меня были такие подозрения, что этот ужас периодически будет одеваться и на уроки.
— А теперь иди и ешь, — сказала я, а сама заторопилась на рынок.
Я уже капитально опоздала и чувствовала, что Рафик будет сильно не доволен. После вчерашнего я и не сомневалась, что моя карьера повисла на волоске.
Поэтому из подъезда выскочила как заполошная и заторопилась на базар.
— Любовь Васильевна! — послышалось откуда-то сбоку.
Я оглянулась. Так и есть — Алексей Петрович, собственной персоной. Ты гля какой, даже из машины выскочил. Я невольно хмыкнула, постаравшись, не показать всю палитру скепсиса на лице.
И вспомнила утреннее происшествие:
— Спасибо вам, милая девочка! — сказал спасённый дедуля дрожащим от волнения голосом, — если бы не вы, я бы тогда точно умер.
— Рада, что у вас сейчас всё хорошо. Выздоравливайте, — с улыбкой ответила я и прошла к выходу, даже не взглянув на бывшего шефа.
Тот вскинулся, хотел что-то сказать, но я демонстративно не обратила внимания и вышла. Видеть его потрясённое лицо было приятно. Так тебе! Получай пинок в карму, скотина! Хотя такие вот люди не особо заморачиваются моральными терзаниями. Как говорится, им «плюнь в глаза — скажут божья роса».
И теперь он шел ко мне с целью поговорить и я поняла, что так я точно опоздаю.
— Любовь Васильевна! — прижал руки к груди Алексей Петрович. — Я хотел поблагодарить…
Он взглянул на моё вытянутое в скепсисе лицо и сбился с мысли.
— Я хотел извиниться…
— Так поблагодарить или извиниться? — едко уточнила я и ещё более едко добавила, — да не беспокойтесь вы так, Алексей Петрович, вашему дедуле я ничего не скажу. А теперь пропустите, спешу. Некогда мне.
— Любовь Васильевна! Подождите! — всплеснул руками Алексей Петрович. — Вы спасли жизнь моего отца. А я вам тогда не поверил… и мне так неудобно…
— Ага, и наговорили кучу гадостей и уволили с работы! — припечатала я мстительно.
Ну а что, получай фашист гранату, раз так. Кто сказал, что воспитывать нужно только детей?
— Любовь Васильевна! — Алексей Петрович чуть не плакал. — Простите меня, пожалуйста. Я ошибся тогда! В основном дворники — это полумаргинальные элементы, регулярно закладывают за воротник, доверия им нет никакого! Вот я и пустил вас под одну гребёнку.
— Полумаргинальные элементы, говорите? А ничего, что писатель Платонов тоже был дворником? И певец Пенкин? — вспомнила Семёна я, — четыре октавы! А Виктор Цой был кочегаром. Знаете, вот не надо мерять всё по общепринятым шаблонам, Алексей Петрович. Не всё всегда то, чем кажется.
— Но…
— Вы же тоже научный сотрудник, если я не ошибаюсь, — едко проговорила я, безжалостно растаптывая его самоощенку, — а глядя на то, что вы работаете в ЖЭКе, кто-нибудь да и подумает, что и вы — какой-нибудь полуразложившийся люмпен.
Алексей Петрович дёрнулся от моих слов, как от пощёчины. Но мне было ещё маловато. Низвергнутого с пьедестала руководителя следовало добить, раз сам рухнул.
— А извинений мне от вас не надо, — одними губами обозначила улыбку я, — был бы это чужой старик, вы бы даже не пошевелились. Только о себе все мысли, Алексей Петрович. А я этого не приемлю. Претит мне такое мировоззрение. Адью.
Я бросила взгляд на часы и припустила на базар. Капец мне будет. Рафик меня точно убьет.
Не убил.
Точнее его не было. Рафика в смысле не было.
— Где ты ходишь⁈ — напустилась на меня Гала, — я за двоих не успеваю, ты гля сколько народу!
Покупателей и вправду было много. И бедная Гала металась между двумя прилавками, моим и своим, успевая объяснять, расхваливать товар, давать пробовать, взвешивать и отсчитывать сдачу.
— Спасибо, — сказала я ей, одновременно накладывая лук какому-то дотошному дедку, который практически обнюхал каждую луковицу.
— Свои люди, сочтёмся, — белозубо улыбнулась Гала.
Была это женщина лет тридцати пяти — сорока, уже потерявшая ту милую девичью упругость, которая так привлекает мужчин. Но миловидность личика пока ещё оставалась. А вот лишние килограммы она старательно прятала под балахонистой одеждой.
Я продолжала отпускать товар, пока поток людей постепенно не иссяк.
— Вот это капец! — утирая испарину со лба, устало улыбнулась Гала, — словно кто-то торбу раскрыл.
— Да, что-то многовато их сегодня, — кивнула я, — как думаешь, почему вдруг?
— Может по радио какие новости были? А мы и не знаем. Напугали опять народ, вот все и кинулись продуктами запасаться.
— Надо бы и себе запасы пополнить, — задумалась я.
— А ты у меня творожок вон бери, — кивнула на остатки товаров Гала, — и сметана еще осталась. И масло коровье. А вот молока больше нет.
— А ты овощей тогда возьми, — предложила я.
Мы купили друг у друга продуктов, очень удобно.
— Любовь Васильевна! — меня догонял на автомобиле Алексей Петрович. Он открыл окно и одновременно рулил, и пытался выглянуть из окна.
— Алексей Петрович, — отрезала я, вы сейчас создаете аварийноопасную ситуацию. Продолжайте движение нормально.
— Нам нужно поговорить! — заявил Алексей Петрович.
— Мне уж точно не нужно, — отрезала я, — всё, что нужно было, мы с вами уже друг другу высказали.
— Любовь Васильевна! — мы-таки с вами поговорим, чего бы мне это не стоило! — упёрся Алексей Петрович.
— Флаг вам в руки! — хохотнула я и вильнула в переулочек.
Сзади засигналили машины — движение там было одностороннее.
Я прошла сквозь переулок и вышла на другой, параллельной улице (там, где было здание бывшего «Универмага» с агентством по трудоустройству населения).
Путь мой пролегал в универмаг. Там, на втором этаже находилась каморка потомственной колдуньи и ясновидящей. Нет,
