С бутербродами и бутылкой, если приспичит по маленькой? Не исключено.
Другой вариант, наблюдатель появляется с соседнего балкона. Перегородки тут узкие. Встал ногой на перила, ногу закинул, и уже там.
Свешиваюсь с левой стороны и заглядываю на балкон. Там вижу достаточно несложное приспособление. Электрический удлинитель и сразу несколько проводов со штекерами.
Каждый штекер подписан: «П», «Р», «Т» и так далее. Что означают эти буквы — не знаю, но догадываюсь. Похоже на какой-то примитивный пульт управления, причём длины шнура вполне хватит, чтобы затянуть его с соседнего балкона на адмиральский.
Решаю на этом прекратить свою самодеятельность. Неизвестно, кто живёт в соседнем номере и сидит ли он сейчас в ресторане вместе с остальными, или решил не светить свою физиономию и остался внутри. Фактов для размышлений мне уже достаточно.
На следующий день все первые раздачи я трачу на то, чтобы понять сигнальную систему шулеров. Звуков в их распоряжении не так много, и я пытаюсь сопоставить болтовню телевизора, песни по радио и рёв пылесоса с конкретным раскладом у меня на руках.
Сначала я думаю, что они передают раскладку по мастям, потом количество потенциальных взяток, но в итоге выявляю следующую закономерность.
При «слабой» руке, подходящей для распасовки, включается пылесос. Если же, распасовка для меня опасна, но и для уверенной игры карты слабые, врубается радио. Именно на звуках радио, меня «вгоняли в распасы».
Телевизор говорит о сильной карте, с ним я легко беру заявленное. А фен, который гудит слабее пылесоса и на другой тональности, подаёт сигнал опасности. Он означает, что я занижаю заявку, и могу посадить, если против меня будут вистовать.
Самое любопытное, что человек, который наблюдает за картами, должен знать игру даже лучше «Адмирала», чтобы не просто семафорить, а давать годные советы.
Как только в голове у меня выстраивается эта система, мы с Аллочкой разыгрываем ссору. В коридоре я даю ей наставления, причём мои сигналы куда проще.
Я просто кладу с левого края карту определённый масти, в зависимости от которой надо включить нужный электроприбор.
Пики — пылесос
Буби — телевизор
Крести — фен
Черви — радио
После чего Аллочка, вместе с Игорем навещает соседний номер. Того, кто там находился, я до сих пор не видел и не знаю, но по плану его требуется аккуратно упаковать и заткнуть ему рот, чтобы взять управление в свои руки.
Алла, как самая спортивная из этой пары перелезает на наш балкон и продолжает наблюдение. Теперь мои соперники по-прежнему играют, подчиняясь советам, только сигналы подаю я. Здорово, правда?
Видимо, схема раньше не давала осечек, так что только после позорного мизера жулики замечают неладное. Но к тому моменту я успеваю нагрузить их по самые брови. Финита!
* * *
Пулю мы закрываем быстро. В соседнем номере воцаряется тишина, никто не отвлекает. Играют они скучно, без искорки, без куража, понимая, что проигрыш придётся отдавать.
По итогам вся троица, их сговора уже никто не скрывает, оказывается должна мне шестьдесят семь тысяч советских рублей. У Игорька глаза лезут на лоб, но он мужественно молчит.
Проиграв, «Адмирал» бросает всю свою вальяжность и напускные ужимки. Из под маски выглядывает настоящее лицо.
— На понт взял, — делает вывод он, — у своих крысить не по понятиям.
— Я не ваш, — усмехаюсь, — я сам по себе. А то, что продул ты, так играть надо лучше. Или ты отыграться просишь? Так я вот он я, никуда не ухожу.
— Не буду отыгрываться, — прикидывает «Адмирал», — чего ты хочешь?
— Глупый вопрос. Деньги, конечно.
— У меня столько нет.
— Ты здесь не первый день играешь, и не только со мной.
— А здесь что по-твоему? Ленинградский монетный двор⁈ — скалится шулер, напоминая в этот момент попавшего в капкан волка, — Для советских тружеников и пятихатка — великие деньги.
— Сколько есть наличными? — спрашиваю.
— Семнадцать тысяч.
Хрен его знает, врёт или нет. С точки зрения выигрыша сумма скромная, для обычного человека — колоссальная. До самой пенсии столько не заработать.
— Расписку Мухи, давай.
— Разболтал значит, сучёнок.
— Конечно, — говорю, — и остальные, сколько есть, тоже давай. Приму в зачёт долга.
Расписок оказывается три. Самая крупная от Владимира Мухина на двадцать тысяч. Ещё некий Константин Глебычев задолжал жуликам семь тысяч, а Семён Прядко — автомобиль Газ-21. Забираю обе, чтобы потом вернуть владельцам.
