-- Не бывать тому! -- неожиданно твердо и с вызовом в голосе говорит боярин. -- Не бывать Жигимонту нашим царем -- хоть все свои животы положим, а не допустим такого бесчестия!
-- О как! А кто в Новгород приехал жителей к присяге его сыну королевичу Владиславу приводить?
-- Королевича Владислава дума боярская приняла, и он обещался веру православную принять, а не исполнил того. Да и ваш шведский королевич тоже!
-- Вот то-то и оно, что семибоярщина приняла королевича Владислава, а не земля русская. А надо бы земский собор созвать и там всей землей решить, кого звать на царство. И коли вся земля решит, что не стоять земле Русской без православного государя, так и Карл Филип православие примет, и любой иной, кого бы ни выбрали. Внял ли, боярин? Вот то-то же.
Выезжая с воеводского двора, я заметил, что в сторону митрополичьих палат побежал дворовый человек князя. Не иначе, воевода решил поведать Исидору о чудном заморском герцоге, объявившемся в Русской земле. Ну-ну!
Главный храм Новгорода -- это Святая София, как я слышал еще в прошлой своей жизни (смешно звучит, правда?), самый древний христианский храм, построенный славянами в нашей необъятной родине. В принципе, храм и храм, интересно посмотреть, конечно, раньше-то не довелось, но я теперь как бы лютеранин и мне не то что бы нельзя, но надо. Тьфу, блин, совсем запутался! В общем, есть у меня дело, храм сей красоты чудной и святости превеликой интересен еще и тем, что в нем есть ворота, именуемые Сигтунскими. Сигтуна, если кто не знает, это древняя столица Швеции, и ворота сии новгородцы оттуда, как бы это помягче... увезли, короче. После набега, естественно. Неизвестно откуда молодой шведский король Густав Адольф про это прознал, но только пришла ему в голову блажь оные ворота вернуть на историческую родину. Он озадачил этим Якоба Делагарди, ну и меня попросил посодействовать. Причем если Якоб отнесся к поручению со всей серьезностью, то я сразу решил, что сделаю все, чтобы это мероприятие саботировать. Оно конечно, я сейчас немецкий герцог, но в прошлой-то жизни был русским. Так что хрен вам, дорогие товарищи, а не реституция культурных ценностей. Прежде всего надо ворота осмотреть самому. Ну что же, впечатляют, работа изумительная и без сомнения западноевропейская. Новгородские обыватели и церковные служки смотрят на меня, пока я любуюсь ими, мягко говоря, неодобрительно, но помалкивают. Не, нельзя такую красоту шведам, они люди суровые, оценить так, как мы, не сумеют. На фиг, на фиг, ибо не фиг! Никакой реституции.
Выхожу наружу и вновь натыкаюсь на толпу нищих. Вновь потому, что когда заходил, уже видел. Вообще немного бесит -- куча профессиональных горластых бездельников выставляет напоказ свое убожество, часто и густо липовое. Ко мне, правда, особо не лезли, я для них чужеземец, враг и вообще басурманин. А это еще кто? Из толпы вышел некто совершенно безумного вида в лохмотьях, веригах и прочем. Юродивый. Так как они пользуются непререкаемым авторитетом среди местных, и плетью его нельзя. К тому же если верить классику, обладают даром пророчества или еще каким.
-- Ваня... Ваня... -- зазавывал довольно неприятным голосом.
-- Чего тебе, убогий? -- спросил я максимально вежливо для данной ситуации. Вот откуда он мое имя прошлое знает? Хотя как откуда -- у меня и сейчас такое же.
-- Ваня, дай копеечку!
-- А тебе зачем? Все равно или пропьешь. или потеряешь, -- ответил. Блин, кто меня за язык тянул связываться? Дал бы медяшку -- и дело с концом.
-- Дай копеечку, не жадничай. Я тоже сарафан надену и в скоморохи пойду.
Чего? Или это он про мое бегство от стражи Кляйнштадта? А знает откуда?
-- А потом на боярской дочке женюсь. Сам в бояре выйду. Дай копеечку, Ваня!
Твою мать!
-- А потом воеводой стану.
У него что, и впрямь дар? Хотя...
-- Ваня, дай копеечку. я у тебя на свадьбе погуляю.
Блин, да он дуру гонит, вон реально глаза безумные. Кидаю юродивому талер.
-- Молись за меня, юродивый. -- Если он сейчас про царя Ирода что-то скажет, не посмотрю, что место святое!
-- Помолюсь, помолюсь, батюшка.
В безумных только что глазах уже подобострастие и радость от удачного развода.
Тьфу, пропасть, чуть не уверовал с перепугу. Нет, так можно и в дурку загреметь, хотя с учетом того, что я второй год в чужом теле, мне там самое место.
