лучами прожектора. Это было скверно, ведь «Олег» набрал максимальный ход, больше выдать его изношенные за долгий поход машины просто не могли. Да и обросшее за плавание днище снижало скорость на узел, а то и больше. Так что выданные двадцать узлов были максимумом, которые сейчас набрал русский крейсер, хотя на испытаниях показал скорость почти на два узла большую.
— Если получим снаряд в борт под ватерлинию, то нас догонят, а без пластыря наберем воды, — фыркнул Добротворский, по привычке охаял свой корабль. — Кто мог придумать такую нелепость⁈ Это как человек, на которого надета шапка, на ногах сапоги, в трусах все спрятано, руки в перчатках, а тело голое⁈ Лень было броневой пояс поставить, как на том же «Баяне», пожадничали на тысячу тонн водоизмещение увеличить⁈ Вот и получили это убожество, а не полноценный броненосный крейсер!
Ругал он так свой, в общем-то, неплохой корабль, все плавание почем свет — все его раздражало. И частые поломки в машине, ведь корабль достраивали наспех, и на нем была масса недоделок. И постоянные погрузки угля — ведь кораблестроители должны были чем-то поступиться, раз выбрали приоритетом броневую защиту и скорость, то в жертву принесли дальность плавания. Если на «Варяге» пушки не имели даже щитов, то на «Аскольде» их уже прикрыли, а это сразу же сказалось на дальности плавания. Детище американской верфи Крампа могло проплыть пять тысяч миль, а пяти трубный красавец, что сейчас интернировался в Шанхае, чуть более трех с половиной тысяч миль. А вот «Олег» мог пройти едва две тысячи на экономическом ходу, а если выдавал полную скорость, то едва девятьсот миль. Но так и предназначался этот быстроходный корабль не длительного крейсерства в океане, а для реального эскадренного боя, а именно такие корабли были построены для японцев на европейских и американских верфях…
— Есть, попали! Прямо под скулу!
Действительно, чуть ли не на форштевне «Ивате» произошла короткая вспышка, и стоявшие на мостике русские моряки ее заметили. А на короткой дистанции 152 мм снаряды могли пробить не только трехдюймовую защиту носовой оконечности, но и более толстую бортовую броню «самурая».
— «Ивате» замедляет ход!
Доклад сигнальщика Добротворского несказанно обрадовал — продолжать бегство он не желал, хорошо понимая, что угольные ямы не бездонны, и они изрядно опустошены, почти на треть, хорошо, что приняли с изрядным запасом. Хотя он ругал за это вице-адмирала Рожественского на все лады, не стесняясь в выражениях — но такой у него был едкий характер вечного хулителя флотских порядков, которые считал косными и вредными.
— Ого, это что за иллюминация⁈ Неужто «Аврора» не убежала, а пришла добивать торпедированного «подранка»⁈
Далеко позади небо располосовали лучи прожекторов, которые судорожно и хаотично двигались. Догадка могла оказаться верной, так как Леонид Федорович увидел, что «Ивате» прекратил погоню, начав поворот на обратный курс, явно получив радиограмму с призывом о помощи.
— Поворачиваем на обратный курс! Только снизить скорость, чтобы искры из труб не вылетали!
Отдав приказ, Добротворский задумался — возвращаться и снова принимать бой ему очень не хотелось. Но другого варианта просто не оставалось — за то, что он бросил «Аврору», выполнявшую до конца приказ командующего, отрешением от должности тут не обойдется.
За такие вещи могут под суд отдать, в лучшем случае уволят без мундира и пенсии. А то, что в офицерской среде он моментально станет «нерукопожатым», тут к бабке не ходи. Могут простить многое боевому офицеру — брак на проститутке, революционное вольнодумство, даже если «на бровях» придет в собрание, и прилюдно обложит там адмирала в три «загиба». Поймут и простят, даже сами найдут оправдание — «любовь зла» и ее чарам все возрасты покорны, а власть все горазды ругать и есть за что. А уж адмирала-самодура «обложить» матами, так о том многие мечтают. И даже если за последнюю выходку разжалуют, то никто не отвернется, наоборот, демонстративно руку пожимать будут.
Но трусость непростительна, особенно если товарища в бою бросил. И если бы он спятил, и сейчас отдал бы приказ продолжать бегство, то могло случиться всякое. Офицеры и матросы его попросту бы не поняли, и исполнять приказание не стали, арестовали бы сами, и на то имели полное право, исполняя решение командующего эскадрой…
Схема бронирования и расположения артиллерии бронепалубных крейсеров «Олег» и «Богатырь»
— Перед нами «Ниссин», «Якумо» ползет впереди, — в голосе командира «Авроры» капитана 1 ранга прозвучало разочарование — Евгений Романович рассчитывал, что выйдет на поврежденный вражеский крейсер, и утопит его окончательно. А тут выясняется, что миноносцы повредили лишь один броненосный крейсер, а торпеды принял на себя малый крейсер, причем старой постройки, раз имел всего одну трубу. Хотя, если подумать, и то «хлеб» — ведь не зря командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал Фелькерзам указывал, что приоритет в поражении целей следует отдавать малым бронепалубным крейсерам неприятеля, а не большим броненосным. Их утопить намного легче — хватит артиллерии в шесть дюймов, или попадания одной-единственной торпеды, что для корабля водоизмещением три-четыре тысячи тонн будет фатально.
И оказался прав Дмитрий Густавович — поврежденный в бою «Якумо» категорически отказывался тонуть, хотя получил в борт торпеду и с десяток шестидюймовых снарядов. Удивительная крепость конструкции, недаром германские верфи славятся качеством работ!
«Якумо» упрямо полз по направлению к берегу, надеясь приткнуться в любом рыбацком порту или бухте, а не утонуть бесцельно в море. Крейсер даже не стрелял в ответ, а это говорило о том, что команда боится за подведенный пластырь, ведь любое сотрясение корпуса в таком положении чревато самыми нехорошими последствиями.
Роль прикрытия тяжело раненного «собрата» принял на себя «Ниссин», которому в вечернем бою с русскими броненосцами тоже изрядно досталось — корабль заметно осел в воду, в носовой башне орудий не имелось, торчали только два огрызка, словно по стволам ударили громадной секирой'. А стволы из кормовой башни были направлены на противоположный борт, растопырившись — конструкцию заклинило, и без заводского ремонта такое повреждение не исправишь.
«Аврора» вздрагивала всем корпусом, отправляя во вражеский крейсер залп за залпом, в каждом по пять стофунтовых бронебойных «гостинцев». Бывший итало-аргентинец оказался в жуткой для него ситуации — обе башни, способные утопить русский крейсер парой удачных залпов, полностью выведены из строя. Пять 152 мм пушек, расположенных на нижней палубе бездействовали из-за того, что осевший корабль был в опасности — море подступило чуть ли
