существовало, они просыпались только к началу развода. Завтрак им в постель приносили салабоны - вроде Славки.
Из дедов проснулся только Ренат Габидуллин, маленький, вёрткий и злой татарин, который вот уже месяц доставал Славку придирками: то он медленно просыпается, то подворотничок серый, то сапоги плохо начищены.
На гражданке Славка одной левой вмиг бы размазал этого прыща о стенку, да так, что и косточек не найдешь, а здесь нельзя. Деды дружные, соберутся, сбегутся толпой из соседних казарм, запинают до смерти, ещё и другим ребятам из-за его борзоты достанется.
Пытались переломить новобранцы ситуация в части, да попытка провалилась. Когда через неделю после курса молодого бойца одного из их призыва дед попытался заставить стирать свои носки, то по казармам побежали посыльные собирать ребят для отпора. Новобранцы решили драться с дедами стенка на стенку. Силы были примерно равными: их человек двести пятьдесят и дедов столько же. Дембеля, скорее всего, впрягаться не стали бы - они уже о доме думали, сладкие сны видели, даже сливочное масло не ели, как и положено за сто дней до приказа. Черпаки и полугодки в их части призывались из разных регионов и были неорганизованными, зашуганными, они ни к тем, ни к другим не решились бы примкнуть. Драться с дедами договорились после отбоя на асфальтированной площадке за хозблоком.
На стройке ребята отыскали целую груду обрезков арматуры и спрятали недалеко от хозблока. Деды тоже вооружились чем могли: обрезками труб, железными прутьями, черенками от лопат, самодельными ножами. Но за час до грандиозной драки в часть, из гарнизонной комендатуры, неожиданно нагрянули "рексы" с собаками, автоматами и штык-ножами, примчались две пожарных машины и драка расстроилась. "Рексами" в гарнизоне называли комендантский взвод, который денно и ношно рыскал по частям, дорогам, лесам, вылавливая "самоходчиков" и дезертиров. Солдаты их боялись и ненавидели. Худо было тому, кого они ловили и отвозили на гарнизонную губу. Даже знаменитые Алешинские казармы не могли похвастаться такими зверствами, которые творились у местных "рексов". А командовал "рексами" майор Аппель. Одна фамилия говорит о многом. Славка никогда не видел этого Аппеля, но всегда представлял его почему-то в гестаповской форме.
Всю ночь особист Азаренков вызывал к себе каждого воина и заставлял писать объяснения: из-за чего хотели драться, чем хотели драться, кто зачинщик и так далее, и тому подобное. Хорошо хоть Азаренков не дал этому делу широкой огласки, весь сор остался в недрах ВСО и даже на губу к "рексам" никто из солдат не попал в тот раз.
Ну а потом уже сопротивляться дедовщине стало просто поздно и бесполезно. Гражданский дух свободомыслия, гордости, чести улетучился безвозвратно. Ему на смену пришла рабская покорность, вызванная тяжелым каждодневным трудом на стройке, когда многие новобранцы мечтали только о том, чтобы после изнурительного трудового дня поскорее услышать команду "отбой" и, укрывшись одеялом с головой, впасть в спасительный сон. Многие ребята из Славкиного призыва поникли духом, кого-то, кто был послабее морально и физически, деды сильно зачмырили, зафуценили до неузнаваемости и практически превратили в послушных своей воле исполнителей.
Как-то Славка, когда был дневальным, нечаянно подслушал в казарме разговор командира роты с одним из самых злых, жестоких дедов их взвода по прозвищу Фикса. Командир говорил Фиксе, уезжая вечером домой.
- Смотри тут, на вас, своих помощников, казарму оставляю. Чтобы без всякого мордобоя, увечий и другого криминала ночь прошла. На остальное глаза закрою. В моё отсутствие в казарме должен быть порядок. Если что случится, сам знаешь, что я с тобой и твоими друганами сделаю!
И тогда Славка понял, что дедовщина активно поощряется сверху, самими командирами, где уж тут салабонам справиться с нею. Это как в тюрьме, где зэками, с разрешения администрации, командуют смотрящие или воры в законе, что, впрочем, одно и тоже. Только теплилась в сознании у каждого, даже самого зачмырённого салабона, великая надежда, что он сам скоро станет дедом и тогда уже послужит как человек. А пока, ты салабон, терпи как можешь такую жизнь и мотай на ус науку выживания в агрессивной армейской среде. Тюремный принцип "никого не бойся, ничего не проси, никому не верь" здесь действует безотказно, как и там - за колючкой.
Мамакин долго недоумевал, каким образом он умудрился попасть в стройбат, ведь зрение у него сто процентов, слух отличный, серьезных травм не имеет, силёнок столько - хоть ещё кому взаймы давай. Даже случалось, что мастеров спорта на лопатки клал на тренировках. Да что тут говорить. Вон его одноклассник Валера Михно, мастер спорта по лыжам, прошлогодний чемпион области, тоже попал вместе со Славкой в стройбат, в одном отделении проходят службу. А ребята из корейского посёлка, что под Кустанаем, где много лет культивируется бокс, они - то как сюда угодили? Среди этих пацанов каждый второй кандидат в мастера спорта или перворазрядник по боксу. Нет, были, конечно, и среди Славкиного призыва странные люди. Например, рядовой Искаков, похожий на homo sapiensa в начальный период эволюции человечества. Длинные руки у Искакова свисают ниже колен, взгляд бессмысленный. Всю дорогу, пока их везли сначала в поезде, потом в крытых брезентом "УРАЛАХ", Искаков беспрестанно плакал. Родители от него отказались, когда Искакову было чуть больше года. Его забрала бабушка в глухой аул и воспитывала до восемнадцати лет. А перед призывом внука в армию она тяжело заболела. И вот она лежит в больнице, а внука везут в неизвестном направлении. Славка жалеет казаха, успокаивает, как может.
В поезде и в кузове "УРАЛА" заставлял его чуть ли не силком есть и пить. Или вот другой казах - Ислямов. Тот здорово косит двумя глазами: левый у него смотрит вправо, правый строго вверх, и когда разговариваешь с этим солдатом, кажется, что Ислямов тебя совсем не видит. Но таких мало. В их роте только двое таких. А в основном все здоровые, крепкие ребята.
