были бы такие же чугунные. Думаем попробовать длинные 42 или даже 48-фунтовки отлить. Чугунные они все же слишком тяжелы, а стальные могут стать по настоящему грозным аргументом.
Было видно, что даже от простого перечисления параметров брат получает немалое удовольствие. Я же наоборот мысленно поморщился — пользы от всего этого… Одна казнозарядная трехдюймовка со снарядами, начиненными тем же пироксилином, покроет всю эту крупнокалиберную дребедень как бык овцу. И не нужно ни калибр увеличивать ни количество пушек — все равно деревянные борта противостоять нормальным снарядам будут совершенно не способны. Там уже вопрос о полноценной броне встанет во весь рост.
— Это я так понимаю, орудие на нижнюю палубу? — В корабельной артиллерии я разбирался еще хуже, чем в сухопутной, однако идея разделения пушек по весу мне была вполне доступна, хоть и пахла скорее уходящими в прошлое корнями, чем блестящими перспективами в будущем.
— Ну да, — кивнул Михаил, поглаживая еще теплый от стрельбы ствол. Было в этом что-то очень фрейдистское: фаллические символы большого размера. Впрочем, последнюю мысль я вполне резонно оставил при себе. Михаил, не смотря на все увещевания, как мои, так и других членов семьи, жениться совершенно не торопился, предпочитая оковам семейной жизни раздольную стезю холостяка. Впрочем, уже был заключен предварительный договор на брак Михаила и дочери Баварского короля Людвига I Матильды. Девочке пока было еще только тринадцать лет, и для брака ей было явно рановато. В такой ситуации в выигрыше оказались все — и брат, который получил отсрочку в четыре года, и я, и Баварский король, и сама будущая невеста. Все же Михаил, с какой стороны не посмотри, был женихом завидным: и умный, и красавец не из последних, ну и Россия все же не мелкое какое герцогство, масштаб не сравним. — На среднюю палубу пойдут 24-фунтовки.
Все эти фунты, футы и прочая ересь бесили меня до одури, не смотря на тридцать прожитых в этом мире лет. У меня в столе еще года с 1816 валялся указ о переходе на метрическую систему, но пока я не был готов его опубликовывать. Не стоит дразнить гусей, когда на носу большая крестьянская реформа, которая и так вызовет вал недовольства среди дворян.
— А что насчет бомбических орудий? — В голове у меня где-то на самых дальних полках валялась строчка про орудия Пексана, вроде бы появившиеся как раз в двадцатых или тридцатых, и в последствие принятые во флоте, вот только никаких конкретных данных об их эффективности я вспомнить не смог как ни старался. Тем более что и до Крымской войны никаких вроде бы больших столкновений на море не было. Наваринское сражение, где союзная эскадра трех сильнейших государств отпинала и так находящийся в плачевном состоянии флот Османов, за серьезную войну конечно же принимать нельзя.
— О! Ну эта идея уже давно будоражит умы моряков, — усмехнулся генерал-фельдцейхмейстер и с видимой жалостью вынужден был отойти от орудия, для доступа к нему расчёта. — Вот только дорого это. Очень. Одна бомба, начиненная порохом, выходит по цене как три десятка обычных ядер, а польза от нее… Не ну если конечно хорошо попасть, по польза есть. Но боюсь у нашего флота на стрельбу только бомбами денег не хватит.
— А разве генерал Пексан не испытал удачный вариант такого орудия. Я вроде что-то такое слышал, — с сомнением уточнил я, поскольку не помнил, встречал ли упоминание об этом человеке в подаваемых мне списках.
— Генерал Пексан… — Задумчиво протянул Михаил, явно напрягая память, — нет, не упомню такого имени. Француз что ли?
— Ну да, — я рассеянно кивнул. То ли в этом варианте истории на новые пушки у Французской империи не нашлось лишних денег, то ли вообще этот генерал погиб в течении продлившейся существенно дольше общеевропейской войны. Явно же не мог Михаил, как увлеченный артиллерист, пропустить появления нового вида стреляющего железа. — Ладно, черт с ними, с бомбическими пушками, чем вы сейчас занимаетесь? Ведь не только тупой заменой чугунных и бронзовых пушек на стальные?
