— Ну вот, сейчас всех разгонят.
— Разгонят? — рассмеялся юноша. — Плохо ты думаешь о Пуладе. Смотри!
Хельги увидел, как от остановившихся невдалеке воинов отделился один, в богатом плаще, накинутом поверх доспеха, — видимо, десятник. Вразвалочку подошел к Пуладу. Тот улыбнулся, кивнул, подозвал жукоглазого. Послышался звон монет.
— За все заплачено, — пояснил Диомид. — Веселись, рванина, гуляй!
— Как бы поговорить хоть с кем-нибудь? — напомнил князь.
— Поговорим. Вот закончатся танцы, и поговорим.
Музыка вскоре стихла. Жрицы свободной любви, уперев руки в бока, внимательно разглядывали поредевшую толпу, выискивая возможных клиентов.
— Ну, у кого найдется десяток медях? — похлопала себе по бедрам старуха — впрочем, не такая уж старуха, просто потасканная некрасивая баба с усталым лицом.
В толпе засмеялись.
— А за обол не согласишься?
— Два! Вифиния, даю два!
К сожалению, больше ей никто не давал. Вздохнув, гетера углядела клиента и, взяв его за руку, потащила в трущобы.
Второй танцовщице, Хеломиде, повезло больше — удалось продаться за пять медных монет. Что же касается Катрии, то она — еще молодая и вполне симпатичная, видно, не так давно начала заниматься своим ремеслом — клиентов среди собравшихся оборванцев не искала. Остановившись у лип, посматривала на красавца Пулада, азартно спорившего с вывалившими из притона людьми — по виду сущими разбойниками. Похоже, сутенер был занят. Зато жукоглазый помахал куртизанке рукою — подожди, мол. Впрочем, молодая гетера вовсе не собиралась его ждать. С тоской посмотрев на Пулада, отвернулась.
— Катрия, — выйдя из-за лип, позвал Диомид.
— Ой. — Увидев его, девушка явно обрадовалась. — Красавчик! Да ты не один… И твой друг такой импозантный мужчина. Кто он?
— Горшечник.
— Я почему-то так и подумала, что не какая-нибудь рвань. Будете сразу вдвоем или по очереди? — деловито осведомилась она. — Вдвоем дороже.
— Идем, — оглянувшись, кратко сказал Диомид.
Кивнув, Катрия поправила тунику и пошла следом. Они вышли на узенькую кривую улочку. Из проходившей рядом клоаки невыносимо тянуло дерьмом.
— Я хочу любить тебя, дева, — остановившись, заявил Диомид. Куртизанка нагнулась и с готовностью задрала подол.
Юноша засмеялся.
— Нет, не здесь, не у клоаки. И позже. Моему другу, горшечнику, в прошлый раз очень понравилась твоя подружка, Кара. Где она? Что-то ее сегодня не видно.
— Видать, приболела, — разочарованно пожала плечами Катрия.
— Получишь денарий, если проведешь в ее дом.
— Денарий?! — Девушка обрадованно сверкнула глазами. — А точно дашь?
— Я ведь никогда, не обманывал тебя.
— Да, не обманывал… А зачем вам Кара? Я ведь ничуть не хуже!
— Кара — та самая девушка, что сбежала из какого-то жуткого вертепа? — спросил князь.
— Да, она говорила что-то такое, — кивнула Катрия. — Но я особо не слушала — не люблю всякие ужасы.
Хельги вытащил из кошеля денарий, блеснувший в свете луны.
— Возьми и веди.
— Стойте! — прислушался Диомид. — Кажется, там, в клоаке, кто-то ползет!
— Да кто там может быть? — Бережно спрятав денарий, Катрия рассмеялась. — Видно, пес какой-нибудь роется в отбросах. Как бы не покусал… Идем. Тут не близко, надобно обойти клоаку, не пойдем же наперерез, по дерьму.
Повернувшись, Хельги и Диомид пошли вслед ав юной гетерой по узкому переулку, и серебряная луна светила им в спины.
Едва они отошли, поднял голову прятавшийся в клоаке человек, проводил ушедших злобным взглядом и, усмехнувшись, выбрался из клоаки с другой стороны, побежал, распространяя вокруг запах фекалий.
Свернув за угол, с ходу перепрыгнул забор, постучал в ставни.
— Кара, открой! Это я, Истома. Принес от Пулада лекарство.
— Лучше бы ты принес серебро, — недовольно загремела запорами Кара. Открыв дверь, выглянула во двор.
— Ну, давай же свое лекарство.
— Н-на!
Хельги с Диомидом еле поспевали за куртизанкой, ориентирующейся в хитросплетениях улиц куда лучше их. Миновав небольшую площадь, свернули к садам, вызвав истошный лай псов, затем юркнули в узкий переулок, обдирая об заборы локти, уперлись в спину остановившейся куртизанки.
— Пришли, — обернувшись, прошептала та.
— Ну и запах. — Хельги зажал пальцами нос. — Словно клоака проходит через ее дом.
— Вот ее ограда. — Катрия постучала. — Эй, Кара, вставай! Кара! Открой же!
