А вот Морозов и еще один лейб-кампанец сразу прикрыли императора, держа шпаги в руках. Все предельно серьезно восприняли происходящее, без всяких шуток и с запредельным энтузиастом того персонажа, что в церкви лоб разбить может.
Иван Антонович поморщился, стараясь отойти — не хватало ему еще пострадать во время тренировки. И так стулья своротили, портьеру сорвали, шкаф уронили, чернильницу с перьями опрокинули.
— Все, хватит, достаточно! Всем построиться!
Команду выполнили мгновенно, заняв шеренгой кабинет почти во всей длине. Иван Антонович посмотрел на лейб-кампанцев — все, как говорится, прониклись. У «злодея» нос разбит, у телохранителя «портьерного» синяк под глазом набухает. Старались!
— Вот так будете тренироваться каждый день! Шутки окончились, наступили жестокие реальности! Навести порядок, и все за двери. Аникита, ты останься, разговор еще с тобой будет!
Пока наводили порядок в кабинете, стараясь соблюдать определенную тишину, так как Иван Антонович уселся за стол и принялся размышлять — в сугубо практическом ключе.
«Надо создавать КГБ, как не крути, но опыт местных профессионалов нужно собирать, анализировать и передавать новым кадрам, а такое требует определенной централизации. Тайная экспедиция занимается разными делами, от обычного политического сыска до борьбы с иностранными разведками. Необходимо будет разобраться, что это за контора более детально — ее люди, наверное, уже есть в моем окружении.
Не может не быть!
Но первым делом требуется создать «девятку» — что-то не хочется умирать в цвете лет от пули, яда или кинжала. То, что мои лейб-кампанцы показали, дилетантство чистой воды. Пусть с немалым рвением, преданностью и энтузиазмом. Так что с нее и начнем, с «девятки», благо верные кадры на первое время есть, нужно только их правильно озадачить».
— Аникита, то, что вы сегодня допустили покушение на меня, ваша великая оплошность. Не кайся, не поможет, и не предлагай сечь повинную голову! Тебе предстоит сделать великую задачу, пусть образования должного у тебя нет, но читать и писать ты умеешь. Да и характер у тебя есть, и воля, и разумения достаточно. Ты ведь происхождения из однодворцев? Поместье есть? И душ сколько на тебя записано?
— Да, государь, из города Воронежа. Поместье убогое, хата большая — мать и сестренка на выданье, жалование им половину выделяю. Душ две семьи крестьянских, земли тридцать десятин всего. Бедно мы живем, ваше величество, службой кормились.
— Лейб-кампанию доведи до штата в триста гренадер и сто «заротных чинов». Людей отбирай из гренадерских рот армейских полков — там лучшие солдаты собраны. Тех, кто не просто воевать умеет и пороха понюхал в волю, а по личным качествам достойных. Трезвого образа, не болтливых, спокойных, рассудительных, мне преданных. Семейных можно и нужно набирать. Чтобы все понимали — за их оплошку, нерадивость или измену, с домочадцев ответ строгий взят будет.
На отбор людишек капрала отправь — пусть десять кандидатов от каждой роты сам определит, но только тех, за кого офицеры поручительство дадут. А потом сам с Горезиным с ними поговоришь и проверите. Если мнения ваши по кандидату совпадут — зачисляй в Лейб-Кампанию с испытательным годичным сроком. Время достаточно, чтобы человека еще раз проверить на несколько рядов!
— Вполне, государь.
— И чтоб до конца года свою роту укомплектовал полностью — в дюжину плутонгов, девять пеших и три конно-гренадерских. Но проверяй всех тщательно, дворян бери из беспоместных или однодворцев, служилый люд. Их не больше пятой части, все остальные из простонародья, солдат и капралов. Скажу сразу — жалование получать будете достойное, а вот душ с деревеньками не дам — сами покупайте! Если кто погибнет, меня защищая, семья пенсион получит в половину жалования, а дети хорошее образование. Сам за этим следить будешь, чтоб заботой все были охвачены.
— Благодарствую, ваше императорское величество…
— И тренируйтесь постоянно, как сегодня. Бегайте и скачите на конях, тяжести поднимайте. Турник поставьте — физкультурой займитесь…
— Прости, государь — кого поставить и как ей заняться?! И кто она — где искать то бабу эту?