— Конечно, — очень по-кошачьи облизнул губы брат, которому явно не терпелось рассказать о своих достижениях. — Сейчас занимаемся разработкой надежного затвора для заряжания пушки с казны. Там есть несколько перспективных конструкций, но, если честно, пока ни одна из них не работает как следует. То клинит, то газы прорывает, то просто разбалтывает всю конструкцию после десятка выстрелов. А еще пробуем переходить на пироксилин вместо дымного пороха. Там конечно свои проблемы, но и перспектива очевидна.
Мы наконец сподобились довести технологию производства пироксилина до такого состояния, что его можно было не только как взрывчатое вещество применять в ракетах, минах или бомбах, но и как толкающее. По-простому говоря, теперь горение смеси было предсказуемым и равномерным, случаи, когда происходили неожиданности, и стволы ружей или орудия просто разрывало при выстреле, остались позади. Всего-то двадцать лет на это понадобилось, какая мелочь.
Во многом этому способствовали регулярные поставки чилийской селитры, на базе которой было развернуто производство чистой азотной кислоты и соответственно всей линейки азотных взрывчатых веществ. На линии Чили-Санкт-Петербург к концу 1826 года уже работало полтора десятка судов, доставляющих в Россию порядка семи тысяч тонн ценного сырья в год. Такое количество позволяло не только перерабатывать селитру на химических предприятиях, но и использовать ее в качестве удобрения. Получалось дороговато, но чуть ли не полуторная прибавка к урожайности — особенно она была заметна в северных регионах с бедными песчаными и болотными почвами — с лихвой компенсировала затраты на перевозку селитры через полмира.
Благо товар этот был к транспортировке не требовательный, влаги на боящийся и испортиться при первом же удачном случае не норовил, поэтому его доставка было делом хоть и долгим, но не сильно сложным и затратным. В эпоху парусников, когда на топливо для движения корабля тратиться нет необходимости, а команды торговых судов сокращены до самого минимума, — про отсутствие всяких обязательных страховок и прочей бюрократии, изрядно повышающей стоимость логистики в будущем, я и вовсе молчу — самой главной тратой был сам корабль. Ну и конечно, всегда существовала не малая вероятность того, что транспортник просто никуда не доплывет, а канет в бездну где-то по пути. Собственно, такое регулярно происходило, но сделать с этим было ничего невозможно, оставалось только смириться с данным риском.
Конец же 1826 года запомнился мне пренепритняейшим, хоть и вполне ожидаемым событием. У меня закончились деньги. Понятное дело — не совсем, я не стал банкротом и не начал распродавать фамильные драгоценности, но те шестьдесят миллионов рублей, полученные в пятнадцатом году от покойного Ротшильда — земля ему не изобретенной еще стекловатой, — постепенно подошли к концу. Они конечно же позволили мне совершись невообразимый ранее рывок: отстроить несколько десятков больших и малых производств, дать жизнь новым учебным заведениям, начать строить железные дороги в стране, ускорить освоение и заселение Русской Америки, привязать кредитами к себе Пруссию. Много что было сделано: даже сама цифра в сто десять миллионов рублей — примерно во столько к этому моменту я оценивал свое совокупное состояние — была просто невообразима для обычного человека. Треть годового бюджета Российской империи, шутка ли.
Однако именно свободная наличность, которую можно в любой момент вложить в подходящий перспективный проект, наконец закончились. Теперь придется жить по средствам в соответствии с тем, что падало в карман в виде непосредственной прибыли от многочисленных принадлежащих мне полностью или частично предприятий.
В общем, событие хоть и ожидаемое, однако оттого не менее неприятное. Естественно, еще не дожидаясь окончательного опустения кубышки — ради справедливости совсем дно она не показала, но что такое несколько сотен тысяч рублей, когда привык деньги считать десятками миллионов — я начал продумывать новые варианты относительно быстрого и относительно законного обогащения. Грабеж, мошенничество, биржевые операции… К сожалению, ничего особо гениального кроме открытия кого-нибудь известного богатого золотого месторождения в голову не приходило. Но тут все было опять де неоднозначно.
Да, в относительной доступности было золото Колымы, Клондайка и Калифорнии — все на «К», такое вот совпадение. Вот только во всех этих местах добыча была связана с очевидными трудностями: в Сибири и на Аляске они заключались в климате и географической отдаленности от цивилизации, а в Калифорнии — в близости Мексики и США, которые вероятно тоже захотят присоседится к такому богатству. Россия же пока — не смотря на все мои усилия — на тех берегах стояла недостаточно твердо, чтобы при случае надавать
