ждала засада.
Мое внимание сразу привлек припаркованный возле резиденции Уилсонов “форд”. Никогда не любил незваных гостей. Особенно когда эти «гости» слишком резво выпрыгивают из автомобиля при моем приближении.
От такой встречи я чуть не дал по газам, спасло от участи прослыть трусом то, что в последнюю секунду разглядел, что один из них в руках сжимает не автомат, из которого меня вот-вот должны изрешетить, а фотоаппарат.
— Мистер Уилсон?! — услышал я через открытое окно своего «корвета». — Мы из газеты «Нью-Йорк таймс».
— Добрый день, господа, — я непринужденно вылез из автомобиля, не забыв изобразить на лице радушие. С прессой рекомендуется дружить даже сильным мира сего, а я всего лишь простой парень из Апстейта.
— Питер Паркер, — протянул мне руку худощавый мужчина лет сорока. Светлый костюм, шляпа, въедливый взгляд и белозубая улыбка — все это создавало образ респектабельного джентльмена.
— Очень приятно, — соврал я, понимая, что меня навестил тот самый корреспондент, который раскопал, что именно Тейлор Андерсон являлся покупателем сгинувших в океане итальянских автомобилей и даже выразил желание пообщаться с неудачливым бизнесменом. Правда, дальше вынюхивать он не стал. Скорее всего, просто потерял интерес к истории, страховая компания выплатила деньги без суда и скандала не случилось. Но даже сам факт мимолетной заинтересованности Паркера к, казалось бы, рядовому случаю, говорит о его профессиональной чуйке, и это делает его опасным. Совсем скоро имя Андерсона вновь рискует засветиться, правда, уже в Калифорнии, ведь именно на ее территории я решил провернуть пару афер. А услышав знакомое имя, Паркер, наверняка, сделает стойку и начнет разрабатывать мистера Андерсона уже всерьез. Все это стало причиной тому, что я не обрадовался, увидев Питера Паркера на пороге своего дома. Надо поскорее загрузить его информацией о несчастных канадских сиротах, пусть ими занимается, вместо того, чтобы лезть в мои дела.
— Мистер Уилсон, наконец-то наша встреча состоялась! — радостно известил он меня. — Много раз пытался с вами связаться, чтобы договориться об интервью. И письма писал, и обзванивал ваши офисы, но на письма вы не отвечаете, а по телефону мне постоянно отвечали, что вас нет то в штате, то в стране.
— Ну да, я редко бываю в Мидлтауне, — подтвердил я, не понимая, правду он говорит или привирает, журналисты известные выдумщики. Никаких писем от Паркера я не видел и о звонках мне никто не докладывал. Все же надо последовать совету миссис Пэйдж и завести личного помощника. Вот черт, еще и собеседование на носу, будто у меня других дел нет.
— Значит мне повезло, раз я вас сегодня здесь застал! Возможно, уже завтра вы будете совсем в другой части мира, — открыто рассмеялся он.
— Вполне возможно, — согласился с ним я.
— Тогда не будем терять время! Вы ведь не против дать интервью штатному корреспонденту «Нью-Йорк таймс»? — хитро ухмыльнулся он, прекрасно понимая, что только дебил откажется от такого пиара.
— Не откажусь, — оправдал я его ожидания.
— Джек, за мной, — бросил Паркер своему более молодому коллеге — фотографу, после того, как я пригласил его в дом.
Мы зашли в гостиную и журналисты с интересом начали осматриваться.
— Что-нибудь выпьете? — дежурно предложил я.
Оба выбрали кофе, и Марта ушла его варить.
— Чья это работа? — Паркер ожидаемо заинтересовался недавно приобретенной мною картиной.
— Итальянского художника Никодемо Спатари. Как вам?
— Она завораживает! — мы втроем стояли напротив картины и рассматривали изображенную на ней широкими мазками обнаженную девушку.
— Вам нравится современное искусство?
— А почему оно мне должно не нравится? — Паркер заметил мое удивление и озадачился этим.
— Никто в Мидлтауне не оценил эту работу, — пояснил я, наполнив голос печалью.
— Люди, в большинстве своем консервативны, особенно это касается американцев, — с усмешкой отметил он.
— Вы правы. И это нужно менять, — решительно заявил я.
Паркер вопросительно приподнял бровь. Фотограф хмыкнул.
— Я хочу открыть в Мидлтауне музей современного искусства. Разместить в нем работы современных художников и скульпторов и доказать американцам как они заблуждаются в оценке прекрасного. Правда, это только пока в планах, ведь у меня в наличии только два экспоната.
— А второй — это что? — заинтересовались предствители прессы.
— Набросок голубя мира Пабло Пикассо. Купил нынче на аукционе в Лозанне. Хотите посмотреть?
Не отказались, и я смотался к оставленной во дворе машине, а чтобы два раза не ходить, притащил в дом весь багаж.
— И сколько ты за него заплатил? — задал вопрос фотограф. Мы как раз договорились, что будем обращаться друг к другу по имени.
Паркер рассматривал набросок молча.
Ну да, не производит он впечатление, если не знать, что через пару десятка лет Пикассо станет одним из самых дорогих художников мира.
— Не так уж и дорого, — обтекаемо ответил я, чтобы не прослыть еще большим чудаком.
— Ваше кофе, господа, — Марта с подносом вошла в гостиную, и мы смогли сменить тему.
— Фрэнк, каково это быть первым американцем — победителем Ле-Мана?
— Это почетно.
— То есть ты испытываешь гордость? — Паркер принялся раскручивать меня на более объемный ответ. Ему же статью писать надо и должно быть из чего выбирать.
— Безусловно. Гордость за страну, за то, что я американец, — на лице пафос, а сам думаю, как бы кофе не подавиться.
Паркер записывал мои слова в блокнот, довольно скалясь, они ему определенно нравились.
— Ты и дальше будешь участвовать в гонках?
— Питер, я не профессиональный гонщик, я больше инженер. В Ле-Мане я оказался совершенно случайно и повторять сей подвиг пока не готов. Но зато я обещаю подготовить победоносную гоночную команду. Вы сможете ее увидеть уже этой осенью, она будет участвовать в большой гонке на Дайтона.
— Ты так уверен в победе?
— Без уверенности в победе, нет смысла в чем-либо участвовать, — пафос из меня сегодня так и хлестал.
— Отлично сказано! — воскликнул журналист и тут же все это записал. — Ты только что назвал себя инженером, — перешел он к следующему вопросу. — И я знаю, что у тебя есть несколько изобретений: трехточечный ремень, регулируемый подголовник, центральный замок, галогенные фары, антикрылья, — принялся он перечислять, сверяясь со своим списком, — аэромен, сувенир на магните,
