- Ты что же это природный государь? - недоверчиво переспросил Онфим.
- Я великий герцог мекленбургский Иоганн III, по вашему великий князь. Род мой ведется от ободритского князя Никлота и в своей земле я все равно, что царь. Многие короли, во многих странах со мной в родстве состоят.
- Хорошо коли так, - усмехнулся Онфим, - а то я про "природного государя" услышав, решил, что ты нам скажешь, будто ты царь Дмитрий чудесно спасшийся. А ты вот просто князь в неметчине. Как же ты к нам такой красивый попал?
- Судьба, как видно, такая. Видать господь решил тебе жизнь сохранить воин. Боярин поди не похвалил бы тебя за то что дочь его не уберег?
- Не трави душу, немец. И так не уберег, ты хоть и оживил девку, а только с порушенной честью ей одна дорога в монастырь.
- С чего бы это, неужто она вам живая меньше мила, чем утоплая?
- Живая то живая, да кто ее замуж то теперь возьмет? Вот и выходит поруха чести боярской, а боярышне одна дорога в монастырь!
- Да что ты заладил, в монастырь, да в монастырь! Может там и нет никакого урона? После болота ляхи, прямо скажем, квелые были, а девку чести лишить еще постараться нужно.
- Чего? Как это нет урона, а чего же она топиться побежала?
- Чего побежала, а мало ли, перепугалась поди, на то она и девка. Вы вот что, найдите женщину бывалую, да вон хоть Никитичну. Она боярышню обмоет после болота, успокоит, да и поглядит чего и как. Вполне может быть, что и без монастыря дело обойдется и ты без опалы останешься.
Онфим, бывший как оказалось приказчиком у местного боярина, ухватился за возможность реабилитироваться. Послали за Никитичной, истопили баню. Боярышня ждала приговора судьбы тихонько плача. Когда появилась Сусанина, мы с Онфимом объяснили ей ее задачу. Старуха поохала, попричитала и резво взялась за дело. Но прежде чем она скрылась с боярышней в бане, я, улучшив момент, тихонько спросил есть ли в здешних лесах муравейники.
- Есть, милостивец, как ни быть.
- Ну, а раз есть, то сразу тебе говорю старая, что ежели ты какой урон у боярышни сыщешь, то я тебя сам на этот муравейник голым задом пристрою.
- Ты что же такое говоришь батюшка, как же можно то?
- А девку молодую заживо в монастыре сгноить значит можно? А в чем она виновата, разве в том, что ее защитить не смогли, те кому это положено.
- Твоя правда, милостивец, а только обман то вскроется, тогда как?
- А вот ты и научишь ее, что делать, чтобы не вскрылся. Вот ни в жизнь не поверю, что ты своему деду девушкой досталась.
От моих слов старуха сначала выпучила глаза, а потом, усмехнувшись, ушла заниматься экспертизой. По моему ощущению прошло минут сорок, когда Никитична вывела закутанную в рядно боярышню и передала ее на руки прислужницам. На немой вопрос застывший в глазах Онфима она коротко перекрестившись ответила:
- Спас господь, не дал злому делу свершиться!
Онфим истово перекрестившись обрадовано прогудел:
- Спаси тебя Христос, князь.
- А что, баня то хорошо топлена? - поинтересовался я в ответ, - а то вот я тоже в болоте изгваздался и ни кому до того и дела нет.
- Да протопили на славу, и то, правда, чего жару то пропадать. Попарься князь с дороги, да дела ратного.
- Ладно, пойду помоюсь, а то так есть хочется, что и переночевать негде.
Онфим понял намек правильно и когда мы с Казимиром напарившись вышли нас с почетом проводили в горницу и с почетом усадили за накрытый стол.
- Эх, после бани, портки продай, а чарку выпей! - вспомнил я суворовскую поговорку.
- Твоя правда княже, - прогудел Онфим подавая нам с Казимиром кубки. - Не побрезгуйте гости дорогие.
Гости не побрезговали и, выпив, не чинясь, взялись за ложки. Стол обилием не поражал, но как говорила моя покойная бабушка много чего пережившая в своей жизни "жрите что дают". Потчевали нас кашей и, ради постного дня, печеной рыбой. Рыбка явно была местная, поскольку припахивала болотцем. Запивали все это дело квасом. Пока гости не насытились, говорить о делах верх неприличия. Поэтому боярский приказчик лишь подкладывал, да подливал нам. Лишь когда мы, наконец, наелись, наступило время для серьезного разговора. Не дожидаясь расспросов, я сам рассказал Онфиму версию своих злоключений. По моим словам к полякам мы попали случайно, а увидев жестокости, какие они творят с невинными людьми, решили оставить их и перейти к воюющим за правое дело при первом же удобном случае. Вот в окрестных болотах такой случай и подвернулся. Не понятно было поверил ли нам наш собеседник, но вида не показал и сочувственно покивав, сказал.
- Ну, что же люди добрые, дело к ночи, а утро вечера мудренее. Ступайте спать, а там видно будет.
Вот уж неделю я во главе небольшого отряда ушедших со мной жителей болот кружил вокруг польского лагеря. Попытка подбить на поход дворянскую дружину с треском провалилась. Онфим сразу заявил мне, что они люди дворян Шерстовых, сам хозяин с сыновьями и боевыми холопами ушел в ополчение, а ему строго настрого велел блюсти поместье и единственную дочь. И если господь один раз попустил, то он вдругорядь божье милосердие испытывать не намерен. Однако когда со мной ушли несколько молодых парней возражать не стал. И вот мы как тати лесные кружим вокруг войска Ходкевича. Гетман скоро двинется в путь, а я никак не могу придумать план диверсии. Даже просто пощипать ляхов не получается, что они, что казаки меньше чем полусотней не ходят, а у меня и десятка нет. Причем толковые бойцы только я и Казимир, у остальных ни доспехов, ни сабель, ни коней. Безоружными их, впрочем, тоже не назовешь, у каждого самострел и кистень. Стреляют ребята без промаха, идут по лесу бесшумно и маскироваться умеют ни хуже леших. Так что разведчики из них образцовые, а вот остальное... и самострелы охотничьи, броню из них, только если в упор! Короче, куда ни кинь - везде клин. Не, зря я это затеял, надо уходить!
Пропустив очередной разъезд вражеской кавалерии, мы потихонечку-полегонечку выбираемся подальше в сторону спасительных болот. Прятаться довольно легко, поскольку вокруг много валежника оставшегося от бушевавшего некогда урагана. Мы уже почти ушли, когда мой взгляд очередной раз натыкается глазами на валежник. В голове крутится какая-то мысль, и я делаю знак рукой чтобы все замерли и не спугнули эту мысль ненароком. Подхожу к валежнику и щупаю рукой, потом строгаю кинжалом. Сухой.
- А что ребятушки, деготь в ваших местах гонят? - спрашиваю у своих подчиненных почти певучим голосом.
Те переглядываются и хором отвечают:
- Как же не гнать княже, конечно гонят.
- Вот и славно, вот и хорошо, еще бы ветер в нужную сторону, так и вовсе благодать.
