не зажил, прошло только четыре дня, а я уже здесь.
— Ты? Ты в прошлый раз вроде ничего не забывал…
Оттесняю ее и захожу в… после квартиры Эда, да даже после жизни в моем общежитии ее номер кажется лачугой. Или чудится, или здесь и правда воняет тухлой сыростью.
Сую ей флешку с посланием от Пенелопы Помпилий.
— Я обещал тебе найти Джоанну, и я нашел ее, поговорил с приемными родителями.
Лика кладет флешку на раскрытую ладонь, смотрит на нее, и слезы ручейками текут по щекам, капают на бежевую блузку, оставляя темные пятна.
Ты получаешь 3 ЕД сострадания!
Сюрприз! Я выполнил квест, получил свое и не обязан был помогать Лике воссоединяться с дочерью. Программа щедро вознаградила меня за инициативу.
Десять единиц сострадания я уже конвертировал. Теперь у меня их четыре, осталось шесть до нового свободного очка характеристик. Такими темпами с помощью единиц сострадания я повышу умения быстрее, чем ловя преступников.
— С ней все хорошо. Даже лучше, чем ты думаешь. Мне некогда, я вернусь через три часа, а ты пока посмотри, что наговорили ее приемные родители, и подумай над их предложением. Но мне понадобится твоя помощь. — Снимаю браслет и надеваю ей на руку, притягиваю ее к себе и шепчу на ухо. — Там маячок. Пусть думают, что я у тебя. Ты не против?
Она мотает головой, продолжая реветь.
— Комп у тебя есть?
— Нет, — шепчет она. — Но я найду.
Выбегаю на улицу, беру такси и еду к станции метро, ближайшей до места, откуда я быстрее всего попаду к Рэю. Расплатившись с водителем, топаю к метро и вижу красный силуэт, выскользнувший из машины и сразу же затерявшийся в толпе.
В мозгу включается кнопка «опасность». Это черноротые меня выследили или кто-то со второго уровня приставил топтуна? Недолго думая, ввинчиваюсь в толпу, иду ему наперерез, а когда программа идентифицирует его и выводит данные, выдыхаю с облегчением: черноротый по имени Амир, со второй ступени первого уровня.
Я всего два дня провел на втором уровне, но взгляд, привыкший к здоровым людям, уже цепляется за всеобщую ущербность черноротых: кто сутулится, кто хромает, у кого струпья, у кого нет зубов. Амир злоупотребляет веществами, здоровья у него осталось всего 7 единиц из двадцати, кожа пожелтела и сморщилась. Это не элитники выглядят моложе, а черноротые себя быстро убивают. Специально отхожу в безлюдный переулок, и тупой наркоман прется за мной, пытается долбануть меня по башке и огребает по полной, а я получаю одно предотвращенное преступление в копилку.
Рэя в берлоге не оказывается, но судя по тому, что мониторы еще не перешли в спящий режим и тихо гудят кулеры, он был тут совсем недавно. Это место прочно ассоциируется с Мелиаром Деллой, но профессора уже нет в живых. Если еще и Рэя не станет… Не станет огромной части меня.
Оставляю ему флешку Эда с пояснениями, что нужно сделать, обязуюсь вернуться через полтора часа, а сам лечу в метро, оттуда — в вентиляцию, из вентиляции — под землю, где удушающе воняет жженой резиной и глаза щиплет от едкого дыма: трикстеров продолжают выкуривать из-под земли жидким огнем.
Условленное место, слава богу, не сожжено, сую руку между трубой и бетоном, выгребаю оттуда четыре послания, скрученных трубочкой, и три пожелтевших листка, сложенных конвертом.
Меня интересует, приходила ли Гитель сегодня. Если да, то придется мчаться к ним в улей №3509 и все объяснять, ведь завтра уже планируется облава, и утром моя информация будет неактуальной. Но если поеду к ней, рискую не уложиться в четыре часа. Первая же записка датирована вчерашним днем: 28. 04. 2020. Я сперва смотрю даты, прочитаю потом. Сегодняшнего числа нет, отлично! Гитель относится к обязанностям ответственно и приходит каждый день.
Разворачиваю конверт, вижу, что это послание от Элиссы, и сердце пропускает удар. Прочитать его хочется больше всего на свете, но делаю то, что должен.
Включаю фонарик, раскладываю на коленке листок и начинаю писать, что мне удалось закрепиться на втором уровне…
Слышу шаги, прячусь в черную тень между трубами, замираю, ругая себя за то, что не взял пистолет из заначки — если бы еще туда ехал, точно ничего бы не успел.
Из темноты появляется кудрявая девушка. Гитель. Она чувствует меня, вертит головой, и я говорю:
— Вот это совпадение!
