– Потерпи капитан! Главное до своих донести!
– Сейчас перемахнем через овражек и сделаем перевязку! Через некоторое время меря донесли до землянки,(где располагались разведчики). Положили на узкие нары. Нары были обрублены из земли, покрытые хвоей. На нарах могли уместиться два человека, один в ногах у другого.
11.
Видя что я весь в крови, сменяя срезали сапоги, распороли пропитанные кровью брюки и стащили гимнастерку. Нательное белье пришлось разрезать ножом и отнимать лоскутами от липкого тела. Повсюду виднелись кровавые раны и свежие потеки крови. Гимнастерка в области и живота была иссечена мелкими осколками. Когда её оттопырили и стянули через голову, на брюшине я увидел кровавую с черной каемкой дыру. В середине дыры сочилась (свежая) кровь, а по краям, как траурная рамка,, (черная) прилипла земля. Ну всё! – мелькнуло в голове. Заражение крови обеспечено! Проникающее ранение в живот. На грудь, лицо, руки и ноги я даже не посмотрел перед тем как их замотали бинтами. Проникающее ранение в живот осколка с землей самая мучительная смерть, какую возможно было придумать для солдата. Я не стал рассматривать другие раны. Даже на ранения между ног особого внимания не обратил. Посмотрел на окровавленный обрубок и подумал, теперь всё равно хозяйство это не пригодится. Беспокоила только рана в живот. На меня стали наматывать индивидуальные пакеты. Я был замотан бинтами с ног до головы. Осколочное ранение лица, шеи, груди, рук и обеих ног. В землянку внесли сержанта и моего ординарца Егора. Ординарца положили на нарах у меня в ногах. Егор некоторое время лежал тихо, потом начал бредить, потом пришел в сознание и открыл глаза.
– Где капитан! – сказал он не допив кружку с водой до конца.
– Здесь! Здесь! Лежи спокойно! – сказал старшина.
– Ты вот что старшина! Налей-ка нам с капитаном для дезинфекции грамм по двести.
– Тебе сейчас водку пить нельзя!
– Давай не жидись! Нечего жаться! Знаю, вам только бы выжрать нашу порцию!
– Накройте-ка мне ноги ребята шинелью, а то пальцы мерзнут на ногах.
Разведчики молча набросили ему шинель на грудь. У ординарца не было обеих ног выше колен. Старшина в стороне хлопотал с флягами и железными кружками. Егор потерял много крови, он часто дышал и иногда недолго стонал. Ему на ноги у бедер наложили шины и замотали бинтами культи.
– Ты чего старшина? – сказал он грозно и повернул голову в его сторону.
– Ты иди сюда при мне наливай! А то ещё возьмешь да для выгоды своей водой разбавишь. На раненных сэкономить хочешь? Я давно это за тобой замечал. Старшина подошел к Егору, опрокинул горлышко в железную фляжку и налил почти до краев.
– Подай сначала капитану а потом при мне и мне нальешь. Старшина кивнул головой, подзывая к себе кого-то из разведчиков, тот подошел взял кружку с водкой и подошел ко мне. Старшина налил вторую кружку на глазах у ординарца.
– По звуку слышу, до краев налил! Помогите братцы! Поднимите меня! А то мимо рта опрокину. Двое разведчиков подтащили Егора под руки и приподняли кверху (поддерживая за лопатки и голову). Старшина подставил ему к зубам налитую кружку и хотел аккуратно наклонить вперед.
– Я не буду один пить – отстранив рукой спиртное крикнул Егор. – Почему капитану не дали? Капитан, ты жив?
– Я живой Егор. Но водку пить не буду. У меня ранение в живот. Заражение сразу разойдется по всему телу.
– Ну ладно! – сказал Егор. – Я выпью за тебя и за себя, гвардии капитан! Старшина! Тащи сюда вторую кружку! Давай эту мне в руку! Старшина подал ему кружку, он опрокинул её и выпил её залпом(первую, отдышался, разжал губы) промычал:
– Давай! Быстро вторую! Никогда раньше не пил сразу четыреста грамм! Ох! Как пошла! Так и зажгла всё внутри и завертела! Положите меня братцы! Я немного полежу!
– Закусить не надо? – спросил старшина.
13.
Егор в ответ даже звука не издал. Его положили на нары, под голову положили ватную куцавейку и он заговорил сам с собой.
– Женушка меня ждет. Там без меня дочка растет, у неё уши тоже торчат, как у меня. Вся в папашу. А я хотел чтобы ушки у неё были прижаты, как у жены. Хотел чтобы дочка была красивой. Ну и пусть топырщатся. Внуки будут похожи на меня. Егор закрыл глаза, откинул руку в сторону к земляной стене и постепенно затих.
– Посмотри старшина, что-то он быстро затих(успокоился и спит после хорошей выпивки). Старшина наклонился над ним, Егор больше не дышал. Он потерял много крови и выпил водки. Смерть его была тихая, легкая и немучительная. “Помирать мы станем и не охнем…” – вспомнил я строку из одной песенки. Я пролежал на нарах в землянке ещё несколько часов пока из полковых тылов не вернулась наша повозка. Меня положили на телегу и повезли в санроту. Осмотрев наложенные на раны повязки, капитан медслужбы Соболев выписал эвакокарту и отправил меня в медсанбат. В медсанбат нас везли на другой телеге. Если до санроты старшина ехал осторожно, часто останавливался когда мы начинали стонать. То этот обозный из санроты не останавливал свою лошадь даже когда мы на него начинали матом кричать. Потряс он нас хорошо, но слава богу путь был короткий, всего километров шесть. Через некоторое время я лежал в хирургической палатке на деревянном узком столе, застланным белой клеёнкой. Две медсестры стали сматывать с меня бинты. Когда я предстал перед ними в голом виде они доложили хирургу. Пришла женщина, капитан медслужбы, лет тридцати пяти. Она осмотрела все мои раны, потрогала пальцами и велела колоть местную анестезию. Тело моё от удара мины опухло, стал заплывать левый раненный глаз. Они начали с ног. Каждый укол толстой иглой и большой объем вливаемой жидкости раздирали мне опухшие мышцы(вокруг ран). Вокруг каждой раны они делали два, три укола. Я поднялся на локтях, медсестры с двух сторон бросились ко мне и повисли у меня на руках.
Я выругался матом. Они мне ответили:-“ Успокойся, миленький, лежи смирно.”
– Режьте так, без ваших уколов! И не подходите ко мне больше с этим шприцом! Мне всё мясо раздирает от вашей анестезии! Держите меня за руки, за голову, на ноги навалитесь, на каждую по одной! Я буду терпеть и скрипеть зубоми!
– Ну терпи капитан! Терпи милый разведчик! Я сжал зубы и через нос застонал.
– Режьте быстрее! Чего встали! – в перерывах между стонами кричал я. На руках и ногах у меня висели по одной сестре. Ран и осколков только на ногах было с десяток, не меньше. Я терпел, ругался, матерился и кричал. Подгонял хирурга и умолял работать побыстрее.
