Контрабандист от избытка эмоций взмахнул руками, словно возносил хвалу небу. Остальные молчали, ждали, что он скажет дальше.
– Не зря ты, хлопец, в бурсе штаны протирал. Приставай ко мне! На кой ляд тебе возле кормила всю жизнь торчать с такой светлой головой? Глянь на своего наставника – голь перекатная. А ведь лучший кормщик на всем Днепре! У меня же будешь, как сыр в масле кататься. Если и остальные советы не хуже давать сможешь. Хоть изредка…
От такого предложения отказываться надо аргументированно и тактично. Даже несмотря на то, что оно сделано в шутку… Люди вроде Черноты отказов не признают. И обиду помнят. Случай с Вороном лучший тому пример. Атаман разбойников тот еще лиходей, но вряд ли он рубит пальцы шутки ради.
– Спасибо. С удовольствием… Вот только чуток на мир погляжу и тогда осяду здесь. Я же только-только из семинарских стен сбежал. Девки живой не то что не мял, голой не видел.
Олеся тихонько охнула, но ее заглушил кашель Полупуда и чихание Типуна.
Чернота удивленно посмотрел на обоих, потом, видимо, вспомнил, что в тюках, и усмехнулся.
– Правду говоришь… Нельзя жеребенка холостить. Только из отгулявшего свое жеребца хороший мерин получится. Хоть под седло, хоть в хомут.
Потом шагнул порывисто и протянул руку.
– Люб ты мне… Беспрозванный. Дай руку… – И когда я протянул свою, крепко пожал, аж косточки захрустели. – Дважды не говорю… Имеешь во мне доброго знакомца. Случится нужда – вали прямиком в дверь. Чем смогу, тем и помогу. Услышал? И это от чистого сердца. Отдавать не придется.
– Спасибо, пан Чернота. Я еще, если позволите, пару своих соображений о замысле Ворона добавлю.
– Да, да, говори… – оживился главарь контрабандистов.
– Продать такой товар трудно, но можно, если дорого не ломить… Но Ворону не только это надо. Я случайно слышал, что у атамана в Кременце заказали большую партию воловьих шкур. И если бы кто посулил ему сразу и одно, и другое. Да так, чтобы без проволочек. Чтобы в один день или за ночь обернуться… Думаю, от такого предложения атаман нипочем не откажется!
– Зух![27]– Чернота так от души хлопнул меня по плечу, что если б Полупуд не стоял рядом, свалил бы с ног. Плечо мигом одеревенело, так что аж рука повисла. Хорошо, тюк другой держал. Что за дурацкая привычка у людей? Так и норовят калекой сделать. – Нет, парень. Чтоб мне смолы горячей напиться еще до того, как попаду в ад, если о тебе вскорости повсюду не услышат. Решено… Как в город войдем, первым делом сведу я вас с кожевниками. Заодно и сам узнаю, сколько у них сейчас товару на продажу имеется. Если мало, то пока вы к Ворону вернетесь и обратно – подвезу еще…
Сгоряча Чернота, видать, позабыл, что лихой атаман ему совсем не для гешефта нужен.
Впрочем, откуда мне знать, какие именно претензии «рыбак» собирается Ворону предъявить? Может, выгодная торговля как раз все и окупит? Не наше это дело. А вот быстрый и легальный подход к торговцам кожей – среди которых должен быть и тот самый Ибрагим, которому Ворон вез ключ, за это спасибо. Авось, в самом деле когда-нибудь сочтемся.
И если Чернотой движет жажда мести, то известие о смерти врага будет вполне способно нас примирить. Если правда все же всплывет наружу.
Очень высокий, но явно мужской голос что-то громко прокричал на незнакомом мне языке откуда-то сверху.
– Это еще что такое? – я не сдержал удивления.
– Муэдзин… – объяснила Олеся. – Призывает басурман на утреннюю молитву. Это у них вместо колокольного звона.
– Вовремя… – не в ответ на мой вопрос, но тоже в тему произнес Чернота. – Пока дошагаем, как раз стражники совершат намаз, и ворота в Среднем городе откроются.
Крепость Кызы-Кермен турки – или кто-то другой еще раньше, до них – построили на совесть. Даже отсюда можно было разглядеть три оборонных рубежа.
Центральный… Сама крепость с донжоном, возвышающаяся над всей местностью, отдельно стоящая на скале прямо над Днепром. От нее, будто навстречу солнцу, расходились два полукруга. Один – поуже и очерченный такими же внушительными каменными стенами – территория Среднего города. Второй – гораздо ниже, отсекающий кусок территории попросторнее – земляные валы Нижнего города, а за ними, еще ниже и уже ничем не сдерживаемый – сам Пригород.
Впечатляет. Ничего не скажешь. Если вернусь домой, обязательно надо будет пройтись по местам, так сказать, собственной «боевой славы». Интересно, как все это выглядит те-перь?[28] Крепость, небось, снесли за ненадобностью или разбомбили в войну. А освободившуюся площадь застроили экономными хрущевскими пятиэтажками, которые без чердаков и подвалов. Если город большой. А если не очень, то вполне могли и обойтись типовыми двухэтажными, четырехквартирными домами. Но это там… в далеком будущем, а сейчас передо мною распростерся мощный город-крепость. О стены которого наверняка сломала зубы не одна армия. И еще сломает…
Одна только деталь портила общую картину… Несколько человек, привязанных к столбам, вкопанным вдоль дороги, почти у самого предместья…
Они стояли или сидели на карачках, безучастно свесив головы, распространяя тяжелый, смрадный дух. А наглое воронье так и норовило усесться бедолагам на головы. С карканьем перелетая от одного столба к другому или вздымаясь вверх и кружа там, словно над падалью.
Я уже открыл было рот спросить, почему приговоренных никто не отвяжет, если до города больше версты, а стражников даже не видно, когда понял, что в их позах мне не понравилось. Эти люди не были привязаны к колам, а насажены на них. Вот и не снимал никто… Помочь все равно уже нельзя. Не со здешним уровнем медицины.
– Кто это? За что их?.. – не удержался все же.
– Это одному Богу известно, – развел руками Чернота. – Может, казаков поймали… А, может, в недобрый час басурманам просто под руку подвернулись. Искандер-паша любит напоминать людям о всемогуществе Порты.
В это время один из мучеников застонал и открыл глаза.
От неожиданности я аж шарахнулся, потом сбросил тюк и бросился к несчастному… Вернее, сделал попытку. Не успевая схватить меня, Василий сделал подножку, и только потом – поднял с пыли и с силой встряхнул.
– Совсем ум потерял, дурень? Ему уже ничем не помочь, а самого стражники заприметят. Думаешь, почему тут никого нет? Со стены смотрят и всё примечают. И те, кто чересчур сердобольный – на их место встанут.
– Но…
– Помалкивай, тебе говорят. Бери тюк и шагай дальше…
– Василий! Мы же люди! Нельзя так… Хоть напиться ему дайте.
Казаки и контрабандист переглянулись и сочувственно покивали.
– Да… Теперь и сам вижу… блаженный. Смотри, товарищ твой, хоть и моложе годами, а соображает: что если остальным ночью милосердие кто-то оказал и перерезал горло, а этого оставили умирать, значит – заслужил мучения… А дать напиться – только продлить агонию…
