А что вы хотите? Чтобы я за день всё сделал и было бы идеально? А ещё когда тебя пытаются убить, подсылая людей с пистолетами в тот момент, когда решается вопрос о стомиллионном тираже твоего нового диска. Я ещё удивляюсь, что комитетчики не увезли меня к себе и не закрыли там на замок. Видимо, им помешало сделать это моё личное участие в концерте, на котором будет присутствовать Брежнев и который сразу заметит моё отсутсвие. А если Андропов знал, что на меня готовится покушение и он специально выманивал стрелков и заказчика на меня? Я, типа, подсадная утка, а у утки есть пистолет и он, как хороший стрелок, с этой проблемой сам, если что, справится. Только меня, почему-то, опять забыли об этом предупредить. Узнаю стиль Андропова. Второй раз подставляет. Мол, сам выкручивайся, а я посмотрю, как ты среагируешь. Меня, конечно, страховали, но, видимо, вышла небольшая накладка с третьим участником покушения. Вот «страхователи» и задержались. Думали, я не полезу под выстрелы, а я взял и полез. Разница во времени получилась меньше минуты, но эта минута могла бы стоить мне жизни.
Ладно, вон уже нас вызвали, как предпоследних. Тут появилась Пугачева, чтобы посмотреть, как я буду выступать. Первую мою песню она пропустила, но ей всё о ней рассказали. Теперь решила сама посмотреть, да и выступает она сразу после меня, закрывая концерт. Так как все поют песни о войне, значит и Алла будет исполнять такую же. Оказалось, Пугачева была не одна такая, кто хотел посмотреть на наше выступление. Народу стояло много перед выходом на сцену, но нашу команду все пропускали. Было понятно, что все собрались из-за нас. Всем было интересно, что за песню я на этот раз написал.
Ну вот и меня объявили. Волнения никакого нет, так это же обычная репетиция. Но, всё равно, хочется хорошо выступить. Наши, стоя за мной, волнуются, но я им показал кулак. Это не значит, что я всем наваляю, а в смысле «No pasarán!» Я вышел пока ещё на полностью освещенную сцену и поклонился пустому залу. Репетировать, так репетировать.
А затем погас свет и все повторилось, как с первой песней, только светили два софита, направленные на меня и на ребят, которых я не видел со спины. Я пел и играл, а они тоже играли, но молча. Ольга Николаевна спустилась в центральный проход зала, чтобы было лучше видно, что у нас получается. У меня, по крайней мере, получалось неплохо. Здесь были другие аккорды, другой гитарный бой. Большим пальцем приходилось зажимать верхнюю струну. Она басовая и её было необходимо заглушать. Сама песня была такая, что заставляла петь на надрыве и вытягивать её голосом. Гитара стонала и плакала, и я вместе с ней. Я надеялся, что кадры кинохроники хорошо ложатся на слова моей песни. Я ещё вчера коротко рассказал Димке содержание песен, поэтому он подбирал фильмы именно к моим словам. В первой песне получилось очень хорошо, надеюсь и сейчас все идёт так же. Ведь я спиной не могу видеть, что происходит на экране. Слыша звенящую тишину за кулисами, я понимал, что песня заставила всех не плакать, как моя предыдущая, а глубоко задуматься. Она и была, по сути, песня-раздумье о войне.
Но вот я закончил и включили свет. Судя по многочисленным аплодисментам и довольному лицу Ольги Николаевны, получилось не хуже, чем с первой песней.
Как пел мой друг Градский: «Первый тайм мы уже отыграли». Вот так, первая репетиция прошла успешно. Если бы не было ребят, я бы просто спел и ушёл. В этом времени все так и делали. А я как бы сделал два маленьких спектакля на две песни и всё это покажут по телевидению. Когда Ольга Николаевна объявила при всех, что нас увидят миллионы телезрителей, ребята сначала испугались, потом обрадовались, а теперь будут ходить гордыми. Ох, что завтра опять в школе будет творится. И всё это снова связано со мной.
Все мои ребята подошли ко мне и мы вместе поклонились. Их лица сияли радостью, счастьем и боевым задором. Вот она, моя гвардия. Уже началась их обкатка. Они об этом не знают и знать не должны. Эти двадцать мальчишек и девчонок будут лучшими, моей элитой элит. Все они уже во вторник станут известны на всю страну. Они пропустили испытание огнём и водой, и сразу попали под «медные трубы». Ну ничего, они должны справиться. Если что, мы им с Солнышком и Димкой вместе поможем.