Сходимся с «Адмиралом» на трёх расписках и семнадцати тысячах рублей, после чего я подтверждаю, что больше претензий к этой гоп-компании не имею.
Уже на выходе, седой кричит мне в спину.
— Передай Юре, что я с тобой расплатился по-честному, и что завтра мы уезжаем.
Молча хмыкаю себе под нос. Я понимаю, о ком идёт речь.
* * *
— Я чуть не свалилась, — жалуется Алла, — мне босоножки снимать пришлось! И юбку задирать! Небось вся улица видела мой зад!
— Уверен, что зрители были в восторге, — говорю, — твой зад, это настоящая достопримечательность. Да что там, культурное достояние Ялты!
Игорёк густо краснеет
— Тебе плевать, да? — Алла надувает губы, и тут же забывает про свою обиду, — много выиграл? Сколько?
— Очень много! — борец рад сменить тему, — целых…
— Тихо, — прерываю его, — всему своё время.
— Ты моё забрал? — влезает Муха, — отдали⁈
— А куда мы идём⁈ — не успокаивается Аллочка.
— Праздновать, конечно, — отвечаю, — но сначала на почту.
Мы заходим уже в знакомое мне почтовое отделение, где занимаем стол, на котором посетители могут написать адрес на конверте или заполнить бланк телеграммы и я делю трофеи.
Мухе возвращаю его расписку, которую он немедленно рвёт на мельчайшие кусочки. Алла и Игорь получают по тысяче рублей. Деньги огромные и глазки девушки тут же загораются жадностью, а Игорёк просто хлопает ими, никогда не видевший за раз такую кучу денег.
— Положи на книжку, — советую ему, — иначе улетят, не заметишь как.
Борец кивает, но видно, что он уже готовится любоваться тем, как они «улетят», благо мест, чтобы спустить капиталы в Ялте достаточно.
Также демонстративно отсчитываю тысячу себе, на «оперативные расходы», а всё остальное, около 14 тысяч рублей отправляю почтовым переводом в детский дом в Пскове. Тот самый, про который мне подсказал налётчик с сиплым голосом. А может, и не в тот. Главное, на полезное дело деньги пойдут.
Нарочно делаю это при всех, чтобы в голову моим компаньонам не лезли дурные мысли, насчёт того, где я деньги спрячу, и как их у меня в случае чего «вытащить». «Золотая лихорадка», штука скверная и лечить её надо на корню.
— Ну а теперь, отмечать! — провозглашаю я, и мы вчетвером идём в «Тавриду», всё туда же на Набережную.
Душа требует праздника, не клоунского, игрового, который мы закатили с Аллой вчера, а именно расслабления после чудовищного стресса. Это со стороны могло показаться, что я не нервничал, на самом деле ого-го как.
Ресторан дорогой, с претензией на элитарность. Оркестр играет джаз. Мы поднимаем бокалы «за успех» и «за новые начинания». Затем Муха от облегчения, что вернул свою жилплощадь, переходит на крепкое. Никто ему не мешает и не осуждает. Игорёк увлекается закусками.
Мы с Аллой несколько раз выходим танцевать, делает это она умело и с удовольствием, да и я стараюсь не отставать, хотя за годы колясочной жизни и подзабыл, как это правильно делается.
После компания сама собой рассасывается. Игорёк берётся довести Муху до номера и «навалять любому по пути, если чё». А мы с Аллой долго стоим у каменного парапета, слушая почти невидимые в темноте волны и вдыхая их запах.
* * *
Старший следователь Симферопольского ГУВД Виктор Болотин терпеть не мог гостиницы. Нет в них ни бдительных пенсионерок, ни забивающих во дворе «козла» мужичков, ни молодых мамаш с колясками, часами кружащих возле подъездов.
Сплошное безразличие к окружающим. В соседнем номере убивать будут, никто не почешется. Что, собственно, и произошло.
— Отпечатки взяли? — переспросил он у молодого очкастого криминалиста, просто чтобы с чего-то начать беседу.
— Где? — вздохнул тот. — Тут двор проходной.
— Чашки, стаканы, личные вещи… что я тебя учить буду? — разозлился Болотин и прошёл дальше в номер. — Все здесь?
— Ещё один в соседнем номере, и двое этажом ниже, — сообщил коренастый, усатый опер, подглядывая в блокнот, — мужик и баба, возможно, семейная пара.
— Возможно? — удивился следователь.
— По документам, да, — объяснил опер, но документы у всех липовые. — Этим все шестеро друг с дружкой связываются в одну группу. Ну и гостиничные говорят, что их видели
