Я подождал еще пару минут, а затем спросил:
— Итак, каково будет ваше решение?
— Мы согласны, ваше императорское высочество.
— Отлично. — Я снова улыбнулся и, подойдя к столу, нажал на кнопку электрического звонка.
Спустя мгновение на пороге кабинета возник Дима. Я развернулся к гостям:
— В таком случае мой секретарь сейчас проводит вас к стряпчему, у которого вы подпишете договоры о найме ко мне на службу. Сразу же после этого вам выплатят по сто рублей, дабы вы, если испытываете некоторое стеснение в деньгах, смогли решить какие-нибудь неотложные личные проблемы — скажем, отдать долги, — я старательно отвел глаза от старшего, поскольку знал, что тот должен двадцать пять рублей, Канареев вскрыл их подноготную вплоть до предпочитаемого цвета трусов, — оплатить лечение, обновить гардероб, чтобы выглядеть как должно русскому инженеру. На улаживание дел вам дается четыре дня, после чего вы опять прибудете в этот особняк и получите билеты на поезд до Парижа. Там вас встретят и переправят в Лондон, где снабдят деньгами и билетами до Нью-Йорка и Сиднея. Основная сумма выделенных вам денег будет ждать вас уже на месте. Там же, на месте, и определитесь с тем, куда вам разумнее направиться. Советую не торопиться покидать Нью-Йорк и Сидней, а сначала изучить вопрос и потом уже двигаться далее. — Я кивнул Диме и проводил ласковым взглядом возбужденно перешептывающихся инженеров.
Но когда за ними закрылась дверь кабинета, улыбка исчезла с моего лица. Я вздохнул, потер ладонью лоб и подошел к столу. Выдвинув ящик, достал толстую тетрадь и несколько мгновений смотрел на жирно выведенную цифру. Двести двадцать три тысячи сто сорок рублей… Именно столько составляли мои личные расходы с того момента, как я очухался в теле великого князя в этом времени. Именно личные. Общая цифра расходов была куда как существеннее, просто часть их покрывалась из бюджета Военно-морского ведомства, часть была отнесена к Дворцовому, часть проходила по Военному. И эти двести с лишним тысяч рублей были еще не окончательной суммой. Мне в ближайший год предстояло изыскать и истратить по самым скромным подсчетам еще от четырехсот тысяч рублей до миллиона.
Слава богу, Кац действительно оказался настоящим финансовым гением. Он умел находить деньги там, где мне, умудренному знанием о финансовых аферах бурного XX века, даже в голову не пришло бы их искать… Впрочем, большую часть этой суммы составляли взятые в банках кредиты — в основном в заграничных, ибо в Российской империи банки давали деньги под двадцать процентов годовых, а в иностранных можно было получить под шесть… Ну ладно, только с помощью Каца можно было получить под шесть, но все равно процент был куда меньше, чем в России. Всё, как и в моем времени… Хотя, если честно, главной причиной, по которой я пока не занимал деньги в российских банках, был вовсе не большой процент. Просто в отечественных банках мне как члену императорской фамилии взять деньги было легче — до того момента, пока слухи о том, что великий князь Алексей Александрович набрал кредитов и испытывает трудности с их возвращением, не начнут циркулировать, так что мы зарезервировали этот канал на самый последний этап, когда денег потребуется не только много, но и сразу. Ибо в первые два-три года я особенных поступлений от своей авантюры не ждал — все это время мы будем множить и множить долги, а отдавать их начнем лет через десять… в лучшем случае.
На крейсер «Владимир Мономах» мы с цесаревичем прибыли 3 января. Наутро после моего дня рождения. И хотя день рождения в это время не считался особенным праздником — именины были куда более значимыми, — а я к тому же постарался изо всех сил сократить число приглашенных, но два десятка человек принять пришлось. Причем в это число вошло императорское семейство в полном составе. Хотя, насколько мне удалось узнать, на прошлом дне рождения Алексея Романова император не присутствовал — ограничился посылкой поздравления и подарком. Он что, за мной присматривать решил, как за не совсем нормальным родственником? Как бы там ни было, это мероприятие я выдержал вполне достойно. Одним из подтверждений сего явилось то, что по его окончании цесаревич напросился заночевать у меня, чтобы с утра ехать на крейсер. Несмотря на то что дом, который я занимал, был не особо большим, Николаю с охраной и минимальной свитой там место нашлось. И император дал на то согласие.
В итоге, когда вечером после ужина я пробрался в кабинет, чтобы еще немного поработать, мне это не удалось, потому что спустя полчаса дверь тихонько приоткрылась и в щель просунулась голова мальчика.
— Николай! — Я улыбнулся со смешанными чувствами. Все-таки я пока до конца не определился со своим отношением к племяннику. — Заходи. Ты хочешь что-то спросить?
Цесаревич робко просочился внутрь. Ой, чувствуется нерешительность в характере будущего государя — результат воздействия волевого характера моего братца. Совсем зашугал пацана. И ко мне он так настороженно относится, потому что инстинктивно видит во мне копию отца. Я на мгновение задумался. А может, это шанс каким-то образом повлиять на некоторые жизненные установки будущего императора? Характер я ему уже, конечно, не перекрою, но кое-что сделать смогу. Вероятно. Ладно, попытаемся, а там как Бог даст…
— Да, дядя, — отозвался Николай и, повинуясь моему жесту, уселся в кресло, стоящее у стола.
Я же выдвинул свое, чтобы оказаться не напротив, а рядом с племянником. Психологические установки еще никто не отменял, а расположение двух особей мужского пола друг напротив друга предусматривает либо отношения подчинения, либо конфликт. Мне же в предстоящем разговоре не нужно было ни того, ни другого.
— Отец мне рассказал, что ты собираешься ставить сталелитейный завод на Южном Урале. И мне стало интересно, зачем так далеко? — Тут он запнулся, слегка покраснел, а затем тихонько добавил: — И вообще — зачем?
Я некоторое время молча смотрел на сидящего передо мной подростка. О как! А мальчик-то, оказывается, думать умеет и задавать вопросы. Как же это его так вывернуло, что он в конце концов оказался в подвале Ипатьевского дома, причем вместе со всей своей семьей? Вы только представьте себе: жил человек, работал, старался, пусть где-то ошибался, но итогом его жизни стал расстрел. И расстреляли не только его самого, но и всех, кто был ему дорог, всех, кого он любил, — жену, дочерей, единственного сына. Они все были убиты вместе с ним, на его глазах… Бр-р-р-р! Даже не хочу представлять, что он чувствовал в последние мгновения своей жизни. И тут меня внезапно охватила щемящая жалость к мальчишке, который сидел напротив меня и смотрел ожидающим взглядом.
