Маррэйн застыл.
— Как ты…?
— Я слышала рассказы, конечно же. Я слышала о ее смерти, и я видела как она смотрела на тебя — только раз, когда ты был у Ашинагачи. Я завидовала ей. Смотреть так на другого, знать что… есть кто — то кто так дорог тебе… Вы были любовниками, не так ли?
— Да, но мы не были влюблены.
— Ты — может быть. Ей понравился бы ты, такой как сейчас?
— Нет.
Она кивнула и на долгое время опустилась тишина. Обычно тишина ему нравилась. Но не сейчас. Почему — то возле нее он чувствовал себя неловко, особенно — когда она молчала.
— Что ты хотела сказать? — наконец произнес он. Она взглянула на него. — Ты говоришь, что завидовала Беревайн.
— Она любила тебя. Это было так… заметно. Я хотела бы чтоб был кто — то, на кого я могла посмотреть так же. Когда я была ребенком, отец обещал что не заставит меня выйти замуж за того, кого я не люблю. Я мечтала любить, но когда… Никто не мог подумать о чем — либо кроме моего приданого. Должно быть, я самая дорогая невеста в истории. Я принесу не просто клан — но Империю.
— Шанс на Империю, и только.
— Нет. Это правда. Порой я могу… чувствовать это. Я гляжу перед собой и на миг могу видеть кого — то, человека, от голоса которого могут дрожать миры. А потом… я всегда чувствую такую злость.
— Злость?
— Кто они? Как они посмели так искалечить мою жизнь? Почему я? Что во мне такого особенного, что стоит Империи? Почему такой человек полюбит меня? Но нет — ворлонцы сказали, а мне платить за это. Пришел бы ты к Ашинагачи, не будь такого повода? Умер бы мой отец — если бы не было этого предсказания? Стал бы предателем Магатсен и лежал бы при смерти Парлонн, не будь обещано мне быть императрицей?
— Порой есть вещи которые просто — есть. — ответил Маррэйн.
— Разумеется. — прошептала она. — Вещи которые просто есть. Почему я? Скажи мне.
Ее голос был сух и тверд. Маррэйн слышал воинов, говоривших с меньшей решимостью.
— Почему я?
— Я не знаю. — услышал он свой ответ, но то была ложь. Он знал.
Потому что в ее жилах текла кровь Шингена. Потому что ее красота могла потрясти и отшельника, и душа была ей под стать. Потому что она не знала ни злобы, ни ненависти к любому живущему — даже к врагам. Потому что любой, кто будет достоин покорить ее сердце — будет достоин вести армии и посылать на смерть. Потому что любой воин будет рад умереть ради нее.
Конечно же он не сказал этого, он лишь подумал, но эти мысли беспокоили его.
— Мы не умрем здесь. — проговорила она. — Я знаю. Ворлонцы не позволят умереть дочери их пророчества.
— Ваша вера сильнее моей.
— Это не вера. — ответила она. — Не знаю, что это, но только не вера.
Несколькими минутами позже, через несколько минут спокойной, дружелюбной тишины, их сенсоры засекли корабли. Минбарские. Два тяжелых корабля, и несколько истребителей. Далеко. Возможно, достаточно далеко чтобы они могли обнаружить что — то столь же малое как флаер. Но они смогут… и скоро.
— Кто они? — спросила Дераннимер, ее голос был едва слышен. — Они пришли нам на помощь?
Маррэйн взглянул на нее, вспоминая его молчаливый договор с Парлонном, его рука мягко легла на рукоять дэчай. Это могли быть корабли Лунных Щитов или Клинков Ветра. Это могли быть корабли, захваченные Тенями или их прислужниками.
Они могли быть всем, чем угодно — кроме безопасности.
Если они доберутся до нее — для нее все закончится, быстро и без боли.
Затем их сенсоры обнаружили станцию.
* * *
«Ты убиваешь всех нас! Всех и каждого, кто остался.»
Тьма, словно одеяло, покрыла землю и небо. Мир был мертв, и вскоре будут мертвы и они. Маррэйн за его спиной придавал уверенности, но они оба лишь смертные, и вскоре один из них падет, и все закончится. Потом пришел свет и он захлебнулся кровью.
«Однажды, в конце, мы найдем друг друга. И тогда мы узнаем.»
«Конечно! Другой выбор, разумеется. Я должен буду копаться в грязи как деревенщина, или же лепить горшки для фларна. Подожди, я понял. Я буду просить милостыню на улице. Это — твой прекрасный новый мир.»