Иван Антонович опешил — его, что разыгрывать принялись? Но капитан смотрел очень серьезно, видимо, уже прикидывал как оную «Физкультуру» изловить, и чем с ней заняться.
— Тьфу на вас! Закажи кузнецу толстый брусок выковать, как ружейный ствол, но не полый, а цельный. Укрепи на манер «покоя», на двух столбах на высоте трех аршин. Вот это и есть турник. Руками цепляйся и вверх подтягивайся, чтоб подбородком железяки коснуться. И так двадцать раз! А вот это физкультура! Еще вы приседать будете и отжиматься — перейдем к научным подходам. Отыщи среди казаков учителя доброго, что пластунским ухваткам обучен. И бойца доброго кулачного, и того, кто ножичком хорошо владеет. И вот этому делу всех своих гренадеров и учи. Планы занятий составь, кто меня не охраняет, тот в этот день либо отдыхает, или занимается. Нерадивых и бездельников, и всех пьющих, в шею гони сразу, и кнутом на прощанье выдери хорошенько. Все понятно?!
— Исполню, государь!
— Вот и хорошо! А мне пора к Горезину — желание есть сильное побеседовать по душам с кое-кем, под протокол!
Глава 4
Финский залив
Командир бота «Провидение»
лейтенант Мишуков
после полудня 9 июля 1764 года
— Шнява все паруса поставила, господин лейтенант! Аглицкая вроде?! На ней три мачты, только бизань мачта совсем невысокая! И пушки имеются, порты только закрыты — плохо видно…
Совсем юный кадет, прищурив глаза, смотрел на едва видневшийся вдалеке корабль. И тут же получил в ответ традиционный иронический «гаф» от своего старшего троюродного брата, что служил на кораблях вот уже больше десяти лет. И разбирался в судах гораздо больше, чем вышедший в первое учебное плавание новик, каких на палубе бота сейчас была добрая дюжина, совсем юных. Про них бывалые матросы говорят — еще не наелись досыта прокисшей солонины из бочек.
— Не шнява, а бриг, кадет! Где ты видишь на судне третью мачту?! Это на грот-мачте косой парус! А именуется грота-гаф-триселем! Да и корабль не аглицкий, а голландский!
В России была огромная масса мелкопоместных дворян, приходящихся друг другу настолько дальними родственниками, что о том многие в обыденной жизни порой подзабывали. Но только не на русском флоте, детище первого императора. Там фамилии играли огромную роль, и люди сходились между собой куда крепче, чем в обыденной жизни. В каких-нибудь усадьбах посреди воронежских степей, откуда до ближайшего Азовского моря чуть ли не добрая тысяча верст.
— Он позавчера с утра из Кронштадта вышел, сам видел, — задумчиво произнес лейтенант Захар Мишуков, почесав большим пальцем плохо выскобленный денщиком подбородок, — а с ним три аглицких торговца, свей и два «немца», из Любека и Данцига. Грузы на них две недели принимали, но вот в море вышли дружно. Ушли вместе, а этот отстал! Странно! Ветер попутный, давно должны миновать траверз Ревеля, а они все тут еще крутятся, в шестидесяти милях.
Странно…
Вообще, за последние четыре дня случилось много необыкновенного, что перевернуло жизнь не только конкретного человека, но и всей страны в целом. Вместо царицы Екатерины Алексеевны, что два года назад возвели на трон гвардейцы, не спрашивая желания на армии, ни флота, ни народа, сейчас на престол взошел четвертый по счету император-мужчина — Иоанн Антонович, третий этого имени.
Про него в корабельных кают-кампаниях говорили порой втихомолку, и все разное. Одни офицеры, что отсидел новый — «старый» император «безымянным узником» в подземелье Шлиссельбургской крепости чуть ли не десять лет, став там почти юродивым.
Другие утверждали, что дело обстоит с точностью наоборот — царица Елизавета Петровна до ужаса боялась свергнутого ею с трона младенца. А уж Екатерина Алексеевна страшно опасалась заговора в пользу того, кто прав на российский престол имеет гораздо больше не только ее самой, но и цесаревича Павла Петровича.