Конечно, нечаянная утрата боевого оружия и важных документов, и в первый же день попадания, постоянно жгла и терзала его душу. Но что поделаешь, что случилось, то и случилось. С другой стороны – именно за нечаянно бьют отчаянно.
Так что, и это являлось одним из основных причин, отчего Василий пока не хотел сдаваться советским властям. Надо было пережить всё это, успокоиться и тогда, может быть, может быть…
Третий день прошёл для попаданца довольно спокойно. Он ничего не делал, а просто лечился и копил силы. Правда, вполне образовались несколько приятных моментов, когда Вася ненадолго уединялся где-нибудь и как-нибудь с как бы случайно забежавшей Алесей. И тогда они как бы тайком ото всех, жаль, но просто целовались. Конечно, хотелось большего, но на этот счёт тут имелись некоторые строгости и ограничения. С другой стороны, и это могло случиться довольно скоро, и на вполне законных основаниях. Зато целоваться можно было вволю, чем «молодые и красивые» с удовольствием и занимались.
И Алеся, уже принаряженная и малость ухоженная, действительно оказалась вполне симпатичной девчонкой и приятной в нужных местах. Да ещё с ней Вася чувствовал себя легко и свободно. Похоже, ему повезло…
Глава 25
Встречи и свидания?
Этот госпиталь, где и очнулся несколько дней назад и как-то неожиданно для себя лейтенант Петров, тоже ничем не отличался от первого. Госпиталь как госпиталь. Вот только, правда, обхождение к раненым было немного иным, более предупредительным, что ли. Хотя, тот, первый, находился в Белоруссии. Там лейтенант успел пролежать чуть ли неделю. А здесь, кажется, уже было Подмосковье.
Хорошо, что за десяток дней самочувствие наконец-то сумело нормализоваться. Ведь уже и новый месяц наступил. Можно было уверенно смотреть вперёд и лечиться, и отдыхать. Наверное, до следующего раза?
Это было большим счастьем – остаться в живых после скоротечной и жестокой схватки. Петрова, раненого и без сознания, но, главное, живого, оказывается, красноармейцы всё-таки успели вытащить из подбитого и уже занявшегося огоньком БА-10. К счастью, он был ранен в грудь – попал небольшой снарядный осколок, но важные органы, особенно сердце, кроме лёгкого, не были задеты. Конечно, потеря крови, кое-какие ожоги, но вылечат. Потом его отчего-то с первого госпиталя срочно перевезли сюда, во второй.
А ведь ему-то всего двадцать три. Правда, как положено после таких испытаний, согласно как бы принятому всеми мнению, седых волос у него нисколько не добавилось.
Жаль, что из его экипажа никто больше не выжил. Как рассказал ему пару дней назад не представившийся чекист, похоже, большой «шишка», из самого наркомата внутренних дел, все они погибли – наводчик младший сержант Иванов Пётр, заряжающий Завозов Николай, механик-водитель Торопов Иван. Из всего состава боевого охранения в сорок с лишним бойцов каждый четвёртый погиб, каждый четвёртый был ранен. Потери, может, могли быть и побольше, но, к счастью, сержант Васильев Алексей с несколькими красноармейцами был отправлен им в тыл с весьма важным поручением. Как оказалось, находки, ненароком сделанные сержантом, являлись самыми важными из всего, раз именно для выяснения всех обстоятельств по ним и прибыл к нему важный человек из наркомата. Жаль, что Петров Иван ничего особого и не знал, но подозревал, что не совсем простые находки сделал сержант. Одна книга с товарищем Сталиным, вероятно, чего стоила, наверное, даже важнее новых образцов оружия. Зато лейтенант разных подписок надавал на все случаи жизни и, к его немалому удивлению, теперь и сам уже числился в чекистах, кстати, как оказалось, и сержант Васильев. Такова, значит, их судьба.
Было ясно, что в родную двадцать девятую легкотанковую бригаду, которым, после разгрома немецких частей на том самом месте, где были сделаны странные находки, теперь уже командовал комбриг Черняховский, ему уже больше не вернуться. Кстати, тот чекист как-то между делом рассказал ему, что и комбриг Кривошеин теперь комкор, ведь две бригады – двадцать девятая и тридцать вторая вместе с приданными частями, отчего-то больше кавалерийскими и, конечно, конноартиллерийскими, преобразованы в механизированный корпус, тоже двадцать девятый.
В остальном всё было хорошо. Самочувствие у лейтенанта, конечно, пока не ахти какое, но, главное, всё шло на поправку. До излечения было ещё очень далеко, наверное, месяц придётся полежать. Ну, тут, где и питание хорошее, и условия подходящие, где и сестрички такие красивые и обходительные, можно и отдохнуть. Жаль, что все эти красавицы, согласно некоторым ощущениям, похоже, тоже являлись сотрудниками НКВД. Хотя, что в этом такого? Вон, медсестра Анечка Лебедева, кстати, очень даже симпатичная, притом, весьма обходительная и ласковая, проявляет к нему некоторое расположение. И медик, она, похоже, хороший?
За дверью одноместной палаты, где лежал такой «важный» больной, как лейтенант, вдруг послышался шум. А потом, прервав размышления молодого человека, в палату стремительно ворвалась как раз и сама, вся белоснежная, Анечка. За нею неторопливо появились, тоже с белыми халатами, наброшенными на плечи, уже какой-то мужчина-врач средних лет в гражданском, наверное, кто-то из госпитального начальства и, чуть позже, вот чудо, сам грозный нарком Лаврентий Павлович Берия, спутать которого с кем-нибудь было просто невозможно.
— Товарищ нарком, у товарища Петрова состояние уже вполне нормализовалось. Идёт на поправку. Срок лечения – предположительно, ещё месяц, — доложился мужчина-врач.
— Это хорошо. Такие люди нам нужны в строю. Ну как вы себя чувствуете, товарищ лейтенант госбезопасности?
— Хорошо, товарищ нарком.
— И как здесь вам, товарищ Петров?
— Хорошо, товарищ нарком.
Ну что же ответить ему товарищу Берия? Ведь действительно-то жаловаться не на что. Где ещё увидишь такое? Да от волнения и язык с трудом проворачивался во рту.
— Ладно, лейтенант. Выздоравливайте, и скорее. Хочу сообщить вам по секрету, что вас за ваш подвиг ждёт высокая награда. Какая, узнаете позже.
Конечно, нарком в палате больше задерживаться не стал. Наверное, у него были и другие, более важные дела, да и в госпиталь он приехал не к одному же только человеку. А вот раненному лейтенанту самой лучшей наградой, как-никак, явился удивлённый и многообещающий взгляд самой Анечки Лебедевой. Вот за такое действительно можно было совершать подвиги, правда, чтобы потом суметь воспользоваться и их плодами. Конечно, это так, просто к слову…
И только потом, чуть позже, Иван Петров осознал, что карьера его, возможно, резко пошла на взлёт. Ведь лейтенант госбезопасности равнялся капитану в войсках. О таком повышении в звании, может, и должности, можно было только помечтать. Но – добавлялась и ответственность, да и не думал он до сих пор о службе в органах. Но всё равно, всё было к лучшему.