«Выслушай, наконец. Мы лгали, да, и мы лгали достаточно, но мы не лжем сейчас. Выслушай, и если ты не согласишься — можешь уйти, но только выслушай нас. Итак, ты будешь слушать? Я буду слушать.»
Жар кузнечной печи обжигает его кожу. но он не вздрогнет. Он протягивает руку и огонь охватывает ее но он выхватывает клинок из пекла — и они оба становятся сильнее чем прежде.
«Пока не исчезнет тень, пока не исчезнет вода…»
И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.
И когда на Вавилоне—4 в его ушах зазвенели голоса — и его собственный и чужие, Парлонн забыв о ране на боку вскинул свое оружие, и Маррэйн выхватил свое, встречая его.
* * *
Это место было странным и чужим, но все они, казалось, узнавали его. Дераннимер побледнела, и шептала про себя молитву. Парлонн очнулся от медитации, теперь раны меньше беспокоили его. А Маррэйн не говорил и не делал ничего, лишь смотрел.
Они пристыковались, бессильные сделать что — то иное. Звалось ли это судьбой, роком, случайностью, манипуляциями ворлонцев — было неважно. Они были здесь.
И если здесь было начало, то видения, что все они увидели, были видениями конца.
* * *
«Я живу ради Единственного. Я умру ради Единственного.»
«Ненавижу их.» Его голос был холоден и ровен, но глаза выдавали правду. «Я тоже.»
Спокойная гладь озера отражает умирающе солнце. Он стоит здесь, ожидая. Вечно ожидая ее.
«Я стою на мосту и никто не перейдет его.»
«Ты боишься? Да. Я тоже.»
Она держала ребенка на руках и смотрела в его глаза, изумленная созданию новой жизни, новых людей, нового мира.
«Здесь будет мир. Тысяча лет мира, когда минбарцы не будут убивать друг друга, когда мы снова научимся быть теми, кем мы должны быть.»
«Ты умрешь! Ты не должна этого делать! Мы все умрем, Немейн. И я должна. Я верю в него, пусть даже ему не поверит никто и никогда.»
«Так сделайте это во имя Единственного, кто придет, кто принесет смерть сокрытую в обещании новой жизни, и возрождение под маской поражения.»
«Кэтрин…»
«Я не позволю злу коснуться тебя, здесь, в моем великом доме.»
Дераннимер упала на колени, слезы покатились из ее глаз. Комната была спокойна, тиха и пуста, но сама не зная почему она плакала, горько и безнадежно — по будущему, которого еще не знала.
* * *
Видения начались почти сразу же, как они вошли в эту станцию. Дераннимер задрожала, слезы блеснули в ее прекрасных глазах, а потом она бросилась бежать, сама не зная куда.
Парлонн двинулся было за ней, но остановился, выражение бесконечного горя проступило на его лице.
Маррэйн потянулся к дэчай.
* * *
«Еще есть время.» «Время для чего? Они не простят меня за то, что я сделал. Ты это знаешь.» «Я говорю не об этом.»
«До последнего пламени чести, до последнего вздоха…»
Лишь огонь окружает его, касается его кожи не обжигая ее, жжет его душу не касаясь ее. Он был готов, наконец, умереть, когда увидел чужака.
«Ненавижу их.» Она вскинула голову, в ее глазах стояли слезы. «Я тоже.»
«Где теперь твои сны, Анла'Верэнн — вэни? Где ваша слава, ваши победы, ваши святыни? Все потеряны и развеяны по трем ветрам. Мертвы, мертвы, мертвы…»
«Сейчас я не люблю тебя. Но возможно это случится. Возможно я уже люблю тебя. Только 'возможно'? Все возможно.»
«Они мертвы. Все.» Он покрыт кровью, и часть ее — его собственная. Его мундир изодран, его взгляд пуст и тяжел. «Парлонн?» «Мертв. Все мертвы.»
Свет сияет над ним, слепя и обжигая. Он смотрит и видит страшное спокойствие на его лице, понимание и хуже всего — прощение. Протянута рука — и он кричит.
«Пусть они простят ему его выбор, потому что они, несомненно, не простят мой.»
«Ты не сказал ей правду? Всю правду?» «Нет. Должен был?» «Нет.» «Теперь ты жалеешь об этом? О том, что сделал?» «Нет. Должен?» «Нет.»
«Она красива, как ты думаешь? Откуда мне знать? Возможно.»
«Хм… вот о чем я думаю.»
И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.
