он, можно сказать, на подходе.
Ну, да ладно. Это всё — забота конструкторов, а не наша.
Эшелоны двигались на восток достаточно быстро, несмотря на многочисленные остановки для заправки паровозов водой и углём. Пропускать приходилось лишь санитарные поезда. Зато ради нас задерживали эвакуационные составы, забитые гражданским населением и оборудованием. Правда, люди на нас косились недобро: война идёт, а тут явно военная техника, тщательно укутанная брезентом, в сопровождении красноармейцев (ага! Переодели в форму, соответствующую времени, и всем выдали документы действующего образца) едет от фронта. Но это только в Белоруссии. За глубоко тыловым Смоленском перестали обращать внимание. Хотя военная пора ощущается и тут: полно встречных эшелонов с войсками и боевой техникой, везде ходят патрули с винтовками.
На протяжении всего пути нас из теплушек не выпускали. Как только состав останавливался на станции, из собственной теплушки высаживались бойцы войск НКВД и оцепляли эшелон. Они же и передавали нам кипяток и продукты. Кстати, очень понравился здешний хлеб, рядом с которым ставший уже привычным хлебозаводский из нашего времени даже близко не лежал. Очень пышный, ароматный, а не похожий на необожжённый кирпич не только по форме, но и по консистенции.
Приближение к Москве, как и в наше время, почувствовалось увеличившимся количеством стрелок и расходящихся железнодорожных путей. Но только в саму столицу наш эшелон не пустили, направив к нужному месту чуть в стороне от неё. И, наконец, утром мимо нашего вагона с настежь открытыми дверями под всё замедляющееся «чух-чухх-чуххх» проползло станционное здание с табличкой «Кубинка». Ого! На главный бронетанковый полигон привезли!
Я угадал. После построения прямо у вагонов прозвучал приказ разгружаться. Маета ещё та, но радовало, что наконец-то закончилось вагонное сидение, единственным развлечением в течение которого было изучение действующих Уставов РККА. В общем-то, имевших некоторые отличия от наших. Например, на приветствие командира следует отвечать не «здравия желаем товарищ полковник», а кратким «здрась».
Но это освоили достаточно быстро. Куда хуже было с зубрёжкой соответствия геометрических фигур в петлицах со званиями. И если с командирами НКВД, милиции и Госбезопасности требовалось просто «уменьшить» звание на два ранга, то даже для меня все эти воентехники, военфельдшера, военинтенданты и комиссары заставляли кипеть мозги. Не говоря уже о сержантском и солдатском составе. Пардон, о красноармейцах.
И помчались новоявленные красноармейцы расчехлять технику, снимать крепёжные тросы, подключать аккумуляторы. В общем, готовиться к переводу техники из железнодорожного положения в нормальное, «сухопутное».
Лейтенант Сергей Крапивин, 30 июня 1941 г., 15:00, Дотишки
Два дня непрерывных боёв просто вымотали меня до состояния выжатого лимона. Казалось бы, просто пехотная дивизия. Даже не моторизованная. Но при примерно одинаковой численности личного состава с «нашей» очень большая разница в артиллерийской поддержке. Из Полоцка, где базировалась 17-я стрелковая дивизия, которую мы сейчас поддерживаем, так и не успел подойти 390-й гаубичный артиллерийский полк. А это значит, у нас вообще нет гаубиц, калибром 122 и 152 мм. Только трёхдюймовки: 16 дивизионных пушек и 18 «полковушек». Было. К моменту, когда на нас вышли передовые части 5-й немецкой пехотной дивизии, у которой по штату 36 105-мм и 12 150-мм гаубиц. К этому следует добавить 18 «полковушек» калибром 75 мм и 6 тяжёлых полковых орудий калибром 150 мм. 34 пушки калибром 76,2 мм против 72 немецких стволов.
Немецкое тяжёлое полковое 15-см орудие
Следует сказать, что немецкие артиллеристы владеют своими «инструментами» куда лучше, чем красноармейцы. Тут и более точная корректировка огня, и постоянная связь наблюдателей-корректировщиков с батареями (а значит, лучшая гибкость в маневрировании огнём), и вообще у врага больше опыта: всю Европу под себя подмяли. К этому балансу следует добавить нашу ограниченность в боезапасе, так что даже при отражении атак «боги войны» стреляли с оглядкой на постоянно уменьшающуюся гору ящиков позади их позиций.
Мы — заслон против фрицев, стремящихся снова устроить нам Белостокский котёл. Для этого им нужно перерезать дороги, проходящие через Лиду, автомобильные и железную. А нам — продержаться до тех пор, пока основная масса войск З-й армии, отступающей из-под Гродно, отойдёт хотя бы километров на пятьдесят восточнее Лиды. И никакого подвоза боеприпасов нам не будет.
Тактика немцев уже определена. Наткнувшись на упорное сопротивление, не пытаются пробить его лбом, а начинают искать наименее укреплённое направление. Если, конечно, есть такая возможность. Тут, в районе Радуни, с этим не очень хорошо. Северо-западнее — заболоченная пойма речки Дитва. Западнее — леса, по опушке которых укрепился один из полков 17-й стрелковой. Северо-западнее и севернее (вплоть до Дитвы) держатся ещё два. Северо-восточнее, в районе Погородно, где находится первый батальон нашего 339-го гвардейского, четвёртый. Да, да! Накануне занятия рубежа в районе Дитвы дивизия стала четырёхполковой. Но 278-й стрелковый полк находится «на отшибе», удерживая Погородно, и нам ничем помочь не может.
Они лезут, мы их бьём. Они кроют нас гаубицами и снова лезут, но чуть поотдаль. И снова откатываются, оставляя на поле боя трупы и тяжелораненых. И снова кроют нас гаубицами. И так было два дня подряд.
Лезут не только на нас. Дважды пытались атаковать Погородно, но туда ещё 28 июня подошёл артиллерийский полк 8-й противотанковой бригады РГК, и оборона там неплохая.
Там другая беда. С севера их пытается атаковать 19-я танковая дивизия 57-го моторизованного корпуса. Та же самая история: получили по рылу в Вороново, где закрепилась 37-я стрелковая дивизия, и попытались обойти городок с другого направления. Хорошо, хоть в 57-м корпусе острая нехватка пехоты после того, как наша артиллерия накрыла их 12-ю моторизованную дивизию в окрестностях Друскеников. И число танков резко сократилось после встречи с 654-м полком противотанковой бригады и нашими восемнадцатью Т-72. Там хуже стало, когда командование 5-го армейского корпуса направило в поддержку танкистам 35-ю пехотную дивизию, а с севера подошли части 12-й танковой дивизии. Там, у Вороново, сейчас такая рубка идёт, что «Гвоздики» и «Грады» работают только по заявкам нашего комполка, штаб которого на южной окраине городка.
Вчера во второй половине дня мы заметили, что 5-я пехотная начала выдыхаться. И пехота, и артиллерия. После обеда — всего одна вялая атака, поддержанная совсем слабым артналётом, а сегодня с утра — и вовсе лишь перестрелка с фрицами, окопавшимися восточнее Киванцев.
Причина, как показал допрос «языка», добытого ночью батальонной разведкой, меня ошарашила: у фрицев практически закончились боеприпасы. Сколько книжек про войну прочитал, а такого не припомню. Особенно — в июне-июле сорок первого.
Комдив 17-й генерал-майор Бацанов отреагировал молниеносно, вызвав к себе капитана Сокола.
— Ну, что, капитан, поможешь своей бронетехникой по германцу ударить?
Володя, хоть и сам мужик горячий, даже несколько оторопел от такого
