и…
— Знаешь, Витя, — первой заговорила Янлинь, разминающая свои новые пальчики, — Я бы сейчас всеми силами тебя поддержала, но… боюсь.
— Правильно боишься! — поддержала её наша безумная брюнетка, — Кто знает, что Нелька вообще задумала⁈ Я бы не была так уж уверена в безопасности Юльки! Нет, Ржа не совсем бездушная, не подумайте, но, если ей предложат забрать Юльку лет на двадцать в какую-нибудь лабораторию — она впишется сразу! Не забывайте, мы все теперь вечные! Юльку надо вернуть! А потом драпать!
Так себе идея, учитывая, что мы под землей с голыми жопами. За последнее мне, конечно, предъявили, но узнав о том, что успела перехватить Молоко своей техномантией, стали жутко ругаться. Особенно Янлинь. Под её возмущенный стрекот мы и продолжили спускаться под Стакомск.
Только чем глубже мы уходили, тем больше я понимал, что теперь полумерами и компромиссами дело не ограничится. Сейчас приземлимся, выдохнем, обнимемся, может быть, минут пять посидим, но… никакого решения не будет. Мы здесь, внизу, голые, без связи, без плана, преданные. Понятия не имеющие, куда Окалина-старшая утащила свою дочь. Хуже — мы даже не знаем, сколько еще людей и партий отправлено по наши души. А если самое страшное? В городе сейчас и Афонов с другими «копухами», ждут прибытия семей. Если и они в деле? Этих чудовищ я не раскидаю и от них не убегу. А убивать их…
Нет, придётся действовать иначе. Сейчас спустимся, я уговорю девчонок нырять в реку, текущую под Стакомском. Утонуть они не смогут, их след не возьмут, Янлинь и Вероника смогут выбрать из города. Не за раз, скажем, проплывут километров пять, подождут пару суток, потом еще разок также. Им главное чуток продержаться, до появления Машки, потом уже всем станет не до них. А я тем временем вернусь в НИИСУКРС и… продемонстрирую своё лицо каждому попавшемуся на пути сотруднику Окалины. Каждому взгляну в глаза. Они, конечно, не «когти», но представляют для майора бесценный и невозобновляемый актив. В такую игру можно играть и вдвоем.
Да, это единственный выход. Заодно убью… нет, не убью. Обнулю гребаную Полушкину!
План был мерзок, грязен и поганен настолько, что в моем несуществующем рту возник совершенно определенный привкус дерьма, но других вариантов я, летящий по узкой шахте вниз вместе с девчонками, которых только что били током и отпиливали им руки, не видел. Ни союзников, ни информации, ни понимания того, что происходит. Остается только одно — бить в ответ изо всех сил по любой явной или неявной угрозе.
Скрежет металла, резкий, жуткий, ошеломляюще громкий, раздавшийся со всех сторон разом, стал для меня крайне неприятным сюрпризом. Я еле успел затормозить движение, сберегая девчонок от удара о внезапно появившийся под нами металл, как уже всё было кончено — скрипя и воя, вокруг нас сворачивалась сфера железа, ощупывая которую, я ощущал ломающиеся и врастающие в общую массу куски конструкций, гвозди, и… да вообще всё.
Я сразу же упал на дно, превращаясь в человека и выпуская девчонок, а затем нанес удар в бок уменьшающегося сфероида. Сильно, очень сильно, но это почти ничего не дало. Рука, утонув в раскалившемся железе, тут же была им вытолкнута назад, а конструкция с грозным гулом, скрежетом и плачем деформируемого металла начала сжиматься еще больше. И, кажется, она была везде чуть ли не с метр толщиной.
— Лебедева! — выдохнула Янлинь дрожащим голосом, — Мы попались!
Попались. Величайший металлокинетик мира. Святая, благодаря которой все значимые металлоконструкции СССР находятся в идеальном состоянии.
Крышка. Хочешь рассказать богу о своих планах?
Ну-ну.
Вот и кончилась наша песенка. Нас просчитали. Не так уж это и сложно сделать, разве что найти нюхача, способного определить живых существ в гигантском подземье, да дать ему в помощь всего лишь одного, но чрезвычайно могущественного неогена.
Снова скрежет. Куда слабее, но пронзительнее. Это потому, что металлокинетик сейчас проделывает в своей полностью завершенной металлической сфере пару сотен очень тонких дырочек. Достаточно, чтобы сказать и услышать, но при этом замечательно легко можно «схлопнуть», если туман попробует вырваться. А заодно доступ воздуха. Нас собираются взять в плен? Уже радует.
— Изотов, — глухо и искаженно доносится женский голос, — Слышишь меня?
