жизни какие бывают удобрения, — соединения, содержащие азот, фосфор, калий. То, что нужно для лучшего роста растений.
— Интересные у вас познания в агротехнической сфере, Николай Павлович, — удивленно вздернул брови Киселев. — Никогда от таких исследований не слышал.
— Ну как же, Павел Дмитриевич, — я повернулся к генералу. — Та же селитра — известное азотосодержащее удобрение.
— Хе-хе, ну вы скажете тоже, селитра, — аж подавился воздухом мой собеседник. — По тем ценам, по которым ее завозит к нам англичане, разбрасывать ценный продукт по полям было бы, пожалуй, слишком расточительно. Боюсь хороший урожай не отобьет и десятой стоимости индийской селитры.
— И то правда, — вынужден был согласиться я. — Хоть самому бери корабль и снаряжай его в Чили.
— В Чили? — Переспросил Киселёв. — Это же в Испанской Америке? Одна из бунтующих колоний? А что там?
— Ну как же, — задумавшись я не обратил внимание на вопрос генерала и потому ответил несколько неосторожно. — Самые большие в мире запасы селитры. В пустыне Намиб. Нет стоп, отставить. Намиб — это в Африке, а в Чили — Атакама.
— По правде говоря, первый раз слышу и про пустыню Атакаму и про залежи селитры в ней.
— Да? — Настало время уже удивляться мне. — Не может быть!
Меня мгновенно пробило на истерический смех, я присел на корточки, обхватил голову руками и смеялся, не имея возможности остановиться. Десять лет! Десять лет возни со всякой взрывающейся химией! Сотни тысяч рублей, угробленных на закупку дорогущей селитры, монопольно завозимой англичанами. Отсутствие возможности наладить полноценное промышленное производство пироксилина и нитроглицерина по причине нехватки сырья. Как⁈ Как я мог за это время ни разу не поинтересоваться откуда островитяне берут свою селитру, и как они стали монополистами? Почему мне не пришло в голову копнуть этот вопрос на полсантиметра глубже?
— Ваше императорское высочество, с вами все в порядке? — Киселев явно был обеспокоен странным поведением наследника трона. Егеря мои при этом, что характерно, на эксцентричное поведение шефа внимания не обратили. Привыкли ко всякому.
— Все нормально, Павел Дмитриевич, — немного отсмеявшись ответил я. — Просто… Нельзя объять необъятное, к сожалению.
— Это да… — Генерал, совершенно выбитый из колеи, немного нервно почесал бакенбарды. — Давайте продолжим осмотр?
— Ведите, мой Вергилий, — Киселев видимо не понял отсылки, но послушно двинул дальше.
В целом проект «совхоза» выглядел весьма симпатично. Было видно, что генерал не просто на коленке слепил что попало, а действительно постарался продумать все аспекты и заранее предвидеть возможные подводные камни. Вероятно, я сам бы не смог сделать лучше.
— Попробуйте найти архитектора, — когда мы уже закончили, все осмотрели, пообщались с местными, и садились в карету чтобы возвращаться обратно настало время для моих советов. — Что бы создать проект стандартного здания, в котором будет располагаться школа и фельдшерский пункт одновременно. Там же должен и персонал жить. Много работников выделить мы все равно не сможем, вряд ли будет больше одного учителя и одного фельдшера. Если досконально продумать и само здание, и его наполнение, можно изрядно сэкономить.
— Интересная мысль, — задумчиво кивнул Киселев. — Эдакий культурный центр села. Символ улучшения жизни простого мужика. Мне нравится, я займусь.
Как показала дальнейшая практика, не смотря на все проблемы организация подобных опытных образцовых хозяйств имела не только социальное, но и экономическое значение. Спустя пару лет хозяйство в Долговке удалось вывести на самообеспечение — к тому времени население села увеличилось до двухсот пятидесяти дворов — а потом предприятие стало постепенно приносить и стабильную прибыль. Этому, кстати, способствовала и моя просветительская деятельность: в течении 1819–1823 года во всех моих периодических изданиях регулярно выходили статьи, заметки, очерки и даже стихотворения, посвящённые картофелю. Информационная обработка шла из всех орудий: начиная от экономических выкладок с цифрами урожайности и сравнения себестоимости различных культур и заканчивая кулинарными рецептами из картофеля.
