— Ну что с вами сделаешь, — улыбнулся ангмарец. — Придется разрешить.
— А у датчанина на наш счет нет никаких… э-э… подозрений и сомнений? — спросил Шон.
— Карстен Роде — мужик угрюмый и странноватый, — рассуждал назгул, прохаживаясь между рюкзаками. — Как мне показалось, он принял нас за какой-то спецотряд, который работал в глубоком тылу противника, или что-то в этом роде. Дружок его — этот испанский монах-мракобес, о чем-то своем думает, на нас поглядывая, но молчит. Датчанин русских знает мало и ближе узнать не стремиться. Но он отнесся к нам более адекватно, чем те же новгородцы из Ореховца. А люди ему нужны. Опричники ему своих не дают — видимо, с кадрами морскими есть проблема. Мы согласились сразу, торговаться не стали…
— Просто в ценах ничего не смыслили на тот момент, и не смыслим, — буркнул Шон. — Уверен — продешевили.
— Не важно. Пока не важно. Договор кровью мы с датчанином не подписывали.
— Значит, — подытожил ирландец, — он готов представить нас в Ивангороде как свою дружину, вп — бранную на второй корабль?
— Думаю, так и есть.
— А теперь, — зевнула Дрель, — может, поспим чуток?
— Вот ведь чумовая баба, — выругался вахтенный. — Довольна хоть делом рук своих? У всех языки заплетаются, и глаза красные.
— Зато поговорили, — эльфийка еще раз зевнула, едва не вывихнув челюсть. — Появилась вера в светлое будущее.
Вахтенный от досады хватил кулаком по мачте, но вслух ничего не сказал.
— Последний вопрос, господа эльфы, гномы и гоблины, — сказал Бледный Король, устраивая себе место для ночлега. — Как посудину-то нашу назовем? Карстен сказал — команда сама должна, он тут ни при чем.
— А его когг как величают? — спросил Шон.
— «Адмирал Дориа», в честь какого-то испанского флотоводца, мне монах пояснил.
— Предлагаю назвать в честь главного агента русской разведки в американском тылу, вернее, в честь самого эффективного диверсанта, — предложила Дрель. — Я имею ввиду Федора Крюггера.
— А почему это персонаж фильма ужасов «Кошмар на улице вязов» — русский диверсант? — спросил ирландец.
— Ты что, не видел, как он одевается — типичный шестидесятник из нашей питерской котельни. Вязаный свитер, пижонская шляпка. А шуточки его? Чисто советский юмор.
— Допустим, — подумав, улыбнулся ирландец.
— Что-то родное в нем есть. Но при чем тут кинематограф и средневековая Россия?
— Предлагаешь лойму «Ослябей» назвать, или «Путятой»?
— Зачем же обязательно посконно-домотканное название? — заспорил Шон. — Есть же традиция российского флота называть эсминцы «Гремящий», «Стремительный». «Резвый»…
Дрель фыркнула:
— Лойма-эсминец «Офигительный»! Нужно еще покрасить ее в белый цвет, и чтобы название при солнечном свете золотом играло! Нет уж — линкор «Федор Крюггер», и точка.
— Голосуем, — борясь с зевотой, пробормотал Бледный Король. — Кто за?
Неожиданно для самой Дрели взметнулся лес рук. Один только руководитель ирландского клуба ворчал и сыпал кельтскими названиями, но его уже не слушали.
— Филька, — обратилась Дрель к прикорнувшему на носу гному, — ты, говорят, резчик по дереву был?
— Почему был? — встрепенулся Филька. — Живой пока что.
— Сможешь изваять на носу перчатку с бритвами?
— Можно, — загорелся гном. — Обломки свен-ских мечей имеются, перчатку сошью, да паклей набью. Будет вам носовая скульптура.
— Чистые дети, — проворчал, засыпая, ангмарец.
— Все бы вам хиханьки, все бы вам хаханьки…
Глава 15. РОЖЕ И СОГЛЯДАТАЙ
— Ты жалкий трус, Грейс! — кричал рыцарь Роже вне себя от ярости. Шпион выслушивал его крики довольно давно и теперь, когда молодой комтур брал слишком визгливые ноты, морщился, как от сильной зубной боли.
— Если я начну гнаться за «Спрутом» в открытом море, — в десятый раз принялся он растолковывать рыцарю, — де Сото потопит меня ко всем морским чертям! У него — настоящий боевой когг, отчаянная команда и новые пушки, у меня же — мирная купеческая посудина.
— Я велю дать тебе двадцать кнехтов и пятерых арбалетчиков, — успокаиваясь, пообещал рыцарь. — Нет, я даже дам два мушкетона.
— Этого мало для столкновения с Лисом Морей, — покачал головой шпион. — Я отказываюсь выполнять подобные приказы.
— Да кто ты такой, раб, — Роже схватил шпиона за грудки и подтянул к себе, бешено вращая глазами.
— Отпустите меня, благородный рыцарь, — печально попросил Грейс. — Моя лойма состоит для особых поручений на службе у фрау Гретхен. Вы станете ссориться с Фемгерихтом?
Роже опамятовал и отшвырнул от себя шпиона, словно кучу тряпья. Поправив одежду и потирая ушибленный бок, соглядатай попытался успокоить комтура:
— Да и стоит ли так горячиться? Испанец оказался очень хитрым, но все же обычным глупцом, не отдающим себя отчета в том, с кем связывается. Фема покарает его с неизбежностью прихода весенней грозы.
— В этом году весной над замком не было гроз, — заметил рыцарь.
— Природа изменчива и хаотична, — изрек убежденно шпион. — А кару Фемы не сможет отсрочить или отменить никто на небесах и на земле. Так было всегда, в точности так же будет и в этот раз, помяните мое слово.
— Мне хочется лично вырвать кишки у этого подлого наглеца с лживой и надменной ухмылкой, — сжал кулаки Роже. — Позор на мою голову, как он нас провел! Как слепых щенков!
— Что с благородным рыцарем, любителем соколиной охоты?
— Он мертв, — уронил Роже. — Лицо обезображено, сокол пропал. Испанец — чистый дьявол!
— Но и это не спасет его от гнева нашего братства, — пожал плечами шпион.
— Я могу чем-то помочь в поимке предателя? — спросил Роже, постепенно свыкаясь с мыслью о том, что не он станет прямой причиной гибели де Сото.
— Можете, — шпион странно улыбнулся. — Мне нужен какой-нибудь предмет, к которому прикасался испанец… его волос, а лучше — слюна.
Роже с омерзением отдернулся от Чернильного Греса.
— Где я возьму его слюну?
— Может быть, — продолжал шпион, — он отметил посещением одну из тех комнат в замке, где проживают особы… служащие для утех господ рыцарей?
— Откуда вам известно… Впрочем, без разницы. Нет, он не был в угловой башне.
— Жаль, — заметил Грейс, — частичка семени…
— Уволь меня, негодяй, от грязных подробностей своей службы, — проорал шпиону в лицо рыцарь.
— И все же, — неумолимо бубнил Чернильный Грейс, — если вы хотите покарать испанца, причем наиболее неотвратимым и страшным образом — то должны мне помочь.
