Марина испуганно вцепилась в мои плечи.
— Все-таки ты трус, Громин. С младшими связался. Не боишься, что засмеют?
— Мне плевать — что там кто скажет.
— Месть сладка?
— Ты прав, сучонок. — Скалится он в ответ.
Мститель, мля. Что же делать? Как выпутаться? Палка всё ещё была у меня в руках. Как дубина она не подходит, слишком легкая. Палка и есть палка…
— Мариш, — еле слышно зашептал я, — я сейчас овчарку палкой отвлеку, а ты сразу беги к забору.
И обратился к Громину:
— А собачка-то не очень хорошо слушается.
— Молодая, — Громин усмехнулся и начал сматывать поводок с руки, — но дрессуру прошла.
— А мы сделаем так. — И я кинул палку в сторону, крикнув:
— Апорт! Взять!
Но овчарка равнодушно проводила её взглядом. Громин презрительно хмыкнул, а Марина никуда и не побежала. Так и держалась за мои плечи, стоя сзади.
А палка влетела в сиреневый куст, оттуда выскочил давешний котяра и, тут же застыв в форме подковы, зашипел на собаку. Вот этого овчарка не перенесла и, как только кот кинулся прочь, рванула следом. Она бы настигла этого извечного раздражителя собак, но овчарка тащила за собой по траве матерящегося хозяина, который от неожиданности не устоял на ногах и теперь пытался высвободить руку из петли поводка.
Тем временем, кот подбежал к двум растущим рядом березам, слету прыгнул, но сорвался и, не повторяя попытки залезть на дерево, кинулся дальше, так как овчарка уже была рядом. А она, повторяя путь кота, пробежала между двух деревьев. Следом, между берез влетел её хозяин и тут же в них застрял. Овчарка взрыла землю и, взвизгивая от обиды, залаяла вслед коту. Она рвалась дальше, дергая поводком, чем мешала подняться Громину. А тот, похоже, застрял капитально и теперь материл собаку, кота, «долбаный поводок», ну и меня с Маринкой до кучи.
Марина, глядя на это, звонко рассмеялась. Громин, пытаясь выбраться, орал на собаку, а та, не понимая команд, начала носиться вокруг деревьев, все больше опутывая хозяина длинным поводком. В конце концов, поводок запутался окончательно. Картина примотанного к дереву Громина, мне что-то напоминала.
— Как Карабас-Барабас, — смеясь, сказала Марина.
Я тоже улыбнулся — действительно, похоже. Вместо бороды поводок, собака хоть и черная, но совсем не Артемон, а Зеленина даже на киношную Мальвину немного похожа, и смеётся так же заразительно. Только вот я вовсе не Буратино и не буду стоять как пень, пока Громин выпутается, и не возьмется за нас. А он возьмется. И за то унижение на уроке, и за его позор тут…
— Пойдем, отсюда Мариш, — сказал я, смеющейся Зелениной, — тут опасно, покусать могут.
Это только добавило ей смеху. Подхватил Марину под руку и повел к выходу из сквера.
— Ты за все ответишь, сучонок, — донеслось мне вслед.
Обернулся и встретил ненавидящий взгляд Громина.
— Жарко было. Влажность невыносимая и при этом пекло страшное, как постоянно в парилке сидишь. Не климат, а наказание какое-то. У побережья прохладно, а как вглубь страны попадёшь… Там всего в избытке — и джунгли, и саванна, и пустыня. Самое интересное, что есть болота огромные, с тварями кусачими — комары и мухи, которые так цапнут, что тут же огромный фурункул вздуется…
Мы сидели на лавке, рядом с рукоходом. Я внимательно слушал Тихомирова. Голос его глухой, с оттенком горечи. Видно, что эти воспоминания ему радости не приносят, но за годы так наболело…
— Если что-то съешь, то не значит, что переваришь нормально. Чаще на толчке сидели. Таблетки горстями, чтоб не заболеть, спирт хлестали… но не очень помогало. Я дольше всех ребят продержался, но все равно малярией заболел. За один день восемь килограммов потерял, правда, оклемался быстро и сразу за работу…
Наша тренировочная база была в глубине страны, в десяти километрах от городка Уамбо. Там мы готовили местный контингент, опыт свой передавали. Нас, то есть советских специалистов, на базе было всего пятнадцать человек. Восемь военспецов, два медика и пять «переводчиков». Вот только по-португальски говорил один. Я тоже «переводчиком военного советника» числился, хотя на португальском — ни бум-бум. Разве только несколько слов — «си» и «нао», что значит — да и нет, «бемь» — хорошо и «побрементье» — плохо. До сих пор помню, — горько усмехнулся Тихомиров.