Меж тем окружающие смотрели на происходящее с таким пиететом, как будто если не сам Христос спустился в компании ангелов, то как минимум один из апостолов. Я собрался отправиться домой, если можно так назвать выделенный мне под проживание большой бревенчатый терем, но внимание окружающих привлекло появление митрополита. Люди вокруг при виде митрополичьей процессии опустились на колени, прося благословения, и только я стоял... как дурак. Что-то надо было делать, Исидор, как ни крути, князь церкви и очень большой духовный авторитет. Я не нашел ничего лучше, чем, сняв шляпу, отвесить поклон, какой был бы приличен лицу, равному мне по положению. Вид, наверное, при этом у меня преглупым, а среди народа послышался шепоток: "Ишь, как басурманина от ладана-то корежит!" Аут, приехали, зовите экзорциста, блин! Митрополит задержался на мне глазами и, неожиданно благословив меня, ушел, пока я хлопал глазами. Но, видимо, он со мной не закончил, и ко мне мелким шагом подошел служка неопределенного возраста и тихо, на хорошем немецком языке, сказал:
-- Ваше королевское высочество, его преосвященство просит вас удостоить его визитом и беседой.
Я пошел за ним, слыша за спиной перешептывания прихожан. Наконец мне это надоело, и я, обернувшись, поднял вверх руку и замогильным голосом провозгласил:
-- Вот что крест животворящий делает!
Позвавший меня на беседу митрополит Исидор человек непростой. Бывший прежде игуменом Соловецкого монастыря, он сначала приводил войска к присяге Федору Годунову, а через два года венчал на царство Василия Шуйского. Именно он был инициатором договора со шведами, но он же руководил обороной города от них, когда понял, что шведы хотят под шумок захватить Новгород. И хорошо, надо сказать, руководил: если бы не Васька Бутурлин, Делагарди до сих пор под стенами топтался бы.
Смотрел строго, как будто сверлил глазами. Ну, этим меня не проймешь, я стоял, как послушник перед патриархом, глазки потупил, вся фигура выражала смирение, хоть пиши с меня кающегося грешника. Наконец Исидор прервал молчание:
-- Откуда ты ведаешь наш язык, иноземец?
-- Я знаю много языков, ваше преосвященство. Ваш ничем не лучше и не хуже других.
-- Ты говоришь на нем не так, как мы, но так, будто он для тебя родной. Но это ладно. Чего ты, иноземец, от нас хочешь?
-- Меня послал его величество король Густав...
-- Это ты Одоевскому рассказывать будешь, -- перебил меня митрополит. -- Зачем тебя послал свейский король, я ведаю, я спрашиваю -- чего тебе надобно? Почто ты смущаешь души христианские? Зачем смуту сеешь?
-- Я смуту сею? -- возмутился я. -- Да вы, батюшка, с этим и без меня хорошо справляетесь! Сегодня одному царю крест целуете, завтра другому, то поляков зовете, то шведов. Даром что третий Рим!
-- Ко мне надобно обращаться не "батюшка", а "владыко", -- наставительно произнес явно обескураженный моим напором Исидор. -- Кто ты такой, чтобы судить нас? Разгневали мы, видно, господа нашего, что послал он смуту на Русь святую. Сколь годов длится смута, отчаяние владеет умами, и нетверд народ в вере.
-- Ничего, недолго осталось, -- ответил я ему. -- Вот выгонят ополченцы поляков из Москвы -- выберете себе нового царя, ну и заживете по-старому. Не сразу, конечно, но заживете.
-- Откуда знаешь сие?
-- Откуда, откуда, от... знаю, короче! И знаю, что на господа ты, владыко, напраслину возводишь, не он виноват в ваших бедах, а вы сами.
-- И кого на престол выберут, уж не королевича ли Карла?
-- Да куда там! Оно, может, и неплохо было бы, да вам же "природного государя" подавай! Вот и выберете себе на голову...
-- Говори!
-- Чего говорить? Кого царем выберете? Мишу Романова, кого же еще!
-- Сына Федора Никитича? -- задумчиво протянул митрополит. -- Он царю Федору Иоанновичу племянник...
-- Во-во, а батюшка его патриарх Тушинский патриархом всея Руси станет, то-то заживете!
-- Патриархом? Однако! А как к тому свейский король отнесется?
-- Как -- не знаю, врать не буду, но одно скажу тебе, владыко: король Густав Адольф был бы рад видеть московским царем своего брата. Однако если московским царем не будет избран король Сигизмунд или его сын, он будет рад ничуть не меньше. Так что кого бы вы ни выбрали, король Густав Адольф его признает, ибо добрые отношения между Русью и Швецией выгодны обоим государствам.