Нас все, кто остался на наше выступление, встречали улыбками и поздравлениями. Пугачева даже в сердцах сказала:
— После тебя, Кравцов, невозможно выступать. Меня даже никто слушать не будет.
— Да без проблем, — ответил я ей. — Скажи Ольге Николаевне, что я не против и она нас поменяет местами.
— Так я и сделаю. Спасибо, что сам это предложил. Ну я пошла.
— Ни пуха!
— К черту!
А мы, как поётся в песенке про коров, шли «организованной толпой». Не, не на водопой, но пить всем хотелось ужасно. В гримерке все сразу набросились на бутылки с минеральной водой, а потом плюхнулись на диваны и в кресла бесформенными телами.
— Ну что ж, — обратился я к этому расслабившемуся стаду довольных молодых людей, — первый блин вышел не комом, с чем всех и поздравляю. Но носы не задирать, а завтра репетировать «от забора и до обеда», как в анекдоте. Всем ясно?
— Да, — уже нестройным хором ответили мне.
— Вы вот все уже устали, а ведь только два раза на сцене побывали, а мы со Светланой трехчасовые концерты даём. Поэтому вам ещё репетировать и репетировать. Сам Леонид Ильич на вас смотреть будет.
— А какой он? — спросила одна из девушек, непонятно, то ли из девятого, а может и из десятого класса, так как Димка их по росту отбирал.
— Мировой мужик, — ответил я, показав поднятый вверх большой палец. — Мы с ним вместе и на кабанов, и на медведя охотились. Весёлый, общительный и любит посмеяться хорошей шутке.
Смотрю, у всех глаза загорелись. Перед самим Брежневым выступать будут, ответственность большая.
— Так, отдохнули? — спросил я всех. — А теперь быстро переодеваемся, собираем вещи, уносим всё с собой и идём к «рафику». Завтра в школе репетируете, а в субботу опять в три часа приезжаете сюда. И вещи казенные не терять. Кто потеряет — отстраню от участия в концерте.
Народ понял, что всё закончилось и, действительно, быстро переоделся и с вещами отправился на выход, в сопровождении одного из охранников. Мы с Димкой попрощались до завтра, так как я собирался ненадолго здесь ещё задержаться, о чем ему и сказал. Я не хотел, чтобы они меня видели второй раз вместе с Сенчиной, да ещё и садящейся ко мне в машину. Я, конечно, мог бы сказать, что её просто подвёз, но зачем это лишний раз знать Солнышку.
Я вышел из своей гримерки и направился в сторону гримерки Сенчиной. По дороге меня перехватила Ольга Николаевна и сообщила, что многим артистам понравилось, как я использую видеопроектор и они стали ей намекать, что тоже бы хотели его применять во время своих выступлений. Вот ведь завистники.
— Я сейчас открываю свой молодёжный центр «Демо», — ответил я, — и переведу видеопроектор с баланса «Москонцерта» на свой баланс. Поэтому я вам привезу в субботу письмо от «Москонцерта» о том, что они согласны это сделать. Так что до девятого он будет находиться здесь, а потом я его забираю с собой.
— А ты хваткий парень, — с похвалой в голосе ответила мне Ольга Николаевна, — своего не упустишь и никому своего не отдашь. Здесь так и надо, иначе съедят.
— Если кто-то будет особо напирать, то объясните ему, что с «внуком Брежнева» лучше не ссориться.
— Другого ответа я от тебя не ожидала. В общем, ты услышал и тогда до субботы. Своим ребятам скажи, что неплохо у них получилось, но нужно ещё много работать.
— Спасибо, передам.
— И вот тебе пропуск на всех твоих помощников. Да, ко мне подходила Пугачева и просила поменять вас местами. Так как ты дал согласие, то я это уже сделала.
— Мне же лучше. Самое запоминающееся выступление в любом концерте — это последнее.
— Ладно, можешь ехать и в субботу не опаздывай.
В своей гримерке Сенчина была одна и ждала меня. Когда я вошёл, она встала с дивана, подошла ко мне и прижалась к моей груди, крепко обхватив меня руками.
