- Мы подстраховались. Я же сказал. - Де Монтефельтро очень не любит повторять дважды. - Вы убедитесь. То, что вы будете действовать по своему выбору - это ключевая часть проекта. В первую очередь именно вы. Ну и остальные. Представитель угнетенного населения Флоресты, синьора профессиональный управленец, учитель-народник, молодой человек из деревни, руководитель корпорации. Неплохая подборка, репрезентативная. Так что случайностей не было.
- Вот именно. То, чем вы занимались, называется "искушать Господа Бога".
- Может быть. Но все мы получили то, что заслужили. Люди могут принимать верные решения или ошибаться. Причем если их несколько сотен, как в Совете, это не защита от ошибки. Триста пятьдесят или шестеро - какая разница? И вам мог противодействовать кто угодно, так же свободно. Чем вы недовольны? - Господин да Монтефельтро на 90% спорит сам с собой. "Внутренняя коммуникация", это нам объясняли, хоть и не на таком красивом примере. Значит, не так-то он уверен в своей правоте.
- Тем, на каком волоске висел результат для тех, кто не имел возможности выбирать, молодой человек.
- Когда на заседаниях Совета принимаются решения, подавляющее большинство тоже не имеет возможности выбирать. Я просто сделал ситуацию концентрированной.
Как, как же мне надоели самоучки и любители, пусть даже гениальные и необыкновенно везучие... я вот сейчас по-настоящему понимаю, чего так боялись в университете. Вот такого вот. Людей с широкими возможностями и полным, чья бы корова мычала, конечно, но полным же, Господи, отсутствием тормозов. А меня от него отличает только удачное стечение обстоятельств. И пять лет долбежки: "а для курсанта Щербины отдельно поясняем задание: с минимальными жертвами!"
- Я уже все понял, молодой человек. Я пришлю вам свой разбор... но разговаривать вам нужно не со мной.
- Антонио... а вы, кажется, говорите, что вас устроил бы любой результат. Ибо все его заслужили. Верно? - Алваро. Неожиданно...
- Не устроил бы. Но я принял бы любой результат. Верно. - Не врет. Достань я пресловутый подмененный пистолет и выстрели, он бы нисколько не удивился и не огорчился. Удивительный че... удивительное существо. На месте многих инстинктов попросту дыры. Зияющие, и веет из них вакуумом. Инстинкта самосохранения, например, нет как идеи. Оно не смелое - оно попросту бояться не умеет. И все эти дыры законопачены понятием "справедливость".
- Скажите, Антонио, а что будет, если я это все перескажу Пауле? - Чтобы сочетать на лице смущение и стервозность, нужно быть Васкесом.
- Наверное, от меня останется мокрое место, - совершенно искренне разводит руками гость.
- Но вы это заслужили...
- Не исключено, синьор Васкес. Я и начал с того, что готов принять любую реакцию. Любую. Без сопротивления. Это один из ключевых моментов.
- Алваро, успокойтесь. Мы этому молодому человеку ничего не объясним. Он попросту забыл, что у него есть начальство. Это проходит.
- Рано или поздно это пройдет, - кивает да Монтефельтро. - Но результаты я признаю удовлетворительными, ваши возражения готов принять, а выволочку от начальства рано или поздно получу, само собой. - Они имеют в виду отнюдь не генерала Сообщества. Оба. Милые фамильярные люди. - Если никого больше ничего не интересует, я, пожалуй, откланяюсь?
- Не мне, конечно, вам советовать, но вы все-таки поговорите. Попробуйте хотя бы. Или просто постарайтесь представить себе, что там думают о справедливости.
- Я знаю... - склоняет голову да Монтефельтро. - Вы удивитесь, конечно, но - знаю...
- Господа иезуиты, - цедит доселе безмолвствовавший Франческо. - Все это невероятно увлекательно, да, но заставлять нас присутствовать при вашей личной беседе несколько невежливо. А у меня вот есть вопрос. Конечно, стоило бы проводить моего дорогого зятя без вопросов... но любопытство сильнее мстительности. Антонио, а чего ты, собственно, хотел?
- Решить проблему. Нет, не с Советом и корпорациями, и не ту, которой вчера всех пугал Матьё. Кризис парадигмы.
- С самого начала?
