Это были апперкоты в туловище. Я старался бить одинаково сильно, в левый бок противника. Первый удар угодил в напряженный торс Куцова, затем второй в ослабленные мышцы живота, потому что противник как раз вдохнул воздух.
И третий, добивающий, в печень. Куцов резко выдохнул воздух и упал на одно колено. Больше в этом поединке «барабанные» удары применять нельзя, слишком частое их использование таит опасность. Слишком уж предсказуемым становится боксер и ловкий противник может его поймать на контратаке.
Но больше ударов не понадобилось. Куцов корчился на настиле от боли, но все равно пытался подняться с колена. Его тренер покачал головой и выбросил полотенце на ринг. Неистово забил гонг, оповещая о моей победе.
Зрители опять завопили. Между прочим, они кричали еще что-то вроде «Энсьерро бокса!» или мне это послышалось. Я дождался, пока рефери поднимет мою руку в победном жесте, услышал аплодисменты и сошел с ринга.
Куцов пожал мне руку, прокричав на ухо, что ему еще не приходилось драться с таким сильным бойцом, как я. В свою очередь, я воздал должное его выносливости и стойкости.
Едва я успел пролезть через канаты и попасть в объятья Худякова, как сзади меня кто-то постучал по плечу. Я обернулся и увидел насупленного Гарсиа. Испанец, как всегда, был мрачен, будто я задолжал ему сто тысяч долларов.
Ну вот, драки все-таки избежать не удалось и я приготовился уклониться от нокаутирующего удара в челюсть. Отбиваться, пожалуй, не нужно. Если я устрою потасовку, то действительно быстро вылечу из чемпионата.
А вот если я просто попробую отбиваться и уходить от буяна, то есть шанс отделаться предупреждением. Между прочим, Гарсиа в этом случае тоже грозила дисквалификация, но чемпионат проходил на его родной земле и к его шалостям могли отнестись более снисходительно, чем к моим. В общем, расклад явно был не в мою пользу.
Но нет, схватки не случилось. Зрители смотрели на нас, ожидая драки, некоторые даже прибежали поближе, но Гарсиа, глядя на меня, только пробурчал что-то по испански. Затем подошел ко мне вплотную и смерил презрительным взглядом с головы до ног.
Я думал, что он сейчас плюнет мне под ноги. Но испанец развернулся и ушел через проход в ряды зрителей, расталкивая зевак. Я перевел дух. Болельщики испанца глядели на нас, а я посмотрел вслед Гарсиа и спросил:
— Кто-нибудь может объяснить мне, что сказал этот ублюдок?
Помимо Худякова и Деменчука, рядом стоял еще и переводчик из нашей команды. Он потер шею и ответил:
— Ничего хорошего. Это испанское ругательство. Он обещал четвертовать тебя на ринге. А еще он сказал, что быки пощадили такого заморыша, как ты, но уж он щадить не станет. Недаром его кличка Бешеный бык. И кстати, что такое Боксер Энсьерро?
Рядом с нами очутился Георгий Иванович. Его лицо также не сулило ничего хорошего. Он схватил меня за руку и потащил прочь. Худяков и Деменчук шли позади.
Надо же, это что, сложилась такая традиция, каждый раз выволакивать меня из зала после победы? Хочу заметить, что этот ритуал мне не очень по вкусу. Я предпочитаю, чтобы меня выносили на руках и прекрасные девушки осыпали букетами из цветов.
Вылетев из зала, Георгий Иванович провел меня в комнату отдыха. Затем усадил в кресло, стоявшее у низенького столика посередине и бросил передо мной газету.
— Боксер Энсьерро? Вот что это такое! Как ты объяснишь вот это, Рубцов?
Худяков и Деменчук, ворвавшиеся следом, схватили газету, прежде чем я успел ее взять. Деменчук присвистнул и передал газету моему тренеру.
— Смотрите, что творит ваш подопечный, Игорь Николаевич! — продолжал бушевать Георгий Иванович. Я и не думал, что он может быть так разозлиться. — Как такое могло произойти? Вы представляете, какой это скандал?
Худяков посмотрел на газету, потом перевел взгляд на меня. Его лицо окаменело. Что там написано, дьявол их раздери?
— Тренировался, значит? — спросил Худяков мертвенным голосом.
