– Давай шест! – сквозь зубы процедил он таким тоном, что Тур и не подумал ослушаться, хотя был не на один десяток лет старше.
Почувствовав, что дальний конец палки освободился, паренек рванул ее изо всех сил, резко обернулся и всадил упырю в брюхо, да так, что тупой шест из спины вылез. Однако, упыря это не сильно остановило, он трубно взревел, подняв к звездам изуродованное тленом лицо и стал напирать на палку, нанизываясь на нее словно куропатка на вертел. Тур стал быстро погружаться в зыбучий прибрежный ил, но уже не орал, понимая, что от сноровки молодого витязя зависит не только его жизнь.
– Оббегай эту тварь кругом! – посоветовал Голос. – Беги быстрее и шест не выпускай.
Микулка рванул по кругу изо всех сил, набирая скорость. Бежать было не трудно, поскольку длина палки позволяла описывать довольно широкий круг, а вот упырю пришлось не сладко. Он завертелся на месте, пронзенный шестом навылет и не имея возможности двинуться ни в перед, ни назад.
– А как скажу "стой", – продолжал Голос, – резко стань, а главное шест удержи.
Микулка, разгоняясь, описал еще два круга, прежде чем Кладенец подал свою команду. Паренек остановился как вкопанный, вцепился в шест так, как цепляется муравей в соломинку когда тонет. Раскрученный упырь так же резко остановиться не мог и шест, ломая полусгнившие кости, с влажным треском развалил чудовище надвое. Молодой витязь выхватил меч, подбежал к зловонным останкам и для гарантии рубанул раза три, метя в еще шевелящиеся руки и клацающую зубами голову.
Паренек опустил меч и с наслаждением вслушался в хрустальную тишину ночи. Тихо… Только ухает где-то за лиманом выпь. Тихо?! Микулка вспомнил про Тура и подхватив шест подскочил к кромке лимана. От Ярушкиного отца из воды виднелась только лохматая макушка. Паренек сунул шест в жижу и пошурудил им у исчезающей под водой головы, тут же в лунном свете прямо из воды возникли руки и судорожно ухватились за спасительную палку. Микулка напрягся и бросив на траву меч, наконец вытащил Тура на берег. Оба воина, молодой и старый, без всяких сил повалились у кромки воды, переводя дух после отчаянной борьбы за жизнь. Серебристые перистые облака, размокшие в лунном свете, расписали небо дивным узором, а они лежали и лежали, словно набираясь сил от матери-земли.
– Славно ты дрался… – похвалил Тур. – Я и за себя не уверен, что так лихо бы управился с этой тварью.
– Это у меня от страха сноровки прибавилось. – попробовал отшутиться Микулка. – Я теперь в каждом бою буду вспоминать, как ты орал в темноте. Это мне сил прибавит.
– Неужто так орал? – сконфузился старый воин.
– Так не так, а упыриный рев заглушал. Не удивлюсь, если от твоего крика окно в хате вылетело.
– Да ладно тебе… – буркнул, поднимаясь, Тур. – Видать ты в болотах никогда не тонул.
Паренек тоже поднялся, засунул в ножны поднятый в траве меч и они с Туром, поддерживая друг друга, двинулись в сторону одинокого дома.
Ветерок сонно пожевывал густую траву у колодца, а в хате ярко горели уже несколько светильников, разгоняя темноту и первобытные страхи. Тур выкатив глаза посмотрел на вышибленное вовнутрь окно, потом обалдело перевел взгляд на дверь и в конце концов вопросительно взглянул на Микулку.
– Так я что, своим криком и дверь высадил?!
Из хаты, навстречу отцу, радостно выскочила Ярушка.
– Нет, это вовсе не ты, это упыряки все изломали. Но твои вопли мы с мамкой слышали. Хорошо что ты живой, а то ведь ты обещал мне деревянную лошадку вырезать. Не забыл?
Из хаты вышла мать и все весело рассмеялись.
Микулка устал сверх всякой меры, но спалось ему плохо, хотя и такой сон прибавил свежести и сил. На рассвете они с Туром собрали рассыпанные мешки с продуктами, поставили на место дверь и паренек собрался в дорогу.
– Спасибо тебе, что дочку нашу сберег! – сказала на прощанье счастливая мать.
– Да что вы… – смутился паренек. – Она сама билась как рысь! Маленькая, а кинжалом швыряется как старый вой. Первого упыря прямо в голову поразила. Только не оставляйте ее больше одну, места тут дикие, мало ли что. Она уже большая, до ромеев дорогу выдержит, заодно и людей посмотрит, да и себя покажет. Ладно, поеду я, мир дому вашему!
– И тебе мир, молодой воин! – хлопнул паренька в плечо Тур. – Говоришь ко Владимиру едешь? Знавал я его, да и он меня помнит. Мы с его отцом печенегов у порогов бивали. Да… Если для чего понадобится, припомни ему меня. Я Тур, сотник дружины Ярославовой, меня еще Лохмачом звали.
Микулка забрался в седло, хозяева ответили на его прощальный поклон, а Ветерок, повинуясь хозяйской команде, резво поскакал на север, поднимая облачка солоноватой пыли.
Только на третий день паренек миновал насыпной вал, проехал по узкому перешейку и выехал из Таврики. Потянулась однообразная унылая степь, такая же бескрайняя, как и океан-море, только ветер гулял в прошлогодней траве, да вглядывались в полоску горизонта каменные истуканы-бабы. Все тут дышало вечностью. Микулка подумал, что и тысячу лет назад в этих местах было так же, и еще тысяча лет пройдет и ничего не изменится. Ветерок мерно переставлял ноги, бредя быстрым шагом. Бескрайность степи словно уговаривала шепотом, что спешить никуда не надо, что сколько не спеши, а так и будет тянуться вокруг голая земля. Ничего не изменишь…
Паренек тряхнул головой и пустил коня рысью, чтоб хоть немного развеять сонные мысли. Когда солнце поднялось почти до самой макушки небесного свода, стало жарко и Микулка скинул с себя полушубок, повесив его поперек седла. То тут, то там стало подниматься над землей рыхлое марево, складываясь иногда в красочные картинки далеких мест. Вон три корабля борются с неведомо где бушующим штормом, а справа в зыбком мареве виднеется песок и странные деревья с голыми стволами и пучком длинных листьев заместо верхушки. Картинок возникало все больше и больше по мере того, как солнце прогревало своими лучами засохшую землю и вскоре Микулка изумленно завертел головой, с трудом различая где явь, а где навь. Вокруг него, сменяя друг друга, возникали то сверкающие льды, то огромные стада неведомых животных с двумя хвостами, один из которых рос откуда положено, а другой, гораздо более толстый, прямо изо лба, промеж огромных ушей-лопухов. Прямо из земли росли и тут же рушились мрачные серые замки и полупрозрачные розовые дворцы, разворачивались чуть ли не в небесах жестокие сечи, рушились города, скакали на неказистых пятнистых конях странные люди, с красной кожей и перьями вместо волос. И все это великолепие нави разворачивалось почти в полной тишине, нарушаемой лишь слабым подвыванием ветра в низкой траве. Микулка почувствовал себя совсем маленьким и беззащитным среди этих гигантских картин, выписанных прямо в небесах рукой неведомого художника. До этого дня он видел миражи только раз, когда проходил тут прошлой весной, но тогда они были блеклыми и приземленными, показывали только горбатых вислогубых коней и людей в тюрбанах.