- Да. Кризис институциональной сферы. Кризис смыслов повседневности. Я всего лишь хотел, чтобы повседневность пришла к новому балансу. Так, синьор Васкес меня не понимает, что и неудивительно. - Действительно, работы Хеллер в школе Рауля не преподают, и, вероятно, не будут - и правильно сделают. А господину да Монтефельтро они, конечно, должны нравиться - и не в последнюю очередь сухой абстрактностью формулировок. Тот самый недостаток, о котором говорил мистер Флюэллен. Кажется, методы Сообщества помогают не всем. Или не сразу. - Речь идет об осмыслении моральных и этических норм и их воплощении в практику. Именно об осмыслении, о переходе от институциональных установок к реальным комплектам правил. О конкретизации, или, если угодно, вербализации этих расплывчатых категорий. Именно поэтому мне понадобились мистер Грин с его особенностями, и господин Щербина.
Максим вздрагивает. Если все вокруг говорят, что в университете все было неправильно... а университет никогда не отличался глупостью и недальновидностью, то какой тут возможен вывод?
- Нет, не беспокойтесь, вас никто не делал нарочно. Но вышло ровно то, что нужно. Кстати, это очередной симптом все той же болезни. А мне было необходимо, чтобы решения принимали люди, не абстрактным седалищем чувствующие, что такое хорошо и плохо, а, скорее уж, седалищем не чувствующие институциональных нормативов, и вынужденные эту относительную социальную глухоту компенсировать рассудочным решением вопросов. Наделенные редким и ценным качеством иммунности или избирательной слепоты к знакам этой сферы. Калибрующие себя на основании реальности. Поэтому из мистера Грина вышел отличный термометр, и он меня не подвел, когда принял - совершенно самостоятельно - ряд решений, в том числе, очень трудных и болезненных.
Бедный Алваро. У господина да Монтефельтро получается нечто зубодробительное, а ведь мысль весьма проста, хотя спорна и жутковата по сути своей: "хорошо и плохо" должны исходить не из абстрактной политической или любой другой структуры, а из индивидуума, причем нравственное чувство поверяется разумом и расчетом, а не наоборот. Это уже не Хеллер, это уже да Монтефельтро, сам себе философ и практик.
Да уж, если по его теории я - тот, кому можно доверять принятие решений, то место этой теории на свалке. Не знаю, существует ли завод по переработке токсичных идей, но по справедливости, столь любезной синьору да Монтефельтро, должен существовать.
- Ну а ты, дорогой, - поворачивается гость к Франческо, - отреагировал так, как только и мог отреагировать на человека с параметрами мистера Грина. Почему ты? Да потому что ты эту сферу лепишь, как пластилин, по вкусу. Какая-то врожденная особенность, видимо. Мутация...
Франческо покивал, хмыкнул...
- Скажи Пауле, мы вечером на чай заглянем. Потому что утром я улетаю. Иди домой, демиург, да?
- Ухожу, ухожу, ухожу... - смеется да Монтефельтро. - Ждем вас всех к чаю.
- Простите меня, господин Сфорца, - сказал мистер... непонятно кто, когда шаги в коридоре стихли. - Я думал, что в нашей компании idiot savant - это вы. Я признаю себя ослом.
- Да нет же, ему просто нельзя позволять говорить больше двух фраз подряд. Всегда получается какой-то развесистый ужас, - пожимает плечами Франческо. - Доверять больше стоит фактам и мнению моей сестры, а не его объяснениям.
- Я вам верю... да и с произошедшим ваша версия согласуется лучше. Вы пожелали мне задачу моего уровня - ваше желание сбылось немедленно.
- Будете перевоспитывать?
- Буду молиться святым Симону и Иуде, покровителям безнадежных предприятий.
- Если этот корсар куда-то влез, то предприятие, скорее всего, верное и прибыльное. А если кажется безнадежным, то только кажется. Он слишком дорожит своей репутацией абсолютно удачливого человека. Если бы я знал раньше, кто крутит музыку - не переживал бы ни минуты. - Господин Сфорца врет сам себе, врет и знает это. Он бы не переживал, только замуровав родственника на время кризиса в очень глубокую комфортабельную шахту. - И если он скажет вам, что три страховочных плана - это Господь, разум и добрая воля, во-первых, не верьте, во-вторых, напомните ему, что он повсеместно трещит о своем атеизме, так что планов было не больше двух, а учитывая его разум... всего-то один страховочный канат. Маловато для планеты, - улыбается Франческо. И вновь отряхивает руки.
- Спасибо. С удовольствием воспользуюсь.
- Скажите, а действительно, что, по-вашему, там думают о справедливости? - интересуется госпожа Сфорца.
- А ее там, сколько я могу судить, в гробу видали, - весело отвечает Эулалио. - В том самом, из которого кое-кто сбежал на третий день.
- Извините, пожалуйста. Но я не смогу у вас остаться. Понимаете, Паула, я знаю, что это глупо и неправда, но если я сейчас брошу их всех, я буду считать себя... предателем. - Ну вот, все сказано.
