Людмила схватила Журналиста за руку. Намеченный язык оказался между ними. В самый раз вроде.
Включила блок-универсал на режим перехода, практически не могущего особенно сильно поколебать «эфир». Пространственно – меньше километра, по времени можно и ноль в ноль. Другого выхода она просто не видела. Прогнать через центр Москвы дико воняющий ядовитым газом омоновский автобус, сбивая в случае необходимости встречные и поперечные машины, – сумела бы, но зачем? Не американское кино всё-таки. Да и что – прямо к подъезду парковаться, и грязное тело, с которого льётся, на третий этаж тащить? А потом?
Совсем чётко, прямо в ванную, у ней перенос не получился. Материализовались посередине коридора, метрах в десяти от нужной двери.
По-офицерски матерясь, не обращая внимания на изумлённый взгляд Анатолия, на которого её фразеология произвела больше впечатления, чем мгновенное перемещение с улицы в обширную, пустую и тихую квартиру, Людмила осмотрелась. Хорошо, Герты с Мятлевым здесь не было, гулять отправились. А чего не гулять мужчине с красивой девушкой, если кирпич денег, почитай, с неба свалился? Вся Москва его, пусть и чужая.
– Давай, берись, тащим, – приказала она.
Языка свалили в ванну, и Вяземская включила воду на полный напор. Пусть откиснет вместе с костюмом, да заодно и в себя придёт. Потом грязные и мокрые шмотки в мусоропровод сбросим, обсушим, во что-нибудь переоденем, тогда и поговорим.
Всю грязную работу она решила поручить Журналисту. Ничего с ним не сделается, тем более, пока Мятлев не подтвердил его полномочий, он вроде как тоже военнопленный.
– Слушай, – спохватилась она, – пока он не совсем вымок, всё из карманов – сюда. И сиди с ним, чтобы не захлебнулся и вода через край не перелилась. Прополощется – поможешь раздеться, шампунем облей погуще. Станет чист и благоухающ, как невеста перед свадьбой, тогда приодень, обувать не надо. Вещи я сейчас принесу. В разум придёт, тогда и поговорим. И ещё – возьми вон тряпку, паркет, где он следы оставил, выдрай, как палубу крейсера к высочайшему смотру. Воняет… – Людмила впервые позволила себе скривиться от отвращения. – Дезодоранты – вон, на полке. Ванна наполняется минут десять, успеешь…
– Послушайте, Людмила, вы себя ведёте… Я к вам в лакеи на подряжался… – попробовал «взвиться» Анатолий.
– Всё, Анатолий Васильевич, всё, – почти грубо сказала Вяземская Журналисту, человеку вдвое себя старше. Впрочем, в данном облике она могла сойти и за ровесницу. – Все ваши понты и «комильфо-привычки» остались за бортом. Считайте себя рядовым, призванным в часть с оч-чень вредным взводным командиром. Но отделенные – ещё хуже. У нас, в отличие от вашей «демократической армии», дисциплинарные права ротного, к примеру, командира, выше, чем у вашего Генерального прокурора. Десять лет арестантских рот, бессрочная каторга или расстрел перед строем из личного оружия считаются вполне обычным делом. Наказанные редко возражают.
– Боже, куда я попал? – пробормотал Журналист, приверженец «прав человека» и безусловного примата личности над государством, с трудом попадая огоньком зажигалки в кончик сигареты.
– Из вселенского бардака в относительный порядок. Выбор у вас невелик. Или слушаетесь подпоручика Вяземскую, или возвращаетесь на известный нам перекрёсток. Там с вами, может быть, поначалу будут говорить вежливо, но только поначалу. Уж лучше сейчас в коридорчике пол протереть. В тюрьме коридоры стометровые и сортиры на двадцать очков.
Анатолий с выражением лица Васисуалия Лоханкина, произносившего бессмертные слова: «А, может быть, в конце концов, именно так и надо? Может, в этом и есть великая сермяжная правда? Может, именно в этом искупление, очищение, великая жертва… И я выйду из этого испытания…» – решил больше не спорить. Приключения-то начались нешуточные, грандиозные, можно сказать, до капризов ли тут?
«Ему, наверное, сейчас овсянки без молока и сахара бы неплохо», – прикидывал Журналист, глядя на пришедшего в себя, но слабого, как больной младенец, бледного в прозелень оперативника. Когда-то, давным-давно, ему довелось подцепить в предгорьях Памира натуральную, классическую холеру штамма «Эль Тор», почти не смертельную, но жутко мучительную, и он очень хорошо понимал своего «пациента».
За время его отсутствия Людмила воспользовалась ванной и косметическим кабинетом Сильвии, обеспеченным абсолютно всем, что может потребоваться женщине в «войне полов», как однажды выразился Ремарк устами своего героя[38]. Гомеостат избавил её от морщин, угрей, грубой серой кожи лица, кругов под глазами. С остальным она справилась сама.
В любимом кабинете «старших братьев», куда ей попадать удавалось не слишком часто, она, приведя себя в порядок и переодевшись по вкусу, расположилась по-хозяйски. Сейчас-то никто не попросит «освободить помещение», а для других полезно будет увидеть её здесь и так.
Вяземская просторно раскинулась в глубоком кожаном кресле перед письменным столом (чтобы её хорошо и сразу было видно от дверей), снимая стресс кофе с коньяком и настоящей, крепкой сигаретой, а не так называемой дамской, без вкуса и запаха.
На тумбочке напротив стоял полутораметровый экран дальновизора (телевизора, по-здешнему, но какого качества! Плазменный, говорят). Красавица-дикторша, не совсем славянской наружности, как раз рассказывала, натянуто улыбаясь, о стычке городского ОМОНа с какими-то хулиганствующими или бандитствующими элементами.
«Потерь у сил правопорядка нет, – говорила дикторша, не имея возможности показать картину с места происшествия, телевизионщики не успели подъехать, хоть там совсем недалеко, – но в центре города наверняка действует очень дерзкая и хорошо вооружённая банда. Призываем всех граждан, живущих в этом районе, из квартир не выходить. Преступники не останавливаются перед применением оружия. Не переключайтесь…»
Глупость дикторша сказала или те, кто ей текст подсунул. Нет бы хоть что-то ближе к правде придумать…
В кабинет вошёл немного начавший понимать дисциплину Журналист. Увидев Людмилу в новом облике, он слегка обалдел. Телевизор его не заинтересовал. Он просто не видел дикторшу и не слышал её сообщения, он смотрел на «чудное», но очень суровое «видение».
Как-то сразу ему стали понятны слова из записки Контрразведчика.
Перед ним сидела не просто красавица – девушка, каких он в своей жизни просто не видел. Фотомодели не в счёт – у тех просто до предела отшлифованные «фотошопом» лица. На прочее возможностей техники не хватает. Не зря же в случае прямой видеотрансляции «самых-самых» операторы стараются удерживать их на задних планах, даже если они и в «боевой раскраске». Редко у кого из нынешних звёзд лицо гармонично сочетается с телом, а главное, манерой поведения.
