это Алексей Леонов. Потом-то в памяти высветилось, что Леонов первым вышел в открытый космос, и тоже всё без дат. И предсказаний дядя Вове я не рисовал.
В конце августа мы забрали документы из старой школы и оформили меня в новую, рядом с домом. Некоторое сожаление я испытывал, привык и классу, и к Татьяне Валерьевне. Правда, у неё в этом году новый первый класс.
— Из наших всего пять человек перевелось, — сообщила вернувшаяся с отдыха Светочка.
Это я и сам уже знал. Вместе со мной будут учиться Мишка, Лена Скворцова, Света и Паша Лещук. С Пашей мы особо не дружили, и я плохо его знал. С другой стороны, хорошо, что в классе все будут новичками. Ещё познакомимся. Олег Зверев переехал с родителями куда-то в район станции метро Красносельская.
Новая школа пахла краской, цементом и чем-то ещё таким, что невольно создавало праздничное настроение. Мои друзья-приятели сразу заложили меня по полной программе. Про то, что я учусь два раза в неделю в «самом настоящем институте», обладаю отличнымм знаниями по всем предметам, а стенгазеты и прочие художества можно безбоязненно поручать мне — сделаю на высшем уровне.
Ожидаемо, что наша новая классная Ирина Павловна отнеслась к этой информации с недоверием, но после беседы с товарищем полковником мнение своё поменяла. Предметов в этом году в школе прибавилось, но это никак не отразилось на моих успехах. Автоматически меня избрали в члены совета дружины, нагрузив всевозможными обязанностями, например, поручили организовать по месту жительства клуб по интересам. Я сразу заявил, что это будет спортивная секция и не по месту жительства, а на базе нашей школы. Пока никто не сообразил и не понял, я пришёл к учителю физкультуры и поставил его перед фактом, что у нас вводятся занятия по самообороне для четвёртого и пятого классов. И то, что преподаватель такими навыками не обладал, меня ничуть не смутило. Подключу дядю Вову, чтобы нашёл подходящего тренера.
Дальше всё пошло по обычному плану — школа и институт.
И вдруг через неделю привычный ритм моих занятий прервался. Позвонил дядя Вова и задал странный вопрос, как быстро я могу предоставить лучшие свои работы для выставки.
— Персональной? — не понял я.
— Размечтался, — спустил меня с небес на землю товарищ полковник. — Нужно срочно выставить твои картины в одной из аудиторий института. Комиссия приедет.
Чего-то подобного я ожидал. Комитетчики и так меня давно прятали. Вернее, не стремились к широкой огласке и не приветствовали размещение статей о юном даровании в газетах.
Весь день я был занят сортировкой работ. За некоторыми пришлось смотаться на дачу. Что именно комиссия будет смотреть, мне никто не пояснил. Рисунки и прочую графику я решил не брать. Это не так эффектно. А если будут спецы такие, как дядя Вова, то и не поймут ничего в изображении тех скелетов. Лучше я им букетики яркие да портреты разнообразные предоставлю. Даже прошлогодние пейзажи с горами брать не стал, собирая больше портретов и самый лучший из них — бабушку в полный рост.
Моё удивление происходящим стало усиливаться, когда на следующий день за картинами прислали рафик, а не обычный автомобиль. И всё это делалось в такой поспешности, что меня это начало беспокоить, но оделся я как пионер-отличник — белая рубашка, галстук, школьные брюки, идеально начищенные туфли. Дядя Вова оценивающе на меня глянул, кивнул одобрительно и поторопил народ с выгрузкой работ. Расставляли и развешивали картины без моего участия. Я лишь давал советы, что с чем будет лучше сочетаться, но помощники в виде трёх крепких парней с армейской выправкой очень торопились.
— Стоишь тихо, отвечаешь, когда спросят, — дал последнее напутствие дядя Вова. — Прибудет сам Серов и кое-кто из важных чиновников.
На самом деле меня потом из аудитории выставили. К членам комиссии добавились директор института Модоров и парочка преподавателей. От одного из них я узнал, что прибыл Владимир Александрович Серов, академик, первый секретарь Союза художников РСФСР.
Имя и фамилия мне были знакомы. Этот тот самый Серов, который «Ходоков у Ленина» написал. У нас в школе репродукция этой картины возле кабинета директора висела. Надо же, каких людей я сподобился увидеть! Почти звезду. Не удержавшись, я приоткрыл дверь и стал подглядывать в щёлочку.
Звезда эта вела себя соответствующе. Серов курил, чуть ли не стряхивая пепел на мои работы. Покрутил в руках один из натюрмортов и вынес вердикт:
— Весьма посредственные работы.
— Мальчику десять лет, — вставил Владимир Петрович.
— Вот эти работы прошлого года, — добавил один из преподавателей. — Саша занимается в группе со студентами, которые пришли в институт после художественных училищ.
Серов ещё раз прошёлся вдоль ряда моих картин, что-то поднёс к окну и вернул на место. Все молчали, ожидая его решения.
— Я не подпишу, — наконец заявил Серов и широким шагом двинулся на выход.
Еле успел отскочить и занять место рядом с Алексеем, который неодобрительно покачал головой, подразумевая, что подслушивать нехорошо.
За Серовым на выход потянулись преподаватели и директор, решая на ходу с академиком какие-то вопросы института. В аудитории остались только комитетчики. Все в гражданке, но, по словам дяди Вовы, среди них был важный чин. Меня позвали обратно, чтобы вынести вердикт. Похоже, закончилась моя халява с личным автомобилем и водителем.
— Ну что, Александр, посмотрели мы на твои картины, — начал один из мужчин в стандартном сером костюме, — выслушали мнение первого секретаря, приняли его во внимание и вынесли своё решение.
Я стоял, понурив голову, прикидывая, чем смогу ещё заинтересовать комитетчиков. Или пусть катятся куда подальше? Пашу как проклятый уже пять лет! Детства не видел, с пацанами в футбол не гонял! Всё впустую. Да хрен с ними! Книжки начну писать. Тоже непаханое поле в плане сюжетов. Комитетчик тем временем продолжал:
— Готовься, через неделю вылетаешь в Симферополь. Я подпишу тебе документы, и мы согласуем их со смежниками.
И о чём это он? Я так и не догнал. Серов заявил: «Не подпишу», этот совершенно противоположное. И куда чего?
Стоило высокопоставленным лицам удалиться, как дядя Вова вынул из кармана платок и отёр вспотевший лоб.
— Сашка, ты как задашь задачку,
