Анна Сергеевна открыла калитку, зашла во двор, накинул петлю на столбики, демонстрируя соседке неделание общаться.
— Некогда мне, Василиса Власьевна, с тобой рассусоливать, внучку кормить пора.
— Как же, внучку! — фыркнула старушенция. — Знаю я какаю ты внучку кормить пошла. Тьфу! — бабка плюнула себе под ноги, развернулась и гордым баркасом отчалила в свою гавань.
«Пронесло!» — подумал я, возвращаясь на летнюю кухню, и готовясь к разговору с Анной Сергеевной. То, что разговор состоится, я не сомневался. Не зря де она меня прикрыла и Игорька выгнала. Другой вопрос: чем мне грозит эта новая информация.
Хозяйка вернулась и молча уселась за стол. Молчал и я, допивая компот. Время стремительно убегала к полудню, мне очень хотелось успеть на проходящий автобус, вернуться в больницу, собрать манатки и сбежать в общагу. А еще лучше к черту на куличики. Еще больше хотелось хотелось выкинуть в мусорное ведро старую карту и забыть про вес как про дурацкий сон.
Останавливало одно: что если я действительно смогу изменить свою жизнь там, в будущем? Заплатить комой и смертью за то, чтобы родители дожили до внука, а Галка стала мамой и родила нашего сына? Однозначно да. По-другому я себе и под страхом смерти не отвечу.
— Ты вот что, дорогой друг, покажи-ка мне паспорт свой.
Я так задумался, что позабыл, где нахожусь. Растеряно глянул на библиотекаршу, пытаясь понять, чего она от меня хочет, и не знал, что сказать. Это там, в будущем времени, я всегда носил с собой документ, просто так, на всякий случай. А здесь как-то в голову не приходило таскать его с собой на вышку. Где его там хранить? В шортах? А если в море выходить за утопающим, на стульчике оставлять, чтобы стырили ушлые товарищи? Вот и не брал.
И в больницу попал без него. Скорей всего Сидор Кузьмич все мои данные и рассказал, а потом как-то и не спрашивали, забыли скорей всего. Женёк, может и принес его, да я пакет до конца так и не распотрошил. И что делать теперь?
— Анна Сергеевна, я понимаю как это все выглядит, но в Лиманский я рванул чисто по наитию, можно сказать спонтанно. Я из больницы сбежал, сегодня вообще в поселок ехать не собирался, — вздохнул я, честно глядя в глаза соседке деда.
Женщина молчала, не сводя с меня глаз. Я подал плечами:
— Ну, хорошо, я понимаю, кто я такой, чтобы Вы мне поверили, тем более, принес печальную весть, а её никак и не проверишь. А давайте я Вам все самого начала расскажу, а Вы тогда и решите, что делать будем? Хорошо?
— Ну, давай, рассказывай, беглец, — Анна Сергеевна наконец-то улыбнулась. — Компота еще налить?
— С удовольствием, — я вернул улыбку, протянул пустую кружку и принялся рассказывать.
Понятное дело, про то, что Алексей Лесаков не совсем как бы он сам, я сообщать не стал. Про карту и все остальные приключения тоже. Начал с того, что попал в больницу и там встретил Федора Васильевича, которого мы с подругой почти спасли, вовремя позвав врачей, когда у него случился приступ.
Видимо, поэтому, когда старик пришел в себя, он проникся ко мне доверием, и попросил съездить к нему домой и что-то отыскать. Даже ключи дал. Но поскольку Федор Васильевич уже плохо разговаривал после инсульта, что именно искать, я так и не понял. И вообще очень сомневаюсь, что все его слова про наследника и икону перевел правильно.
— Если вкратце, то как-то так, — я опрокинул в себя остатки компота и закончил. — Утром я решил сбегать на автовокзал и посмотреть расписание автобусов. Там увидел Игорька, и когда он купил билеты в Лиманский, я сдуру решил за ним проследить. Уж не знаю почему, — я развел руками. — Интуиция, наверное. Этот тип всегда оказывается в странных местах.
— Хорошо, предположим. Что конкретно сказал Федор Васильевич? — помолчав, уточнила Анна Сергеевна.
— Ну, так сразу и не вспомнишь… Он плохо говорил, приходилось играть в угадайку… — я напряг память, вызывая вспоминания о ночной беседе с умирающим стариком. — Ну, Федор Васильевич не с того не с сего сначала назвал меня наследником. Правда, я наследую, он мне не сообщил. Потом речь пошла о Лиманском. Сюда необходимо приехать, найти его дом, в доме отыскать икону, а в ней лежит какай-то бумага. Прям как в сказке про Кощея и его иглу, — хмыкнул я, неожиданно словив ассоциацию.
— А дальше?
— А дальше ничего, — я пожал плечами в очередной раз. — А, дальше он велел взять у него ключи в сумке, чтобы не пришлось взламывать двери. Только не сказал, какие из них, поэтому я прихватил обе связки.
С этими словами я залез в карманы и вытащил кипу железо и бухну их на стол. Только теперь я обратил внимание, что на одной из них болтался странный брелок. Я подтянул связку к себе, поднес к глазам и не поверил своим глазам! Финтифлюшка на ключах оказалась гербом канувшей в вечность Российской империи — двуглавый орел. Это ж кем нудно быть, чтобы в Советском Союзе открыто носить такое в кармане?
Оно, конечно, за такое в семьдесят восьмом в застенки не отправят. Но времена, когда всякий вчерашний советский гражданин кинется клепать себе родословную, чтобы за большие деньги породниться с помощью бумаги с князьями да графьями еще не скоро наступят. Пока еще свое аристократическое прошлое потомки князей и прочих голубых кровей предпочитали скрывать. А то и вовсе не знали.
Я поднял ошарашенный взгляд на Анну Сергеевну, которая до сих пор молчала, наблюдая за моими манипуляциями. Глянул на вторую свалку ключей. На ней тоже болталось украшение. Где-то в глубине души, подтягивая к себе железные изделия, я подозревал, что это может быть. Поэтому несильно удивился, обнаружив брелок удивительно похожий на герб, изображенный в другом углу старой схемы, которую отжал у неизвестных Славка.
Украшение было профессионально вырезано из дерева. Здесь уже явно угадывался зверь, а точнее звери, стоявшие по бокам от щита, поделенного на четыре части. На каждой из них виднелась искусная резьба. Я поднес брелок поближе к глазам и понял, что ошибся.
Большой круг оказался разделен на шесть частей, и в каждой было свое изображение. Два льва крепко держали в лапах что-то типа плаща, на котором этот щит размещался. Сверху находилась корона, напомнившая мне прическу Дракулы в одном старом фильме. В из пасти животных торчали стрелы. Кончик у одной из них был отломан.
Все время, что я рассматривал сначала одну безделушку,