— Видно, крепко спит, — с усмешкой заметил князь.
— Да, нужно поколотить в дверь. Лезем!
Перемахнув через ограду, вся компания дружно бросилась к дому. Споткнувшись на бегу, Катрия чуть было не растянулась. Хельги наклонился, разглядывая распластавшееся на земле тело. Перевернул на спину, глядя в распахнутые глаза…
— Кара! — в ужасе воскликнула куртизанка. — Кара! Что за черные пятна? Кровь! Ее убили!
— И совсем недавно. — Князь тщательно осмотрел труп. — Кто-то нас опередил.
— Несчастная Кара, — тихо протянула девушка и крепко прижалась к Диомиду. — Так и меня когда-нибудь… — Она передернула плечами.
— Так найди себе другое занятие, — посоветовал Хельги.
— Легко сказать… — Катрия усмехнулась. — Кому нужны такие, как я? Надо поскорее убираться отсюда.
— Да, пожалуй, — согласился Диомид. — Светает, не хотелось бы, чтоб нас здесь увидали соседи.
Юноша и князь перелезли через ограду.
— Эй, Катрия, давай побыстрей.
— Да где же она?
Словно услыхав зов, девушка вышла из дому, крепко прижимая к себе маленькую шкатулку.
— Драгоценности? — усмехнулся князь. Куртизанка потупила глаза и вздохнула:
— Ей они теперь все равно ни к чему. А я как-то подсмотрела тайник, за балкой…
— Ох, бабы, бабы, — покачал головой Хельги. — Ладно, идем. Нам куда?
— Не знаю, куда вам, а мне — домой. Во-он, видите, домище? Черный, сырой, страшный, с кельями, как пчелиные соты. Доходный дом паракимомена Экзарха, комита. У него таких много. Диомид, не хочешь подняться ко мне?
— Сначала мне нужно проводить друга.
— Так и знала, что не зайдешь. Что ж, тогда до встречи.
— До встречи, Катрия.
— Слушай, а ты не знала танцовщицу по имени Пердикка? — поинтересовался Хельги, пристально глядя на гетеру.
— Пердикка? — Катрия подняла глаза. — Лично не знала, но слышала о ней. Она ведь не нашего полета птица, куда выше! Но, говорят, связалась о Гездемоной, колдуньей, а потом куда-то пропала.
— А что это за Гездемона такая?
Куртизанка пожала плечами:
— Не знаю.
— Зато я знаю, — неожиданно усмехнулся Диомид. — Потом, если хочешь, поведаю. Ну, Вам, пожалуй, пора. Прощай, гетера!
— До встречи.
Диомид и Хельги быстро зашагали в сторону стены Константина, к площади у церкви Апостолов. Как здорово было наконец выбраться из трущоб, выйти на широкие мощеные улицы, украшенные прекрасными статуями…
— Нас не схватит ночная стража? — вдруг озаботился князь. — Уж больно подозрительно мы выглядим.
Диомид засмеялся.
— У тебя что, кончилось серебро?
— Да нет, есть еще.
— Тогда что же тебя волнуют стражи? Заплатишь им — и дело с концом. Все просто.
— Действительно, просто, — усмехнулся князь, вспомнив пословицу о том, что простота бывает и хуже воровства.
Катрия забежала домой только на миг — спрятать шкатулку. Спать не легла, вот еще! Ведь там, в корчме хромого Никодима, наверное, уже закончил свои дела красавчик Пулад. Богатенький красавчик Пулад, хозяин нескольких девочек, вот бы женить его на себе — это было бы дело! Куртизанка улыбнулась мечтательно. Да, Пулад должен бы уже закончить свои дела с ночным татем Покроном. Сидит теперь в опустевшей корчме, бедняжка, потягивает кислое вино, один-одинешенек. Ну, или с этим противным Истомой.
Подумала — и как накликала: из-за лип возник жукоглазый Истома. Истома Мозгляк — так звали его когда-то в Киеве. Вещий князь зря сегодня не присмотрелся внимательней.
— Куда направляешься, краса моя? — Мозгляк заступил куртизанке дорогу.
— Пусти… Пусти, я пожалуюсь Пуладу!
— Жалуйся… — Истома попытался обнять деву.
— Пошел к черту! — рассвирепела та. — Монет от тебя не дождешься, да и… — Девчонка принюхалась. — Ну и запах, словно клоаку чистил… Клоаку… — Катрию вдруг словно осенило, она пристально взглянула в темные глаза Истомы: — А не ты ли…
— Убил Кару? — усмехнулся тот. — Я! Из-за того, что ты слишком много болтала.
Истома посмотрел на девушку так, словно та уже не была живым существом. Катрия запоздало дернулась прочь… Мозгляк схватил ее за руку, притянул к себе, полоснув по горлу большим широким кинжалом.
Девушка захрипела, забилась в судорогах — убийца знал свое дело. Оглянувшись по сторонам, оттащил умирающую с дороги, сбросил в клоаку, и там несчастную, еще живую, начали рвать крысы…