Я выхватил газету и посмотрел на нее. Все тексты на испанском языке, я ничего не понял, но зато фотография на странице оправдала самые худшие мои ожидания. Там был изображен я сам, собственной персоной, стоящий на улице в боксерской стойке перед надвигающейся лавиной быков.
Снимок получился убийственно отличный. Прекрасно видно мое напряженное лицо и надпись «СССР» на покрытой пятнами футболке. Я вспомнил стрекотание и щелканье, которое слышал в тот ответственный момент.
Получается, то были журналисты и корреспонденты, снимавшие меня на пленку. А еще я вспомнил, что там были кинокамеры. Значит, скоро меня покажут в новостях, если я уже там не появился. Ну все, теперь я влетел по самые уши. Хуже дерьма и придумать нельзя.
— Как это произошло, Рубцов? — продолжал допрашивать Георгий Иванович. Его лицо пошло красными пятнами. Наверное, он уже получил жесткий втык от начальства за то, что прохлопал мое участие в забеге быков. — Немедленно объясни мне, как это произошло!
Я поглядел на него и задумался. Надо что-то придумать или сказать правду? Так и так мне придется несладко. Наверное, вываливать всю информацию скопом не нужно, кое-где придется приврать.
— Меня ограбили, — заявил я. — Как раз в этот день, когда я возвращался с тренировки. Угрожали ножом. Забрали деньги и документы. Я начал отбиваться, погнался за преступниками и случайно попал в это забег с быками. А там меня сфотографировали журналисты. Я опасался, что меня могут исключить из чемпионата и не стал рассказывать об этом происшествии.
Худяков укоризненно смотрел на меня. Уж мне-то мог бы сказать, читалась немая обида в его взгляде. Я пожал плечами и постарался мысленно транслировать ответ: «Не хотел вовлекать тебя в неприятности, Игорь Николаевич».
— И что же, прикажешь этому верить, Рубцов? — отрывисто спросил Георгий Иванович. — Теперь тебе веры нет, учти. Все, что ты не скажешь, будет подвергаться сомнению. Вдруг ты хотел сбежать на Запад и потом поливал бы оттуда нас помоями? Одно могу сказать точно. Мы начинаем в отношении тебя полную проверку и приостанавливаем твое участие в чемпионате.
Нет, только не это. Вот чего я боялся больше всего.
— Подождите, — сказал я, встревожившись. — Как же так? Я же ни в чем не виноват. Это на меня напали и обокрали. Я-то тут при чем?
Я поглядел на тренеров и они, к своей чести, не стали стоять, засунув языки в задницу.
— Совершенно верно, Георгий Иванович, — сказал Деменчук. — Рубцов ответственный и серьезный парень. И потом, вы же видели его результаты. На сегодняшний день только он и Аракелян победили нокаутом. Если мы останемся без Рубцова, это может сильно сказаться на итогах соревнований.
Худяков снова посмотрел на меня и добавил:
— Ну да, мы же не хотим, чтобы наша сборная осталась без золота чемпионата Европы?
Возможно, он высказался чересчур оптимистично. Если уж на кого и возложат ответственность за мои хулиганства, так это в первую очередь на моего личного тренера. Как и я, Худяков тоже подпадал под каток проверки органов госбезопасности. Ему, пожалуй, может прийтись даже хуже, чем мне.
Тренер для боксера как отец родной. Его тоже будут допрашивать и выпытывать, не было ли в его действии или бездействии преступного умысла и намерения нанести вред интересам Советского Союза. Извлекут на свет божий старые доносы о его пагубном пристрастии к зеленому змию и тоже приплетут к делу.
Поэтому сейчас заступничество Худякова вызвало у Георгия Ивановича только раздражение.
— А вы молчали бы, Игорь Николаевич! — обрушился он на тренера. — Где вы находились, когда это произошло? Ведь это вы сообщили мне, что Рубцов отправится на тренировку один. Я разрешил под вашу персональную ответственность. И вот смотрите, чем это закончилось! Его вообще нельзя оставлять ни на минуту без присмотра! Хуже, чем малые дети, ей-богу!
Но если Худякова он мог заставить замолчать таким образом, то Деменчук прежде всего болел за итоги соревнований. Ради этого он даже был готов схватиться с КГБ.