— Наша группа «переводчиков», ставила охрану и оборону базы, заодно обучая местных всем премудростям. Военспецы по технике обучение вели. Наши в Анголу много отечественного вооружения поставляли. Помощь в обучении местной армии нам оказывал кубинский батальон. Совместно с ними часто выходили на учения. Полученные навыки на местности отрабатывать. Поначалу нам было запрещено участвовать в выходах и приказано всегда находиться на базах, — тут Тихомиров усмехнулся, — но потом руководство все-таки решило, что надо самим мастер-класс показывать.
Дядя Миша помолчал немного и продолжил рассказ:
— Перед отправкой в Анголу, нас всех тщательно инструктировали — нельзя попадать в плен. Если вдруг случится, то мы гражданские специалисты, оказывающие местному населению помощь. Но попадать в плен мы не собирались. У каждого на этот случай был специальный патрон или граната. Мы ходили в камуфляже без знаков различия. В документах наших были другие имена, чаще латинские. Меня называли Мигель Транквильо. За то время, что я провел там, так свыкся с этим именем, что даже стал забывать — как на самом деле меня зовут. Сашка Григорьев, единственный по-португальски говорящий, все смеялся: «Вернемся домой, родные позовут, а мы и не поймем…». Его самого ангольцы называли «Санчес Амиго», а мы шутили, вторя: «Друг Санчо».
И вот как-то учения проводили недалеко от черных скал. Были такие, странные очень. Ровное место и вдруг — горы. Невысокие и черные, как будто чистый уголь. Склоны крутые, ровные. А вокруг них осколки камней с острыми краями, хоть сало режь.
Дядя Миша встал, прошелся туда-сюда, остановился у рукохода и, взявшись за трубу, тихо сказал:
— Вот у этих скал и случился тот бой. Последний…
Кисти Тихомирова побелели, сжав перекладину. На миг показалось, что железо сейчас сомнется в его мощных руках. Дядя Миша выдохнул. Голос его стал ещё глуше:
— Шли колонной по дороге, вдруг стрельба впереди. Кубинцы и ангольцы сразу в бой вступили, а мы, всей группой, заняли оборону. Вместе с нами отделение кубинских товарищей, прикрытие наше. Нас всегда хорошо охраняли. И тут нам в тыл ударили, да так, что сразу половину прикрытия положили. Ухнуло два взрыва впереди. И пулеметы из зарослей огонь открыли. Стало понятно, что это засада именно на нас. Предупреждали же, что могут охотиться на советских военспецов. Вот они и отвлекли основные силы, а вторая часть в тыл нам ударила. Грамотно обложили. Нас отжали к скалам. Вызвать бы помощь, но, как назло, рацию «шальной» пулей разбило. С нами к камням отошли трое кубинцев, и ещё двое ангольских партизан. Все, что в живых остались после взрыва и пулеметного огня. Укрылись за камнями. Командир кричит — отходим за скалы, но куда там… огонь со всех сторон, не высунуться. Зажали качественно. И непростые диверсанты из УНИТА, а юаровские коммандос. Гранатами по нам не работают, хотят живыми взять. Слышим, как где-то недалеко тоже бой идёт. Но нам деваться некуда и нас просто так не возьмешь…
