Только начав построение дедуктивной цепочки, он сразу же был вынужден отвлечься на городового — тот просто-таки излучал скепсис.
— Что-то не так?
— Кхм. Дмитрий Палыч, сами ведь знаете, среди местной публики кого только нету. Случается, и графья с баронами попадаются, и чиновники, но вот врачей доселе что-то не замечено.
Рудников кивнул на бывшего Чернявого, встретившего свою кончину в очень нелегких обстоятельствах:
— А вот, к примеру, цыган какой такое мог утворить очень даже запросто. Бывают среди них умельцы, с ножичком-то. И кулаки почесать тоже. Тут ведь людишки-то смирные по большей части — руки берегут и на рожон почем зря не лезут, иначе как же им потом отбитыми пальцами-то по карманам шустрить? Нет, в «Каторге», может, такое бы и не вышло — на пол всех уложить, там народец шубутной, на драку легкий, а тут чуток погладили по сусалам — все сами и попадали.
— И что же простой карманник не поделил с таким вот цыганом? Лошадь, хе-хе, свел?
— Ну мало ли, в жизни всякое бывает. Может, брат его чего не поделил.
— А кто у нас брат?
— «Кот»[31] он, обычно в Грачевке[32] обретается, но и сюда иногда заглядывает.
Высокоинтеллектуальный разговор прервал трактирщик, настойчиво поинтересовавшийся, когда же ему можно будет открывать заведение. Тут же прибежал посыльный, затребовавший доктора в другое место, помогать пробитой голове очередного пострадавшего, заторопились по своим делам городовые, подъехала телега за безвременно усопшими…
Штатный медик полицейской части вздохнул и стал собираться. Как легко у Холмса выходит применять его дедуктивный метод! Все логично и целесообразно, одно вытекает из другого, важнейшие доказательства словно бы сами собой лезут под руку!.. А ему вот подобное явно не дано. Увы!..
Впрочем, кто на кого учился.
Федор Чуркин очнулся на продавленном диванчике в комнате для «приема» клиентов, и сделал это от боли — очень уж сильно затекли руки. Как он в этой самой комнате оказался, ему было неведомо, ибо последним, что припоминалось, была ночная улица и резкая вспышка света, причем прямо в голове.
— Мм?!
— Хм-му!
Глаза буквально разъезжались в разные стороны, словно бы он уже успел хлопнуть стакан-другой самогона, а рот оказался забит какой-то вонючей тряпкой. Вдобавок его запястья были крепко (слишком крепко!) стянуты за спиной. Поворот раскалывающейся от боли головы и последовавшее за этим действом легкое усилие помогли обнаружить, а затем и опознать лучшего друга (а заодно и напарника по нелегкому сутенерскому ремеслу) Харитошу. А справа нашлось, так сказать, само орудие производства, маруха[33] Машка — это она отозвалась на его мычание своим. В данный же момент и друг, и сожительница очень напряженно смотрели куда-то вперед. Вернее, не куда-то, а на кого-то.
— Очнулся.
Услышав незнакомый голос, Федор встрепенулся, опять замычал от боли и принялся усиленно моргать, прогоняя из глаз тяжелую одурь. Где-то с третьей-четвертой попытки ему это удалось, и прояснившемуся взору открылись двое бородатых мужичков, одетых как преуспевающие лавочники. Вот только у лавочников обычно не бывает таких внимательных глаз. Да и плечи обычно поуже, а вот живот, наоборот, заметно шире… Лихорадочные размышления опытного «кота» (кто же это к нему припожаловал?) прервало появление третьего мужчины — подхватив по дороге стул, он поставил его примерно за сажень от обездвиженной троицы, плавно уселся и достал из кармана серебряную «луковицу». Подвесил прямо перед собой за цепочку и, равномерно покачивая, спокойно поинтересовался:
— Где хозяин этих часов?
— Мм!
Словно бы только сейчас заметив, что рот его собеседника занят чем-то посторонним, неизвестный легко поднялся, перетек поближе и коротко взмахнул неизвестно когда оказавшимся в руке ножом.
— Хмм!!!
Острое лезвие горячим ветерком рассекло тряпку, а вместе с ней и кожу на лице. А острие подцепило замусоленный и пожеванный комок и вытащило его изо рта — только для того, чтобы тут же кольнуть верхнюю губу.
— Отвечай тихо.
Присев обратно на стул (при этом нож исчез так, как будто его никогда и не было), человек мимолетным жестом огладил свою рыжую бороденку и разрешил:
— Говори.
Федор облизал враз пересохшие губы и просительно улыбнулся. Гости его на «деловых» людей были непохожи, а следовательно — имелся оченно даже недурственный шанс отбрехаться. Правда, и на полицейских фараонов они тоже не смахивали, но об этом он уж как-нибудь потом погадает.
— Ошибочка вышла, господин хороший, вот ей-богу — ошибочка! Я и часики эти в первый раз вижу. Вам, видно, наговорил кто-то на меня, так вы ж не верьте — мы ничем таким не занимаемся, у нас все по-честному, по согласию…
Допросчик коротко махнул рукой.
Ссших!
Тум!
Голова сутенера дернулась назад и резко полыхнула сильной болью в переносице. Прогоняя навернувшиеся слезы и хлюпая кровавыми соплями (а заодно наливаясь черной злобой), Чуркин пронаблюдал, как с его живота забирают нож, угодивший аккурат в кончик носа. Металлическим и очень даже твердым «пятаком» рукоятки.
— Три дня назад ты отдал часы своему брату, с тем чтобы он заложил их в ломбарде. Захар это сделал, взяв себе треть вырученных денег. Остальные две трети он передал тебе вчера утром.
Из кармана появились на свет металлическая змейка, тускло заигравшая на свету серебром, и небольшая коробочка, блеснувшая никелем.
— Этот браслет нашли в соседней комнате. Зажигалку — в твоем кармане. Где?
Вместо ответа Федор презрительно сплюнул. На душе было муторно до невозможности, но показывать это он не собирался — знай наших! И на каторге люди живут. Рыжебородый же на это даже и лицом не покривил — мимоходом распорядился зажечь печку, а потом просто взял да ушел. В соседнюю комнату.
…Пять минут спустя.
— МММ!!!
Сильная рука словно нехотя отпустила нос, а потом вытащила кляп, позволяя «коту» втянуть в себя сладкий и такой живительный воздух. В штанах было подозрительно сыро, в душе царил полный раздрай, но надежда на лучшую участь еще оставалась:
— Что ж вы, ироды, с невиновным человеком творите!.. М-мы!
— Ты ведь все равно не будешь говорить, правда? Тогда и я звать никого не буду — чего людей туда-сюда гонять, только расстраивать. Давай-ка лучше мы с тобой опробуем одну штучку, а?
…Еще пять минут спустя.
Странная двузубая вилка, соединенная гибким проводом с чем-то вроде телефонного аппарата, легонько ткнулась Федору прямиком под челюсть, и его тело тут же скрутило в спазме.