— Слышу, товарищ Лебедева.
— Хорошо. А девочки… слышат?
— Да, — хрипло отвечают мои хором.
— Простите меня, девчонки! — плачуще, с надрывом, выкрикивает народная героиня, — Я не хотела, чтобы вы в это попали! Но я не могу вас оттуда достать! Не держите зла! Это будет быстро!
Она собирается сдавить сферу, понимаю я, полностью и бесповоротно. Сейчас зарастит отверстия и всё, вомнёт нас в металл. Убьет это меня или нет, но похоронит навсегда в огромной глыбе слитой воедино стали. Девчонок — убьет точно.
Твою мать…
— Стой! — ору я, вставая посреди сферы и растопыривая руки, — Не делай этого!
Несколько секунд, тягучих, как капли крови, падающие с плахи. Девчонки обнимают меня, прижимаясь так тесно, как только могут. Может, я окажусь крепче стали…
— Заткнись, убийца! — Лебедева буквально рыдает, — Девочки, простите…ааахххххрррр…
Хрип, бульканье. Стиснув зубы до скрипа, вслушиваюсь.
Раздается другой голос. Напряженный, злой, женский. Искаженный толщей металла до неузнаваемой степени. Его носительница что-то делает, из-за чего тон скачет и дергается.
— Еще одна… сука. Чистенькая. Высоко сидела, решила, что далеко глядеть может. Девчонок тебе жалко, сука? Тебя купили, старая ты бл*дь, а ты тем, которых убиваешь, сказки рассказываешь? Тварь.
— Кто там⁈ — кричу я, чувствуя, как металл под пальцами меняется. Из сдавленного чужой волей монолита он становится кое-как соединенными вместе сплавами. Материей, имеющей множество уязвимых точек.
— Вылазь и увидишь! — бодро доносится в ответ, — Ломай эту херню, Изотов! Бабка сдохла, хвост облез!
— Ну, в общем, что сказать-то? — бодро болтала измызганная в крови народной героини тощая и вертлявая девица, умудрившаяся куском стекла прирезать не только Лебедеву, но и пухлого бледного мужика, заросшего неопрятной клочковатой бородой, явно того, кто нас так точно выследил, — Я лежала и лежала, лежала и лежала. Сучья жизнь!! Врагу не пожелаешь! От визита этой вашей Ахмабезовой до визита! Она прибежит, руками поводит и убежит! Я её уже прошу — мол, мать, кончи меня, не смогу я год так лежать, двинусь крышей, а она меня на хер шлёт! И так день за днем, кроме медсестры нет никого ни разу! Ну на вас я не в обиде, уже знаю, как всё повернулось, но всё равно — жопа! Полная! И тут, значит, появляется какой-то сутулый хер, выдернул из меня иглы, херак! И я в Москве. На Лубянке. На койку кинули в каком-то кабинете прокуренном и всё! А через минут десять входит эта ваша Ахмабезова, а с ней целый табор мужиков в форме! И…
Ей приказали принять участие в моей нейтрализации. Ленка с радостью согласилась, хотя бы потому, что для этого её должны были изначально вылечить, но потом немного заартачилась для правдоподобия, когда ей предложили просто выкрасть Янлинь или Веронику. Вместо этого, она высказала желание ударить по мне, обосновав это побуждением к мести. Всё-таки, я её изнасиловал, не?
— Как⁈ Когда⁈ — две маленькие брюнетки, только что чудом избежавшие давления в фарш, внезапно стали фуриями ревности.
— Да вы там тоже были! — легкомысленно отмахнулась от них панкушка, — Правда, вообще лыка не вязали! Ну и я не лучше, дура, нашла куда ломиться по пьяни. Но это мелочи, в общем, они купились!
Точнее, присутствующие на этом деле не знали в деталях «послужняк» агента, которую собирались отрядить на дело. Ну а что? Время поджимает, тем более у Ахмабезовой, лояльность панкушки к Симулянту вопрос просто очень сомнительный, а вот её способности — это нечто. Нужно использовать всё? Будем использовать всё.
— Сытые рожи, довольные, дерьма не хлебавшие, — презрительно охарактеризовала голая (как и всегда) Довлатова её «нанимателей», — Им так всралось тебе яйца оторвать, что аж жопы дымились. В общем, говноеды эти ушли, коротышка эта меня за шесть часов восстановила, потом выпиз*нули обратно сюда, прямо на ручки вашей Окалине. У той тоже жопа горела и в руках всё тряслось, поэтому меня долго филонили, неприкаянную, а затем внезапно выкинули телепортатором в ваш институт рогов
