Вечером меня еще раз покормили какими-то объедками, но я сам себя не узнавал – куда девалась моя брезгливость, съел все быстрее голодной собаки. Потом отвели в другую комнату, где стоял топчан с матрацем, и этот «русскоговорящий» сказал: «Спокойной ночи, до завтра». Разумеется, мне было не до сна, но тем не менее я минут через 20 начал храпеть, слышал, как дважды открывалась и закрывалась дверь. Нервы мои были натянуты как струна, и вдруг я полетел вместе с топчаном на пол.
– Вставай, шагай в дверь. – Это был уже другой тон того же «русскоговорящего».
Только я вышел в проход, меня втолкнули в ту же комнату, но мимо мягкого кресла на какие-то пружины, к тому же рубашку, брюки и не только туфли, но и носки велели снять. Я понял, что попал на электрический стул, но тут же подкатили передо мной стол и начали зажимать самые кончики пальцев ног и рук. Лоб обмотали сеткой, захватив уши, протянули пружину через шею.
– Как вы себя чувствуете? – спросил меня изувер, я не ответил и не посмотрел в его сторону.
– Почему вы пришли к этой усадьбе, что вы хотели увидеть?
– Видел, что живут богатые, значит, я могу устроиться на работу, а если буду работать, то буду жить.
– Врешь, свинья! Ты не работать пришел, ты шпион и получишь по заслугам.
Что он сделал, я не знаю, но меня скрутило в узел, а ногти рук и ног загорелись огнем, но я сдержал даже стон.
Появился еще один «говорун по-русски». Он не выговаривал «р», но проорал во всю дурь:
– Ты будешь говорить, свинья?
Я молчал. Почувствовал, как меня начало скручивать в узел и крутить пальцы рук.
Потом моментально меня отпустило. Я увидел все свои изуродованные пальцы. Из-под ногтя большого пальца левой ноги бежала кровь. В одно мгновение меня опять скрутило в узел и зажало ногти рук и ног так, что кончик пальца правой руки хрупнул, как стекло, и брызнула кровь. Я продолжал молчать.
Потом один другому сказал:
– Видать, этого идиота не за того приняли, вряд ли этот болван представляет для нас какой-то интерес.
Подходит снова ко мне:
– Ты будешь говорить или нет?
Я прохрипел:
– Что мог, я сказал, вы звери, а не люди!
Они оба ушли, потом вернулся первый. Включает сзади меня какой-то жужжа¬ щий станок и снова включает ток, с периодичностью 3-4 минуты. Я все равно молчал. Сколько этот изверг тренировался, не знаю, я потерял сознание. Очнулся я в более порядочном кабинете, запах нашатыря. Лежал я на койке, накрытый байковым одеялом. Рубашка, брюки, пиджачок, носки и туфли были около стула. Болела голова, звенело в ушах, все тело кололо иголками, ныли пальцы на руках и ногах.
Минут через 20-25 зашел один из изуверов и спросил:
– Ты впервые в Испании?
– Да, я думал, тут страна…
– Страна, но не для всех, – ответил он. – Сможешь встать на ноги?
Я попробовал, но рухнул на пол и потерял сознание.
Очнулся на лугу, метрах в 200 от того особняка, одетым и обутым, но без часов и денег. В кармане почувствовал паспорт и сигареты со спичками. Закурил, посидел и опять прилег, – пока не мог подняться. Пролежал почти до утра, с трудом поднялся и поплелся в ту сторону, откуда пришел сюда. Думал, что увижу тот автомобиль, на котором мы приехали.
Бродил весь день по предместью Севильи, и вдруг старичок по чистке обуви назвал пароль, я ответил.
– Здравия желаю, полковник Ладыгин Александр Анатольевич. – Он сунул мне клочок бумаги и добавил: – От меня уходите, там, за складами, ознакомьтесь, но постарайтесь еще побродить и заходите потом по адресу. Вас там ждут, слежка за вами прекращена. Понимаю, как вам тяжело идти, но вы постарайтесь пройти, потом полежите, посидите и потихоньку зайдите по адресу (это частное строение), в случае если нагрянут, мы их оттуда никого не выпустим.
