– Разумно… И не слишком дорого… – кивнул «торговец кожами». – Тогда мы поступим так…
Хасан поглядел на свою руку, подумал и снял со среднего пальца толстый перстень с довольно большим зеленым камнем. Я в драгоценностях не разбираюсь, но выглядело украшение внушительно и богато.
– Вот моя цена… Если решишь, что продешевил – заходи в любое время – обменяю на деньги.
– И не подумаю… – быстро сцапал перстень Чернота, словно голодный пес кость из рук хозяина. При этом глаза его блестели, как у алкаша, завидевшего дармовую выпивку. – Это я еще приплатить должен, уважаемый Ибрагим, да продлит Аллах твои годы. И принимаю его не как плату, а как подарок. Знак и залог нашей дружбы.
Похоже, ценность перстня была не столько в золоте и камне, сколько в том, что оно принадлежало «кожевнику». Вроде «пайцзы»[31].
– Хорошо… Пусть будет так, – подтвердил Хасан Ибрагим ибн Дауд. – А теперь, уважаемый Чернота, я не смею больше злоупотреблять твоим драгоценным временем. И как бы ни было приятно мне твое общество, не стану отрывать своего друга от дел. Вижу, не терпится тебе. Так что, если пожелаешь, можешь уйти… Поверь, в этом не будет для меня оскорбления. Кому, как не нам – купцам, понимать истинную цену времени…
«Красиво спровадил. Нахамил, как последний гад, но по форме придраться ни к чему нельзя. Да, учиться, учиться и еще раз учиться».
– Спасибо, – вежливо поклонился контрабандист, ничем не показав, что оскорблен таким пренебрежительным отношением хозяина. – У меня и в самом деле забот по горло… – Чернота даже ребром ладони по шее чиркнул. – Но я не прощаюсь… – это он уже сказал, обращаясь к Типуну. – Если не встретимся до полудня у городских ворот, зайду за вами. Надеюсь, к этому времени вы успеете обсудить все детали. Уверен, досточтимый Хасан вас не станет слишком долго задерживать. Ведь товар не здесь, за ним еще плыть надо… А атаман Ворон нетерпелив, может и передумать, если посланцев своих вовремя не дождется. Или того хуже – неладное что заподозрит. Тогда торговля совсем пропадет. Оно нам надо?
В переводе с языка Эзопа на обычный – это означало: «Не волнуйтесь. Если что-то пойдет не так, я узнаю и помогу. Только и ты, Семен, о нашем уговоре помни!» А для купца имелось другое послание: «Не дури! Они не сами по себе! Обидишь – будешь иметь дело с людьми более серьезными. Лучше решить всё миром».
После чего поднялся, взял с подноса персик, одновременно как бы изобразив поклон, и вышел.
– Извини, уважаемый, не знаю, как к тебе обращаться? – купец дождался, пока закроются двери, и повернулся к кормщику.
– Типуном товарищи прозвали. Родители крестили Семеном.
– А как звали твоего достопочтимого отца?
– Иваном…
– Достойное имя, да хранит его Аллах. Я вот о чем хотел еще спросить тебя, Семен сын Ивана… – потом он перевел взгляд на меня. – Или, может, слугу тоже отпустишь? Поговорим в четыре глаза?
– У казаков нет слуг, достойный Ибрагим. Это ученик мой. И младший товарищ. Позади сел из уважения к старшим.
Купец посмотрел на меня второй раз, более внимательно. Как рентгеном просветил.
– Приятно, когда молодежь чтит седину лет и мудрость… Да… Вы же так ничего и не ели. Угощайтесь, прошу вас… Только тот, с кем ты разделил хлеб, не станет лукавить. А мы же не собираемся обманывать друг друга, верно?
Хасан демонстративно взял с подноса лепешку и ломоть сыра.
Типун, вместо ответа, тоже потянулся к снеди. Причем выбрал те же продукты. Ну а я загнал паранойю поглубже и спокойно взял толстый кусок ветчины и чурек. Гулять так гулять. Чего строить из себя скромницу? В конце концов, мне с ним детей не крестить, чтобы переживать, какое впечатление я произведу на купца. Разговор меня как бы не касается, можно не переживать, что рот окажется забит в самый неподходящий момент.
– А скажи мне, досточтимый сын Иван, ваш атаман… Ворон ты сказал, да? Я не ошибся?
– Ворон, уважаемый Хасан. Ты не ошибся.
– Угу… Так вот… Атаман Ворон больше ничем не торгует и не интересуется, кроме оружия и кож?
– Даже не знаю, что тебе ответить, уважаемый… – Типун оглянулся на меня, словно искал поддержки или одобрения. – Дело в том, что Чернота выполнял нашу просьбу, не зная всех обстоятельств. А перед тобой мне больше нет нужды таиться… Если только ты не торопишься и готов выслушать всю историю, от начала и до конца. Не делая поспешных выводов.
– Твои слова, Семен сын Ивана, звучат настолько загадочно… – купец наполнил кубки из кувшина жидкостью темно-рубинового цвета, от чего над достарханом поплыл густой запах свежего винограда, – …что даже если бы у меня имелось сто неотложных дел, я их все отложил бы, дабы послушать. Обещаю, что бы ты ни сказал, я не произнесу ни слова, пока не услышу конца всей истории. Только промочи сперва рот… Догадываюсь, говорить придется долго.
– Это как пойдет… типун мне на язык… – но от глотка вина кормщик отказываться не стал. А как отхлебнул, принялся пересказывать торговцу кожами Ибрагиму придуманную заранее историю, о том, какая беда постигла ватагу Ворона и самого атамана, и как мы вдвоем с ним чудом уцелели.
Купец не перебивал, держал слово, хотя, как мне показалось, судьба полторы дюжины речных разбойников, да и груза оружия, который они везли, его не слишком взволновала. А вот когда Типун перешел к главной части, то есть упомянул о том, что незадолго до этой трагедии Ворон доверил ему важную тайну, турок заметно оживился. Даже на кувшин поглядывать перестал.
– Указал Ворон мне на небольшой бочонок, уложенный вместе с другими, и сказал: «Запомни, Семен! Пусть дьявол возьмет весь этот байдак вместе со всеми нами, но то, что здесь, надо доставить в Кызы-Кермен торговцу кожами Ибрагиму. Вот и накликал беду, черт кривой…
– Странно… – в этом месте купец все же позволил себе комментарий. – Насколько я знал Ворона, он никому не доверял. Поговаривали, даже побратима порешил, заподозрив в том, что тот к его невесте неравнодушен.
– Это верно, – кивнул кормщик. – Про невесту не знаю, брехать не стану. Но что любил атаман приговаривать, мол, если б узнал, что второй глаз узнал лишнее, то и его не пощадил бы, то истинная правда.
– Да… Я тоже как-то слышал от Ворона такие слова… Значит, ты должен понимать мои сомнения.
– Понимаю, уважаемый Хасан. Только глупец верит всему, что услышит от первого встречного… типун мне на язык. Но ответа нет. Я не знаю, почему атаман сделал то, что сделал… Может, смерть предчувствовал и боялся тайну свою забрать в могилу?.. – кормщик пожал плечами. – Не знаю…
– Пусть так… – задумчиво покивал Хасан. – Чужая душа потемки, и иногда невозможно понять истинную причину поступка. Сейчас другое важнее – бочонок тот уцелел?
