— Все верно, — уныло произнес Эллери, — но теперь...
— Нет, неверно, — негромко сказал Нокс, — потому что третий там был. И я могу это доказать без умозаключений, сразу.
— Что такое? — Голова Эллери подскочила вверх, словно на пружине. — Как это, сэр? Был третий? И вы можете доказать? Откуда вы знаете?
Нокс рассмеялся.
— Да уж знаю, — сказал он. — Этим третьим был я!
Спустя годы, возвращаясь памятью к тому моменту, Эллери Квин заметил грустно:
— Наступление своей зрелости я датирую откровением Нокса. Это полностью изменило мое представление о себе самом и своих способностях.
Вся искусная конструкция его рассуждений, обрисованная столь многоречиво, рухнула и разбилась в куски у его ног. Наверное, это событие не стало бы такой катастрофой для его «эго», не явись оно в паре с крепким ударом по самолюбию. Ведь он был так «проницателен». Так хитроумен и тонок... Само явление августейшего присутствия Нокса, первоначально вдохновившее его на это шоу, обернулось теперь другой стороной, чтобы обжечь ему лицо огнем стыда.
Его ум неистово трудился, пытаясь подавить сопротивление фактов, пытаясь забыть, каким самодовольным, глупым юнцом он себя выставил. Паника накатывала мелкими волнами, размывая ясность мысли. Но одно он знал — над Ноксом надо поработать. Это его экстраординарное заявление. Нокс был третьим. Дело против Халкиса, основанное на чайной посуде и третьем участнике, превращено в руины... А слепота! Неужели и этот вывод тоже был сделан из ничего? Нужно вернуться, найти другое объяснение...
К счастью, об Эллери забыли — как он сидит там, съежившись в кресле. Градом возбужденных вопросов инспектор держал внимание великого человека. Что произошло в тот вечер? Как Нокс оказался в компании Гримшоу? Что все это значит?
Нокс объяснял, устремив тяжелый, оценивающий взгляд на инспектора и Сэмпсона.
Года три назад Халкис сделал Ноксу, одному из лучших своих клиентов, странное предложение. Халкис утверждал, что владеет почти бесценной картиной, которую хотел бы продать Ноксу при условии, что тот обещает никогда ее не выставлять. Необычное требование! Нокс вел себя осторожно. Что за картина? И зачем такая таинственность? Халкис был с ним, по всей видимости, честен. Эта картина, сказал он, принадлежала музею Виктории в Лондоне. Музей оценил ее в миллион долларов...
— Миллион долларов, мистер Нокс? — переспросил окружной прокурор. — Я плохо разбираюсь в произведениях искусства, но должен сказать, что это баснословная сумма даже для шедевра.
Нокс улыбнулся:
— Но не для этого шедевра, Сэмпсон. Это Леонардо.
— Леонардо да Винчи?
— Да.
— Но я думал, что все его великие картины...
— Эту работу несколько лет назад обнаружили сотрудники музея Виктории. Выполненная маслом в начале шестнадцатого века деталь незавершенной фрески, которую Леонардо должен был писать для зала Палаццо Веккьо во Флоренции. История ее создания довольно длинна, и я не буду сейчас вдаваться в подробности. Бесценная находка музея называется «Деталь «Битвы за знамя». Миллион за нового Леонардо, уж поверьте мне, — это дешево.
— Продолжайте, сэр.
— Естественно, мне хотелось знать, как Халкис подцепил картину. Я не слышал, чтобы ее выставляли на продажу. Халкис был уклончив, привел меня к мысли, что действует как агент музея в Америке. Музей не хочет огласки, сказал он, поскольку британцы поднимут бурю протестов, если раскроется, что картина покинула страну. Это действительно прекрасная вещь. Он еще уступил. И я не смог устоять и купил ее за семьсот пятьдесят тысяч, очень выгодно.
Инспектор кивнул:
— Мне кажется, я понимаю, что произошло дальше.
— Да. Неделю назад, в пятницу, ко мне явился человек, назвавшийся Альбертом Гримшоу. Обычно человек с улицы ко мне войти не может, но он прислал мне записку со словами «Битва за знамя», и мне пришлось с ним встретиться. Маленький, смуглый, с крысиными глазками. Хитрый, практичный, торгуется жестко. Он рассказал удивительную историю. Суть в том, что это Леонардо, которого я приобрел у Халкиса на полном доверии, музей вообще не предполагал продавать. Картина была похищена из музея пять лет назад. И похитителем был Гримшоу, он этого и не стеснялся.
Окружной прокурор Сэмпсон слушал чрезвычайно сосредоточенно, инспектор и Пеппер подались вперед. Эллери тоже не шелохнулся, даже смотрел на Нокса, не мигая.
Нокс продолжал рассказ — без спешки, невозмутимо и точно. Гримшоу, который под именем Грэм работал в музее Виктории смотрителем, ухитрился пять лет назад выкрасть Леонардо и бежать в США. Дерзкое похищение обнаружилось после того, как Гримшоу покинул Англию. В Нью-Йорке он пришел к Халкису, чтобы тайно продать картину. Халкис был честным торговцем, но, как страстный ценитель искусства, жаждал завладеть одним из величайших шедевров в мире и не смог устоять перед соблазном. Он хотел приобрести картину для себя, и Гримшоу согласился ее продать за полмиллиона долларов. Прежде чем Халкис смог заплатить, Гримшоу был арестован в Нью-Йорке по старому обвинению в подлоге и сел в Синг-Синг на пять лет. Тем временем, примерно года через два, Халкис из-за неудачного вложения капитала потерял значительную часть оборотных средств и отчаянно нуждался в наличных. Вот тогда-то он и предложил картину Ноксу, как уже упоминалось, за три четверти миллиона долларов. Нокс купил картину, основываясь на фиктивной истории Халкиса и в полном неведении, что картина была похищена.
— На прошлой неделе, во вторник, Гримшоу освободился из Синг-Синг, и его первой мыслью было получить полмиллиона, которые ему остался должен Халкис. В четверг вечером, — продолжал Нокс, — он мне сказал, что уже побывал у Халкиса и просил заплатить долг. Халкис, у которого финансовые дела шли, наверное, так же плохо, заявил, что денег у него нет. Тогда Гримшоу потребовал картину! В конце концов Халкис был вынужден признаться, что перепродал ее мне. Гримшоу пригрозил Халкису, сказал, что убьет его, если не получит денег, а на следующий день вот явился ко мне.
Цель Гримшоу была понятна. Он хотел, чтобы я заплатил полмиллиона, которые ему был должен Халкис. И естественно, получил отказ. Гримшоу стал мне угрожать и пообещал, что если я не заплачу, то все узнают, что незаконно владею похищенным Леонардо. Я основательно рассердился. — Челюсти Нокса щелкнули, как капкан, серые глаза полыхнули холодным огнем. — Я был зол на Халкиса за то, что он меня обманул и поставил в такое кошмарное положение. Я позвонил ему и договорился о встрече с ним для себя и Гримшоу. На тот же самый вечер — в пятницу. Дело было темное, и я хотел защититься. Расстроенный Халкис по телефону обещал, что всех отошлет, а его секретарь мисс Бретт, которая ничего не знает об этом деле и умеет быть сдержанной, впустит меня и Гримшоу в дом. Я не желал никаких случайностей в этом грязном деле. В тот же вечер мы с Гримшоу пришли к Халкису домой. Нас впустила мисс Бретт. Халкис оказался в кабинете один, и мы поговорили без обиняков.