К горлу подкатился комок, я едва отошел от «старичка» и меня начало рвать, наверное, вырвало все, чем меня потчевали изуверы. Когда я освободился частично от тошноты и рвоты, отошел от этого места метров на шесть или семь, закружилась голова, я почувствовал, что падаю и ничего не вижу. Очнулся я в том доме, куда меня посылал «старичок». Здесь были все свои, «Старичком» оказался полковник Осипов Георгий Николаевич (Ладыгин и Осипов – его оперативные фамилии), прекрасный врач-профессионал. Он живо обработал мои почерневшие ногти на руках и ногах, забинтовал откушенный кончик пальца. Я наглотался каких-то таблеток, и мне через час стало намного легче. Тут я услышал, что Бормана увезли через полчаса после моего задержания. Георгий Николаевич спросил меня, смогу ли я ехать на машине, я ответил, что смогу, так как сам понимал, что фашисты Франко небось уже снова меня ищут. Мы сели втроем в один автомобиль, а в два других автомобиля – по 4 человека и поехали. Не доезжая до Мадрида километров 25, мы свернули вправо и въехали в Мадрид совершенно с другой стороны. Заехали во двор двухэтажного дома.
Мы здесь отдохнули, я помылся, примерил на свою физиономию маску, на руках мне обработали ногти, чтобы не видно было черноты. Сфотографировался я и через 2 часа с паспортом Надеждина Серафима Илларионовича выехал с ребятами в аэропорт. При посадке в самолет ТУ-104 Аэрофлота увидел одного из русскоговорящих псов, у которого на подбородке торчала большая черная родинка (об этом типе с родинкой я расскажу позже), но я благополучно прошел в салон самолета вместе с Андреем Федосеевым и Сергеем Порхоменко. Минуты тянулись до бесконечности, но, наконец, взревели турбины самолета, и с дрожью всего корпуса самолета мы потихоньку тронулись. Так вот закончилась моя пятидневная командировка в Мадрид, которая показалась мне целой вечностью. За эти 5 дней я вроде бы побывал в преисподней. 20 февраля 1958 г. мы уже были в Москве, но я поклялся, что Бормана я все равно найду и от пули моей, только моей, подохнет этот боров-кровопийца.
Г.К. Жукова в Москве не оказалось. Я побывал на Госпитальной, там меня посмотрели и предложили поваляться дней десяток в госпитале, но я отказался. 26 февраля я выехал из Москвы поездом Москва – Алма-Ата. За четверо суток на моих пальцах на руках, хоть они были слабы, особенно мизинцы, чернота почти спала, остался только забинтованный палец. 2 марта я зашел к Михаилу Михайловичу – директору совхоза, вкратце рассказал о своей командировке и электрошоке. 3 марта я поехал в техникум, где пробыл на сессии 14 дней. Времени прошло достаточно много, я пытался забыть и про Испанию, и про Севилью, да и боли в позвоночнике стали беспокоить меньше. Больше всего этот кошмар мне напоминали кривые мои мизинцы и чуть укороченный один палец на правой руке. Но когда я вставал и начинал ходить, сильно давали знать о себе боли в пальцах ног и особенно большой палец на левой ноге. Когда же я приехал домой, то попытался скрыть, что случилось с пальцем на руке и ноге, говорил разное, что приходило на ум. Но день за днем я приходил в себя, шла внутренняя борьба – все забыть и баста! Разумеется, работать шофером я не мог, а потому числился в отпуске. 22 марта позвонил из ТуркВО Виктор Васильевич Быстренко и сказал, что 24 марта прилетает Г.К. Жуков. Он просит встретить его в Ташкенте, что-то хочет обсудить. Я сказал, что встречу его в аэропорту. В этот же день я предложил Михаилу Михайловичу, если у него есть желание, вместе со мной встретить Г.К. Жукова в аэропорту Ташкента. Он с удовольствием согласился.
