— Мясник! — буркнул Иоаким по-русски, когда лечение закончилось. — Садист! Когда-нибудь не выдержу…
— На себя посмотри! — засмеялся Козма, пряча иголку в сумку с инструментами. — Кто кромсал бедных сарацин, как маньяк?
— Некоторые чистюли убили из арбалета втрое больше, — ехидно отозвался Иоаким. — С безопасного расстояния, без всякого вреда для здоровья. В отличие от честных воинов, не жалевших живота своего в передовых рядах…
— Наливай! — прервал его Козма, извлекая из горы трофеев серебряный кубок. — Знаю ведь, что нашел…
Иоаким без долгих уговоров достал сосуд и наполнил кубок друга. Щедро набухал напитка и себе. Вопросительно глянул на Гуго с Бруно. Те засуетились, роясь в добыче, но отыскали какие-то чаши. Робко протянули господину. Тот демократично напустил оруженосцам влаги до краев. Встал.
— Помянем братьев наших, погибших на этом поле! — сказал Иоаким по-латыни. — Да сотворит им Господь вечную память и упокоит в царствии своем!
— Аминь! — подтвердил Козма.
— Амен! — повторили оруженосцы.
Все четверо осушили кубки и расселись на кошмах. Гуго расторопно подал на трофейном серебряном блюде куски жареного мяса, которые успел приготовить на углях.
— Вкусно! — оценил Козма, прожевав. — Это что?
— Конская печень, — пояснил Иоаким. — Битых лошадок много, но мясо их жесткое, да и воняет потом. Печень — в самый раз!
— Хорошо, что не человечья! — отозвался Козма. — С вас станется, добытчики.
— Обижаешь! — надулся Иоаким.
— Зато выпивка хороша! — продолжил Козма. — Это сикер?
— Возможно. Какая-то водка. Или спирт. В сарацинских сумках нашли. Может, евнух твой прикладывался — ишь, издалека посматривает! Только фиг ему обломится! А водка славная — в голову ударило. Не знаю, как будет поутру, но сейчас хорошо.
— Не забудь закусить!
Друзья принялись за еду. Гуго ловко выхватывал из котла кинжалом огромные куски вареного легкого и печени, бросал их на блюдо. Каждый из четверых у костра брал понравившийся кусок на лепешку и жевал, хукая на горячее и слизывая с губ вкусный мясной сок.
— Повторим! — предложил Козма, протягивая кубок.
Иоаким молча потянулся за баклагой. Пока он наливал, Гуго с Бруно смотрели на друзей с нескрываемым обожанием.
— Что это вы? — удивился Козма.
— Можно мы будем служить вам всегда! — выпалил Гуго.
— Почему?
— Вы добрые люди. Рыцари, но не гнушаетесь делить стол с простыми воинами. Вас любит Господь.
— С чего взял?
— Вы уцелели в жестокой сече, где погибло столько воинов! На тебе, господин, даже ран нет, хотя мы видели, как стрелы летели в тебя роем! И падали бессильные под ноги… Из всех наших остались живы только мы — потому что стояли рядом с вами. Это милость господня…
— Говорил я тебе, что здесь люд наблюдательный! — сказал Козма Иоакиму по-русски. — Все подмечают. Это не у нас: бежишь утром на работу на автопилоте, по сторонам не смотришь… Кстати, почему, Аким, на тебе раны есть, а на мне — ни царапинки? Почему стрелы, летевшие в меня, падали бессильные?
— Будет тебе! — ответил Иоаким, притворно роясь в сумке.
— Свой блок на меня повесил?
— Ты ж стоял со своим арбалетом, как телеграфный столб в чистом поле. Чудо, а не мишень! Я хоть за щитом прятался…
— Скотина!.. А если б выглянул из-за щита — и тебе в глаз?!
— Если бы да кабы… — пожал плечами Иоаким. — Что сейчас считаться? Подержал немного блок, когда рядом стояли, потом уже сил не было. Сам знаешь, долго не могу. Когда ты с дубиной на сарацин набросился, я еле шевелился…
— Собирался хоть раз тебя спасти. Надоело быть обязанным жизнью. Скоро пальцев на руках не хватит все случаи пересчитать.
— Ты свой счет оплатил и закрыл.
— Не припомню.
— Когда вышел в то утро на дорогу.
— А ты бы не вышел?
— Не знаю…
— Может, и вправду следовало остаться в лесу и позволить сарацинам тебя увести, — задумчиво сказал Козма. — Вызвал бы затем по рации Диму Колбина, тот прилетел на автожире, и мы бы этих козлов из автомата…
— Хорошая мысля приходит апосля?
— Просто побоялся, что они тебя на месте прирежут. Ты ж у нас в языках не силен. Сказал бы не то…
— Знал я, что сказать. Но все равно спасибо. Без тебя не выбрались бы.
— Рано благодарить! — заметил Козма, оглядываясь на мрачные холмы из конских и людских трупов (языки пламени выхватывали их темноты). — Не дошли пока…
Он вдруг заметил, как оба оруженосца с напряженным вниманием следят за их беседой, переводя взоры с лица Козмы на лицо Иоакима — и наоборот.
— О людях забыли! Они, наверное, думают: из-за них спорим!
— Вы будете с нами все время, что мы останемся в Леванте, — сказал Иоаким оруженосцам по-латыни.
— Это долго? — поинтересовался Гуго.
Иоаким в ответ только пожал плечами. Оруженосцы понурились.
— Дай им денег! — посоветовал Козма. — Здесь это главная награда. Награбил, ведь? Мародерствовал?
— Здесь нет мародерства, — спокойно ответил Иоаким, — Только добыча. Ее мы собирали по древнему праву и в полном согласии с другими победителями. Договорились. Сеиф забирает обратно коней, что продал нам в греческом селении, а также оружие и снаряжение павшей пехоты. Возвращает свое, короче. Рено приватизирует лошадей убитых сарацин, их снаряжение. Нам с тобой и оруженосцам выделяют десять коней на всех по нашему выбору. Что каждый нашел на мертвых телах, принадлежит только ему.
— А Роджеру?
— Ему ничего не надо. Он святой.
— Кто так решил?
— Ты не заметил? Мы бились дважды до Масличного ущелья, он не взял себе даже гвоздя.
— Если вдруг возмутится вашим дележом?
— Каждый отдаст ему треть добычи.
— Все предусмотрели… Так есть деньги?
Иоаким полез в кошель, высыпал на ладонь груду монет и стал двигать их на ладони, пытаясь рассмотреть достоинство при свете костра. Козма молча сгреб все и высыпал на одежду, прикрывавшую колени Гуго.
— Поделите поровну! — сказал на лингва-франка. — Это вам за хорошую службу!
Оруженосцы кинулись целовать руки друзей. Затем увлеченно занялись дележом.
— Лихо! — мрачно прокомментировал Иоаким по-русски. — Сами-то с чем останемся?
— Только не говори, что отдал последнее!
— У нас, как у компьютера, есть защита от дурака, — согласился Иоаким. — Но тебе ничего не покажу. Опять раздашь. Ты у нас святой, вроде Роджера.
— Я справедливый. Где мы были бы, если б парни не прикрыли нам спины?
— Здесь это делают за меньшую плату, — вздохнул Иоаким. — Из верности к господину. К щедрости не привыкли. Разбалуешь мужиков! В следующий раз поленятся без денег.