Более того, через Долговку впоследствии прошла не одна тысяча переселенцев, отправившихся дальше на свободные земли за Волгой и Уралом. Здесь людей учили правильному хозяйствованию, применению сельхозтехники, использованию удобрений, показывали радости жизни с доступным образованием, медициной и культурой, после чего отправляли на восток осваивать в подобном ключе новые просторы необъятной страны.
Ну а уже начиная со второй половины 1820-х годов данный эксперимент — признанный успешным — начал активно масштабироваться и распространяться на другие селения относящиеся в первую очередь к удельному ведомству. Далеко не всегда трансформация способов хозяйствования проходила гладко, однако уже к концу 1820-х годов подобных «совхозов» — имея ввиду совместное владение землей и всеми остальными средствами производства одновременно императором и работающими там же крестьянами — в северо-западных губерниях страны насчитывалось уже больше трехсот штук.
И конечно в немалой части показателем успеха стало то, что передовые методы хозяйствования, внедряемые на кабинетских землях, начали потихоньку перенимать и кое-кто из дворян-помещиков. Из тех кто вообще хоть как-то занимался хозяйством, а не только прогуливал оставшееся от предков наследство, конечно. К сожалению таких было подавляющее меньшинство, что еще раз говорило о вырождении дворянской элиты империи и необходимости вливания в нее свежей крови. Впрочем подобные глубокие умозаключения пока были распространены в высшем свете достаточно скупо, поэтому и я свои мысли в основном держал при себе. На всякий случай, дабы чего не вышло…
Остаток девятнадцатого года прошел без особых приключений или потрясений. Отправили Лазарева на поиск Антарктиды на этот раз в одиночку без Беллинсгаузена: тот к этому времени уже окончательно превратился в отбитого морского волка — грозу северной части Тихого океана. Еще одну экспедицию — эту я уже снарядил на свои деньги — отправили к западному побережью Южной Америки в поисках драгоценного чилийского сырья.
Чили к этому времени все еще была провинцией Испании, дела у тамошних революционеров шли откровенно не очень хорошо. На сколько я помнил из той истории, большинство колоний Испании к началу 20-х годов уже должны были отделиться окончательно — хоть может что-то и путаю, — но тут у них до этого было еще очень далеко. Возможно, изменение хода истории было связано с нашими поставками вооружения Испании — тысяч сто устаревших кремневых ружей мы туда уже сплавили за прошедшие несколько лет — а может причина была в чем-то другом. Может быть Англичане в этот раз оказались сильнее заняты войной с Наполеоном, или Фердинанд после потери Каталонии стал крепче закручивать гайки, выдавливая из страны большее количество отчаянных парней. В любом случае дело Симона Боливара пока было очень далеко от завершения.
Не смотря на затык с организацией собственного инвестиционного банка, в мою копилочку продолжали падать интересные и перспективные проекты.
Кое-кто, например, Петр Иванович Прокопович, обращались ко мне лично. Оказалось, что этот интересный, смахивающий толи на Гоголя то ли на Лукашенко, изобретатель и пчеловод собрал первый в мире рамочный улей и горел желанием наладить производство своей новинки. Желание, с какой стороны ни посмотри, похвальное, вот только денег у отставного армейского поручика на это не было совершенно. Он попытался было пойти официальным путем, но… Где власть предержащие, а где энтузиаст-пчеловод, носящийся по столице с каким-то деревянным ящиком. Вот только я знал, что в будущем во всем мире будут пользоваться именно подобного рода ульями для производства товарного меда. Ради справедливости, нужно сказать, что над конструкцией Прокоповича пришлось еще дополнительно поработать, для удобства пользования, а потом хорошенько отрекламировать. В общем, как обычно — без хорошего маркетинга ничего нельзя продать, даже если это очень нужная и полезная в хозяйстве вещь.
Другие изобретения приходилось вырывать из рук жадных изобретателей чуть ли не силой. Так, например, получилось с лущильным станком изобретенным профессором Фишером, благодаря которому открывались возможности для массового производства фанеры. Увидев мою заинтересованность, изобретатель поначалу наотрез отказался не только продавать привилегию, но и вовсе хоть как-то сотрудничать. Видимо посчитал, что сам способен наладить производство полезного и востребованного продукта. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы доказать тот очевидный факт, что иметь в компаньонах наследника престола в Российской империи, да еще и способного профинансировать создание с нуля полноценного завода, а также обеспечить спрос, гораздо приятнее, чем не иметь. Или еще хуже — иметь наследника престола в конкурентах.
В общем — стандартные