Она вздрагивает, поднимает руку со слабо фосфоресцирующим браслетом, и я выхожу из убежища. В темноте не видно деталей — только силуэт, очертания мелких кудряшек, но я откуда-то знаю, что моя бывшая женщина улыбается.
Подбегает ко мне и сжимает в объятиях, мои пальцы запутываются в кудрях, но ни ее волосы, ни запах, который всегда будоражил кровь, больше не трогают меня. Прикасаюсь к ней, а думаю о синеглазой девчонке, о том, какие на ощупь ее волосы.
— У меня мало времени, — говорю, отстраняясь. — Я на втором уровне во внешнем патруле. Да-да, с нашими врагами. Завтра будут зачищать вот этот участок, — пишу на листке координаты. — Надо их предупредить. Сможешь?
Она светит на листок фонариком.
— Я не знаю эту стаю, но, конечно, предупрежу.
Я продолжаю:
— Трикстеры селятся общинами, а этого делать нельзя: черноротые сразу же стучат, где появляется скопление подозрительных людей. У полицейских везде осведомители.
— Да и мы живем все рядом, — бормочет она. — Как иначе-то? Что мы сможем, если нас разлучат?
— Я не знаю, родная, — последнее слово говорю скорее по привычке. — Делаю все, что в моих силах. Пока наверху не думают успокаиваться и оставлять нас в покое. Тату Ваала набили?
— Да, и детям, уже спал отек, — она прижимается и запрокидывает голову, приоткрывает рот, видимо, рассчитывая на поцелуй.
Отстраняюсь. Надо быть честным, хоть это и жестоко.
— Мне нужно вернуться наверх через два часа, а еще куча дел.
Пытаюсь отойти, но Гитель не разжимает объятия.
— Пожалуйста, забудь меня. Живи, влюбляйся, строй новую жизнь. — Ее руки падают плетьми, я продолжаю: — Тогда с Дэном все было правильно. Прости.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, а она говорит полушепотом:
— Что делать с девчонкой, которую ты притащил? Она целыми днями сидит в моей клетушке. Забьется в угол и читает. Или играет с детьми. Она ненормальная какая-то, писем тебе, вон, гору накатала. Втюхалась дурочка.
— Ну не выгонять же ее, — говорю, не оборачиваясь. — Ее сразу же схватят и убьют. Я передам ей силиконовую маску, девочка из древнего рода, ее нельзя терять — может пригодиться.
— Самим жрать нечего, а тут лишний рот. За нее миллион дают, Леон! Мил-ли-он! И реально ведь дадут! Да вся наша стая горя знать не будет. Вооружимся, жилье купим, еды нормальной…
Вот теперь оборачиваюсь. Активно жестикулирующая Гитель улавливает мое настроение, замирает, съеживается. Программа говорит, что отношение Гитель ко мне — неприязнь.
— Не смей, слышала меня?
Вспоминаю, что взял с собой печенье, подаренное Помпилиями, чтобы кого-нибудь угостить, оставляю несколько для Лики и Рэя, упаковку бросаю Гитель.
— Больше пока не могу. Раздай детям.
Доносится смешок.
— Что с тобой, Леон? Ты ставишь какую-то убогую выше интересов стаи? Да все наши проблемы решатся сразу! Это путевка в жизнь.
Не могу поверить, что эта женщина — моя Гитель.
— Ты не представляешь, как она важна. Сохрани эту девочку, я вернусь и заплачу за нее. И заберу, как только смогу.
Снова смешок. Гитель растворяется в темноте. Меня распирает злость, считаю до ста и со всей дури луплю стену. Еще проблема прибавилась: куда девать Элиссу? Попросить Рэя присмотреть за ней? Но я собираюсь на Полигон, приключение затянется недели на три, да и я могу вообще оттуда не вернуться, а девчонка…
Понимаю, что сам себя убеждаю в ее ценности, и Гитель права. Месяц назад я без раздумий сдал бы Элиссу. А теперь… Почему я уверен, что она важна? Не потому ли, что само понятие «стая» для меня расширилось. Моя стая теперь — и гемод Рэй, и тупица Кириан с Эдом, и Помпилии, и Лика.
Хуже всего то, что непонятно, чего ждать от Гитель, но сейчас я никак не успею пристроить Элиссу, остается просто надеяться, что Гитель не побежит сдавать девушку прямо завтра-послезавтра. Карабкаюсь наверх. Начинают саднить сбитые костяшки.
У меня осталось полтора часа, чтобы навестить Рэя, забрать у Лики браслет и подняться.
Плюхаясь на заднее сиденье такси, я наконец читаю послания от Гитель — сплошная бытовуха, ничего, стоящего внимания.
Открываю конвертик письма от Элиссы.
Здравствуй, Леон!
Извини за эти письма, и если ты их не прочитаешь, так даже лучше. Но мне нужно кому-то сказать, иначе
