Догнали. Идем в ордере, но сильно правее, ближе к берегу, и впереди. Дистанция — максимальная, чтоб только обеспечить связь. Доклад акустиков: «Ириша». «Еры-Ша», ЫШ, обговоренный сигнал, передан «Драконом». Тот самый. Значит, разведчик все же сумел.
Боевая тревога! Ревун — и по всей лодке топот бегущих ног и лязг задраиваемых люков. Саныч, не подведи, если ты правильно определил наше место. ТриЭс, не подведи — матчасть в порядке? Вывожу лодку на скорости на оптимальную глубину, обороты сбрасываем уже после. Рев за бортом — «Гранит» ушел.
Теперь можем лишь ждать. Если разведчик ошибся или фрицы успели взлететь, то кто будет над нами скорее, их пикировщики или наши истребители?
Остаемся под перископом, подняв антенны, — и связь, и РЛС. В воздухе пока чисто.
— Радио с «Куйбышева» — «Еры-Добро»!
Попали! Точно, в этой ветви истории Хебуктен для фрицев — очень несчастливое место! Авиаразведчику нашему за такое орден, а то и Героя надо дать, ведь без него не вышло бы никак!
Дальнейший путь до меридиана Полярного был без происшествий. Здесь мы должны были расстаться с Зозулей, перешедшим на борт «Гремящего», наш же путь в сопровождении одного «Куйбышева» был в Северодвинск.
Подводная лодка U-435, командир корветтен-капитан Зигфрид Штрель.
Баренцево море, 14 октября 1942 года.
Вместо Атлантики болтаемся у своего же побережья, вблизи Киркенеса.
Встретить здесь русский или британский конвой можно лишь в пьяном бреду. Но мы не жалуемся, поскольку время сейчас очень не спокойное, с какой стороны ни поглядишь. За два месяца наша 11-я флотилия потеряла половину техники: тринадцать U-ботов из двадцати шести списочного состава. И лишь два потоплены англичанами в честном и открытом бою, а одиннадцать сгинули в русских льдах, неизвестно, от чего, причем это были все (!) ушедшие туда. В отличие от британцев, русские непредсказуемы: один черт знает, что они придумали в этот раз! И пока не прояснится, лучше туда не лезть.
Тем более если не вернешься, семью в концлагерь. Где наш добрый «папа» Дениц? Теперь нами командуют черные. Планы в штабах, конечно, составляют наши — не лавочники же и мясники! — но если что случится, угадайте, кто будет отвечать по всей строгости, надежный партийный товарищ или какой-то офицер кригсмарине? Слышал, что нескольких уже разжаловали и послали на фронт, под Сталинград. И еще гестапо допрашивает всех, выясняя, кто был больше дружен с предателем Грау? Кто был дружен с кем-то из экипажа Грау? Кто знает тех, кто был дружен с кем-то из экипажа Грау? А с экипажами других пропавших лодок? А не замечал ли кто чего-нибудь подозрительного? А отчего вы в прошлый раз про это же говорили другое? И без всякого отдыха, как при «папе» было, вернулись живыми, гуляй! Теперь же боекомплект приняли, запасы пополнили, техобслуживание провели — и снова в море, после победы праздновать будете.
Так что миссия глупая и бесполезная, но безопасная (караулить пустое море вблизи своей же базы) была бы самым лучшим вариантом — не до орденов, пересидеть бы! Если б не навязанный нам партайгеноссе. Обязательный довесок, положенный отныне в каждом экипаже, и нам достался. Не орет, не спорит, не отменяет мои приказы, не грозит снять с должности — вообще молчит. Просто ходит с блокнотом, сует нос во все и так же молча записывает. Что нервирует много больше. Когда даже лежа на койке мучительно вспоминаешь, а не сказал или сделал ли ты что-то не то. Потому все на субмарине идет строго по уставу. Люди даже разговаривать боятся не по делу, чтобы не попасть на карандаш. Черт знает, что он там понаписал, про кого и кому после предъявит?
А теперь представьте вот так неделю. В замкнутом пространстве размером чуть больше плацкартного вагона. И все точно по уставу, на все пуговицы, без лишнего слова и жеста. Медленно сходишь с ума. И ждешь: хоть бы что-то случилось!
Дождались. Радио с берега: русские напали на наш конвой у Порсангер-фьорда. Конвой полностью уничтожен, лодка U-703 предположительно потоплена, на связь не выходит. Нам приказ: перехватить русских на отходе. Такой же приказ получила U-403, чья позиция между нами и «семьсот третьей». Задача не кажется трудной — рядом свой берег и базы люфтваффе. Если при атаке конвоя в Атлантике корветы вцепились бы в нас как бульдоги, а один-два могут даже остаться в районе атаки, сутками карауля субмарину, ползущую на глубине тихим трехузловым ходом, пока в отсеках нечем будет дышать, то здесь это не грозит. Простая, почти учебная задача: обнаружил, занял позицию, выстрелил, попал.
Курс вест-норд-вест, семнадцать узлов, с учетом наиболее вероятного пути отхода русских к своим базам. Нам везет: всего через пару часов видим мачты на горизонте. Три корабля, идут встречным. Я думаю, что фортуна повернулась к нам лицом. Нам достаточно лишь чуть отойти в сторону, идеальная позиция для атаки — это на курсе цели, чуть в стороне. И лишь ждать, когда противник сам впишется в прицел.
Странно только, что не было сообщения от U-403. До атаки или после, но она обязана была выйти в эфир! Ведь судя по курсу, русские, если это были они, прошли прямо через ее позицию!
Пора погружаться. Готовимся атаковать. И тут русские меняют курс, идут прямо на нас, увеличивая ход. Стрелять торпедами прямо в лоб плохо, пробуем незаметно отойти в сторону. Акустик докладывает изменение пеленга, сдвиг к корме, но что-то медленно. Решив, что сместились довольно, решаю для уточнения поднять перископ.
И вижу, что русские корабли по-прежнему идут на нас! Они снова изменили курс — словно видят лодку. И до них меньше десяти кабельтовых. Повторить маневр мы не успеваем!
Мне это не нравится. Пожалуй, спокойнее будет отказаться от атаки — риск слишком велик. Ныряем на сорок метров. Русские эсминцы приближаются, их винты слышны уже без всякой гидроакустики, будто лавина накатывается. Наш партайгеноссе, как обычно, что-то чиркает на своих бумажках. Оторвавшись на минуту, задает мне глупейший вопрос: не опасно ли? Хочется рявкнуть на него, как фельдфебель — но ведь не забудет, потому отвечаю вежливо.
Русские совсем близко. И тут то ли страх, то ли опыт… Командую: самый полный вперед! Лодка будто прыгает — и за нашей кормой рвутся бомбы, на том месте, где мы только что были. Причем точно по нашей глубине. Русские не просто шли курсом на нас — они нас видели и заходили в атаку. Как?
В Атлантике мне приходилось слышать английские «асдики». Ни с чем не спутаешь, корпус лодки звенит, как от дождя. Здесь этого не было, но даже асдики не позволили бы так точно атаковать. Как русские нас засекли?
Доклады из отсеков: у нас отказали кормовые горизонтальные рули и туго перекладывается вертикальный. В кормовых отсеках полопались лампочки, перешли на аварийное освещение. Доклад акустика: эсминцы разворачиваются, заходят снова. Пытаемся затихнуть. И тут слышно, как по корпусу кто-то постучал снаружи — цок-цок. Через четверть минуты — снова. И снова… В этот раз мы не расслышали бы, как бы ни старались, за приближающимся шумом винтов эсминцев.
