И махнул им, отрепетовав сигнал штурмана.
Вперед! За Сталина!! За ВКП(б)! Вашу мать!
А потом, когда самолет покинули все, кому это было положено, выкинулся сам. Туда же. В ночную тьму. На вражескую землю. Которой пришло время перестать ей быть. В смысле, перестать быть вражеской. И стать советской! Насовсем…
Командир первого парашютно-десантного батальона двести первой отдельной воздушно-десантной бригады имени С.М.Кирова капитан Старчак был мастером парашютного спорта и имел на своем счету более восьмисот прыжков. Разной сложности. Вплоть до невозможной. В том числе, методом срыва с предельно малых (менее ста метров!) высот. Выполнял затяжные прыжки. Прыгал из самолета, выполняющего фигуры высшего пилотажа. На вираже, во время штопора, при выполнении бочки.
До того как перевестись в авиацию Иван Старчак был пограничником. Командовал взводом конной разведки на Дальнем Востоке. А после окончания Второй школы военных лётчиков и летнабов в Оренбурге и Курсов усовершенствования командного состава по классу штурманов тяжелой бомбардировочной авиации служил в ОКДВА. Был начальником парашютно-десантной службы бомбардировочной эскадрильи. И раз и навсегда пристрастился к прыжкам с парашютом.
В тридцать шестом году, когда в составе ВВС началось формирование отдельных авиационных бригад особого назначения, старший лейтенант Старчак был переведен в отдельную авиабригаду ОСНАЗ имени С.М.Кирова Ленинградского военного округа и назначен командиром парашютно-десантной роты.
А теперь командует батальоном. Той же бригады. Сменившей наименование, но по-прежнему оставшейся бригадой особого назначения. По боевому духу. И выучке…
Эта война для Ивана Старчака была не первой.
В годы Гражданской он сражался с белоказачьими бандами Колчака и Семенова. А после ее окончания, еще десять лет отбивал вылазки этого отребья из-за границы…
Задача у батальона была проста. Захватить мосты через реку Вуоксен-вирта у станции Кивиниеми (железнодорожный и автомобильный). И удерживать их до подхода тридцать пятой легкотанковой бригады и двадцать четвертой Самаро-Ульяновской Железной Краснознаменной стрелковой дивизии.
Мосты Старчак взял. Под утро. После пятнадцатикилометрового марш-броска по бурелому, болотам и снежной целине. И немного по хорошей дороге. Для разнообразия.
Огромная деревня (сотня домов на одной только северной стороне, в том числе более десятка двухэтажных каменных зданий – сельская управа, полицейское отделение, два банка, почта, гостиница, больница, школа, конторы и магазины) будто вымерла. Даже собаки не лаяли.
Все гражданское население из Кивиниеми (как и из остальных населенных пунктов в районе линии Маннергейма) было эвакуировано. Еще в начале октября.
На берегу протоки, у мостов, белофинны построили три долговременных железобетонных и до десяти деревоземляных огневых точек фронтального огня. Которые тоже были пусты. Поскольку ничего не подозревающий гарнизон (рота егерей, зенитная батарея и отряд шюцкора) изволил почивать. В теплых кроватках. В своих казармах. То бишь, в опустевших административных зданиях, превращенных в таковые. А караульная служба (по случаю мирного времени и отдаленности от границы, а, самое главное, из-за недостаточного опыта недавно мобилизованных запасников) была оставлена безобразно. За что финны и поплатились. Жестоко. Как оно и положено.
Осмотревшись в деревне, десантники незаметно подобрались и сняли немногочисленных часовых. Втихую. Ножами. Затем также бесшумно вырезали охрану на другом берегу. А потом забросали гранатами дома с мирно спящим гарнизоном.
Уцелевших добили. Быстро и безжалостно. Потому что приказа брать пленных не было. А даже наоборот. Поскольку охранять их было недосуг.
Добивали ножами. Чтобы не тратить патроны. Которые еще понадобятся.
Впрочем, одного из офицеров разведчики в живых все-таки оставили. И отвели к комбату. Судя по двум узким полоскам из серебряного галуна на обшлаге и нарукавной нашивке (буква 'S' на щите) – это был ротный начальник шюцкора. И мог пригодиться.
Капитан вызвал к себе начштаба, старшего лейтенанта Гаврилова, который говорил по-фински, и приказал допросить пленного. Однако шюцкоровец оказался неразговорчивым. Хотя вопросы ему задавали на чистейшем финском языке.
– Пухуттэко вэняття? Микя он нимэннэ? Говорите ли вы по-русски? Как ваше имя?
Ротный посмотрел на старшего лейтенанта исподлобья. И молча отвернулся.
Комбат прищурился. На вид пленному было слегка за сорок. Сухощав, подтянут. Армейская выправка. Видимо, отставник, призванный из запаса. Военная косточка. Как минимум, фельдфебель. А может, из 'бывших'. Подпоручик лейб-гвардии какого-нибудь Его Императорского Величества полка.
– Мисся он дунамиитти? Монтако? – наклонился к финну начштаба. – Где заложена взрывчатка? Сколько? Мисся он? Монтако?
Шюцкоровец молчал, глядя в стенку.
– Мисся он суоэлускунта? Монтако? Отвечать, сука! – рявкнул Гаврилов. – Где дислоцируется шюцкор? Сколько? Монтако?
Шюцкоровец посмотрел начштаба в глаза. И усмехнулся. Нагло.
Резким ударом в челюсть старший лейтенант сшиб его со стула.
Старшина Бедрин, который стоял рядом, схватил пленного за ворот и рывком усадил обратно. Тот вытер тыльной стороной ладони разбитый рот. Но ничего не сказал.
Судя по всему, финского языка ротный начальник не понимал.
Как не понимал и немецкого. А может, просто был глухонемой?
Наконец, комбату надоела эта бодяга.
– Значит, не хочешь говорить, сволочь белогвардейская? – хлопнул он ладонями по коленям и поднялся. – Ну, и хрен с тобой! – капитан повернулся к старшине Бедрину, и приказал. – В расход! Только по тихому.
Бедрин заломил шюцкоровцу руки за спину и сноровисто скрутил ремнем. А потом, дернув вверх, поставил его на ноги. И толкнул к выходу из блиндажа.
– Сволочь большевистская, – негромко, но отчетливо сказал белофинн и сплюнул на пол. – Все вы здесь сдохнете. Не сегодня, так завтра. Все до одного.
– Ишь, ты! – покачал головой старшина. – Не глухонемой он, оказывается, товарищ капитан! И даже по нашему умеет! Шкура белофинская! Может его еще поспрашивать? – посмотрел Бедрин на Старчака.
– Этот ничего не скажет, – покачал головой комбат. – Падаль золотопогонная, – и повторил. – В расход.
– Есть, в расход! – козырнул старшина. – Иди уже, – пихнул он шюцкоровца к дверям. – Сдохнете, говоришь? А это видал?! – сунул кукиш обернувшемуся белофинну в лицо Бедрин. – Сам вперед сдохнешь!
Тем временем, пока суд да дело, десантники успели разминировать захваченные мосты. Разжившись при этом изрядным количеством взрывчатки. Уложенной штабелями возле каждой опоры. Прямо в ящиках. А также проводами и детонаторами. Которые, немедленно пошли в дело. И были использованы для закладки управляемых фугасов на самых опасных направлениях.
