- Зря ты, к нему не подошёл, кавказские, большую силу в тюрьме имеют.
- Перетопчутся, - легкомысленно, махнул я рукой.
- А, чем может помочь майданщик, простому заключённому?
- Как, чем? Водки, может достать. Еды хорошей. Карты новые. Да, много чего… Может, с легавыми договориться, чтобы на правильную работу поставили, в городе…С оплатой. Весточку на волю передать. Только хрусты нужны, - грустно закончил Иван.
Весточка – это хорошо,- задумчиво, протянул я.
- Надеюсь, майданщик, не из этих, - показал я детей, благословенной Грузии.
- А, из кого-же? - искренне удивился Ваня. – У кого ещё, такие деньги есть?
- Всё как у нас, - имея в виду будущее, подумал я. Значит, вариант с весточкой отпадает. Прогибаться, под хачиков, в мои планы – не входило.
Глаз зацепился за кусочек картона, торчащего из-под соседнего матраса. Потянув за него, с удивление обнаружил, что книга! Гоголь «Вечера на хуторе, близ Диканьки».
Твоя? – повернулся я к рыжему другу.
- Моя! – покаянно кивнул он. И, тут же, обиженно протянул:
- Ты, думал, я чучело неграмотное? Да, я все классы министерского училища закончил. Я, самого Пушкина читал!
- И, как тебе, Александр Сергеевич?
- Кто?
- Пушкин, говорю, понравился? Какое, именно произведение?
- Ну…про рыбку.…Про попа и Балду, тоже интересно…
- А теперь, значит на Вия переключился?
- Так ты тоже читал?
- Читал, читал…и как тебе?
- Здорово, но страшно жуть, прям до мокрых подштанников. Я, первые две ночи, как прочёл, спать не мог! Как засну, так слышу: поднимите ему веки - Ваня, сложив пальцы щепотью, на себе показал, как, по его мнению, поднимали веки гоголевскому монстру.
- Дела... Гоголь у нас оказывается, родоначальник жанра ужасов.
- Здесь, вообще, библиотека хорошая. Говорят, купцы богатые и даже простые горожане, деньги немалые на покупку книжек выделяют.
- Дело хорошее, - протянул я. – Заняться всё равно нечем, хоть Гоголя перечитаю.
- Дашь полистать?
- Да, бери не жалко. Я уже на третий ряд перечитываю.
- Так зацепило?
- А?
- Понравилось сильно?
- Угу!- парень, смущённо опустил глаза.
Жаль только насладиться классической литературой, мне не дали.
Небритая рожа закавказской национальности надоедливой тенью нарисовалась рядом.
- Что тебе, любезный?- увернулся я от его лапы, почему-то решившей потрогать меня за правое плечо.
- Гиви…
- Здравствуй, Гиви!
- Нэ, я Дато, Гиви там, - показал он на одного из своих соотечественников с полным обрюзгшим от переедания лицом.
- Это, тэбя, как завут!
- Меня, не «завут», я сам прихожу!
- Во!- обрадовался джигит. – Сам прыходи! К Гиви!
- Зачем?
- Та, ты прыходы, узнаешь…
- Слушай, батоно, ты давно из аула?
- Да, нэ…
- Дома, овечек пас?
- Ах! Откуда, знаешь? Я, тэбэ не говорыл!
- Догадался,- вздохнул я. – Слушай, батоно, тебе чего надо, от меня?
- Гиви приходы, пагаворить.
- Скажи Гиви, не могу, заболел я, блевать охота. Боюсь, всю шконку ему загажу.
Потоптавшись немного, видимо осмысливая новую вводную, Гиви растерянно, сказал:
- Ну, я пойду?
- Иди, иди, дорогой! Скатертью дорожка! Не дебил ли, перевернулся я, на другой бок. Чего, надо было?
Оглянувшись, в сторону дислокации, местной грузинской диаспоры, я невольно вздрогнул. На меня в упор, не моргая, смотрел здоровый мрачный абрек, со шрамом на лице. Вот, этот точно не дурак, - подумал я. – И, очень опасен. Лучше, спиной, не поворачиваться, зарежет, пикнуть не успеешь.
Неясный шум, вывел меня из полудрёмы. Какая-то возня, доносилась из того самого угла, с беспокойными кавказцами. Напрягая слух, мне удалось разобрать, что-то типа: не пойду!... не хочу….отстаньте, ироды!
Сквозь предрассветные сумерки можно было разглядеть, как двое теней, тащили упирающуюся третью. Голос то, детский почти, наверно парнишка молодой совсем…
Чего это, они? – толкнул я в бок, рыжего соседа.
