— У тебя была возможность задать этот вопрос, парень. Вчера. Но ты предпочел пялиться на моего лобстера. Поэтому сегодня большую часть дня занимался не своим делом. На первый раз прощаю. Но если второй пилот или кто-либо из экипажа еще раз пожалуется на то, что ты забиваешь на свои прямые обязанности...
Он не договорил, но я понял его и так.
Понял я и кое-что еще. Экипаж «Кита» был вовсе не рад появлению нового переводчика.
Глава двенадцатая. Мертвец
Мертвец
За последние несколько дней меня слишком часто пытались убить. Поэтому моя реакция была, возможно, слишком поспешной, но довольно предсказуемой — я впился зубами в жесткую, пахнущую металлом ладонь, зажимавшую мне рот.
— Mierda , — шепотом выругался хорошо знакомый мне голос. — Яго, ради всего святого! Ты мне пол-ладони откусишь!
Уменьшительным именем «Яго» меня называли только родные. Этот знакомый грубый голос... этот запах железа, въевшийся в руку, не расстававшуюся с эфесом шпаги... быстро сопоставив в уме все эти детали, я разжал зубы и прошептал:
— Педро, братец, что ты здесь делаешь?
— Спасаю тебя, балда, — сердито отозвался мой брат, дуя на укушенную ладонь.
Я, кажется, упоминал уже, что Педро — мой старший брат, единственный из троих детей дона Мартина де Алькорон, имевший право на замок и наследственный титул. Разница в возрасте у нас была четыре года, но Педро всегда казался мне ужасно взрослым. С самого детства он готовил себя к карьере военного, без конца упражнялся во владении мечом и стрельбе из арбалета, а верхом ездил так, что даже наш суровый отец порой приходил в восхищение. К своим двадцати семи годам брат успел уже повоевать в Италии под знаменами прославленного гран-капитана Гонсало Фернандеса де Кордоба-и- Агилар и вернуться домой с мешочком золотых монет и шрамом через всю левую щеку.
Когда я несколько дней назад покинул наше родовое гнездо, направляясь к Лауре в Саламанку, Педро дома не было — он гостил в доме своего товарища по итальянской кампании Карлоса Сантильяны, на чью сестру последнее время заглядывался.
— Скорее, дон Летрадо, — прошептал лысый Хосе, подавая мне костыль. — Ваш брат — замечательный человек, настоящий кабальеро! Я бы хотел иметь такого брата, клянусь Мадонной!
«Интересно, чем Педро успел покорить их сердца?» — подумал я ревниво. Впрочем, ответ на этот вопрос не заставил себя ждать — Хосе гордо продемонстрировал мне зажатый между пальцами серебряный реал. Такие же монетки братец раздал и остальным моим сокамерникам.
— Не волнуйтесь, сеньор, — похожий на цыгана Гнида прижал руки к груди, — мы никому ничего не скажем! Никто не видел, как вы исчезли, все спали крепко, как сурки!
— А что с охраной? — поинтересовался я, поглядев на приоткрытую дверь. — Она тоже спит?
— Ты будешь смеяться, но это так, — ухмыльнулся Педро. — И что интересно, часовые спят совершенно бесплатно!
Я сердечно попрощался с заключенными, к которым, как ни удивительно, успел уже привязаться. Эль Торо напоследок так сжал меня в медвежьих объятиях, что у меня что-то хрустнуло в позвоночнике.
— Эх, сеньор! И я бы пошел с вами, если бы ваш брат позволил...
— Друг, — сказал Педро серьезно, — я ведь уже объяснял тебе: я могу вывести только одного человека. Часовые в коридоре спят, но охрана у ворот настороже и готова пустить в ход аркебузы.
— Ясно, — буркнул здоровяк. — Ну, удачи вам, дон Летрадо!
— И тебе, — сказал я. — И всем вам, друзья, удачи!
Мы вышли из камеры, и брат вновь запер дверь тяжелым железным ключом. Только теперь я обратил внимание, что Педро был одет в какой-то жуткий холщовый балахон, усеянный грязно-бурыми пятнами.
— Пойдем, — брат потянул меня за рукав, — охранники ведь могут и проснуться!
Но, когда мы проходили по темному коридору (я изо всех сил старался не стучать костылем), ни один из часовых даже не пошевелился. Впрочем, их было всего двое — один прикорнул на низеньком табурете в нескольких шагах от двери моей камеры, второй спал прямо на полу в конце коридора.
— Что с ними? — шепотом спросил я брата.
— Чересчур крепкое вино, — так же тихо ответил Педро. — Подарок дона Матео.
— Дон Матео? Значит, это он помог тебе пробраться сюда?
— Да, под видом своего помощника. Ну а теперь, будь добр, заткнись и иди молча.
Мы свернули в боковой коридор и спустились в подвал по выщербленным кирпичным ступеням. Здесь, в узкой и темной комнатушке, нас ожидал лекарь.
— Как ваша нога, юноша? — осведомился он вместо приветствия. — Дайте-ка, я осмотрю повязку...
Он с неожиданной для его комплекции ловкостью присел на корточки и, задрав штанину, сноровисто размотал бинты. Я скосил глаза — нога выглядела, на мой взгляд, довольно жутко, но дон Матео, кажется, придерживался другого мнения.
— Отлично, просто отлично, — бормотал он, разглядывая засохшие струпья на моей щиколотке. — Самое главное — рана чистая. Об остальном можно не беспокоиться — молодой сильный организм сам о себе позаботится...
Он отбросил окровавленные бинты в сторону и извлек из своей котомки еще один глиняный горшочек.
— Снова ваша чудодейственная мазь, дон Матео? — через силу улыбнулся я. — Если вы будете тратить ее на меня в таких количествах, то скоро разоритесь!
— Помолчи, — оборвал меня лекарь. Он откупорил горшочек, откуда сразу же шибануло таким зловонием, что меня чуть не вывернуло наизнанку. — Этот состав гораздо дешевле, хоть и пахнет не так приятно.
И не успел я возразить, как дон Матео вылил все содержимое горшочка на мою многострадальную ногу.
— Неужели это помогает? — недоверчиво спросил мой брат, стараясь держаться подальше от нас с доктором.
— Еще как! — воскликнул дон Матео, вытирая руки тряпицей. — Должен признаться, что честь изобретения этого состава принадлежит не мне, а профессиональным нищим, просящим милостыню на ступенях собора Святой Троицы. С его помощью они ухитряются придавать себе вид больных, увечных, прокаженных... et cetera, et cetera. Я позаимствовал у них некоторое количество этого средства и, подвергнув его анализу, пришел к выводу, что оно не только совершенно безвредно, но и обладает некоторыми — небольшими, впрочем, — целебными качествами. Самое же главное — для наших целей оно подходит как нельзя лучше, ибо нога, смазанная должным количеством такой мази, выглядит и пахнет точь-в- точь как конечность, пораженная газовой гангреной.
— Чем-чем? — нахмурился Педро.
— Газовой гангреной, — охотно повторил дон Матео. — Это страшная болезнь, от которой умирают быстрее, чем от чумы. А главное, для того, чтобы заразиться ею, достаточно подышать воздухом, отравленным миазмами, которые источает пораженный орган.