-Пороть будут, - нехотя буркнул рыжий.
- За, что пороть?
- Не, за что, а куда! В дупу, в самую задницу!- зло сплюнул, он на пол.
- Обычаи, у них такие! Нациан….Национальные, - с трудом выговорил он малознакомое слово.
До, меня медленно, стало, доходить. – Гомосеки, что ли! …….расы? – я, заторможено, стал натягивать ботинки. Находиться в комнате, где происходит такое непотребство, я не собирался. Да, и парню надо помочь…
И, тут, до меня дошло! Вот, зачем, они ко мне подбирались. На, молодую задницу, польстились!
Никогда в жизни, я не испытывал такой ярости! Такой, всепроникающей, всеоблемъющей жгучей, словно тройной перец, ярости! Что-то, нечленораздельно прорычав, я в два прыжка оказался у кровати извращенцев. В лучших традициях, Брюса Ли, исполнив классический удар ногой, в прыжке с разворотом; я буквально впечатал, гориллообразного кривого горца в стену камеры. Да, так, что стук, соприкосновения стены и его черепа, услышала, наверно, вся тюрьма. Оторвав от спинки кровати, металлическую дужку, я принялся наносить слепые яростные удары, по двум оставшимся ублюдкам. Остановившись, только тогда, когда покрытые кровавыми разводами тела подонков, полностью прекратили шевелиться. Охолонувшись, я тяжело задышал, успокаивая дыхание.
Мысль, возникшая в голове, вызвала злорадную, кривую ухмылку.
- Эй, вы подь сюды,- кинул я, каким-то личностям, испуганно забившимся, под ближайшие нары. Прикасаться собственными руками к телам извращенцев, показалось мне решительно невозможным.
- Возьмите этих, - показал я на Дато и Гиви, - И привяжите к кровати, друг на друге, что б скучно не было.
И, что бы ни одна падла, не вздумала, их развязать, - громко сказал я в темноту, замершей камеры.
- Ноги выдерну, и спички вставлю!
Дойдя до своего места, я рухнул на матрас. Вскоре, огромное нервное напряжение, тихо переросло в спокойный лёгкий сон.
Я, уже не видел, как утром – в камеру заглянул надзиратель. Увидев, такую занимательную картину, он всплеснув руками убежал. Вернувшись с подмогой, вертухаи шустро погрузили покалеченные тела на допотопные носилки, и осторожно вынесли за пределы камеры.
Сладко потянувшись, я спустил босые ноги на пол. Натянув, ботинки, стал терпеливо ждать, когда обитателей камеры поведут на утреннюю оправку. Всё-таки свободного перемещение по территории тюрьмы, как поведал мне вчера рыжий друг, официально не допускалось. Это было возможно только, во время прогулки. Хотя, охрана часто смотрела сквозь пальцы на подобное нарушение режима. Тем более, за «мзду малую». Утром и вечером, заключённых выводили на оправку. В остальное время, они пользовались здоровенной бадьёй, напоминающую кастрюлю с двумя ручками. Аромат, она издавала соответствующий. Но, привыкшие зэки, давно уже не обращали внимание на подобные мелочи. По слухам, в женском отделении, начали проводить водопровод, с ватерклозетами и раковинами для умывания.
Э…уважаемый, там с тобой поговорить хотят, - тронул меня за рукав, кокой-то сиделец, маленького роста, с невзрачной незапоминающейся внешностью.
А, вот и ответка прилетела! – у входа в камеру стояла колоритная парочка, одной национальной принадлежности с ночными любителями нестандартных удовольствий. Их орлиный взгляд, казалось, был готов испепелить меня на месте.
Что ж, пойдем, побалакаем! – я небрежной походкой подошёл к гостям из солнечного Кавказа.
- Слушаю вас, внимательно!
- Вах! Внэматэльно слушай! Ты, харошего чэловэка обыдел! Отвэт дэржать будэшь! Приходэ сэгодна, после повэрки во двор, наказэвать тэба будэм. Сильно, наказэвать, - грузин, помладше, сделал характерный жест ладонью по горлу.
- Чтобы, всэ видэть! Как мы тэбэ учить будэм.
- А, если я не один приду?
- Нэ одэн приходы, мы тоже не одын будэм! – закончили разговор дети Кавказа, на этой грозной ноте.
Вернувшись на нары, я передал суть нашей беседы, насторожившемуся рыжему. Поймав мой вопросительный взгляд тот выставил руки перед собой: