Малыш плохо понимал ее слова. И не только потому, что совсем не знал языка.
Миг, и полетела в траву сорванная туника, а губы впервые почувствовали вкус поцелуя…
— Не забыл, о чем мы договорились? — оглянувшись по сторонам, быстро спросила Гита. Снорри кивнул, чувствуя под своими руками шелковисто-мокрую кожу.
Они добрались до поляны уже довольно поздно, вызвав справедливые замечания остальных. Уже горел костер, варилась в котелке дичь — утка или тетерев, из лесу доносился стук секиры — Ирландец рубил для шалашей ветки.
— Пойди, помоги, — бросил Хельги и чуть задержал взгляд на Снорри. Уж больно не понравились ярлу его глаза — какие-то не от мира сего, шалые, словно напился Малыш отвара сушеных мухоморов, как делают, говорят, коварные финские колдуны. Ярл искоса посмотрел на Гиту и про себя цинично усмехнулся. Что ж. Все когда-то бывает в первый раз. Что сказать… повезло Малышу. Лишь бы не натворил теперь каких глупостей. Впрочем, похоже, Снорри не собирался творить никаких глупостей, а, наоборот, изо всех сил помогал Ирландцу — орудовал секирой так, что сучья трещали. Почесав затылок, ярл тоже поспешил туда же.
— Странная женщина, — отойдя в сторону, к лошадям, сказала сама себе Магн, искоса взглянув на Гиту. — Почему она выбрала мальчика? Что это, нездоровое влечение, как у развращенных аристократок Рима? Непохоже. Тогда почему?
Ночь прошла безо всяких приключений. Никто не потревожил сон спящих в шалаше путников.
Утро выдалось солнечным, чистым. И лес был под стать ему — вымытый, весь какой-то нарядный, сверкающий на фоне ослепительно синего неба. Над лугом плыл пряный и вместе с тем какой-то чуть сладковатый, невыносимо приятный запах — запах цветов. Каких здесь только не было! Ромашки, густо-синие васильки, лиловые колокольчики, трехцветные, бело-желто-сиреневые фиалки, пурпурно-синий иван-чай, розовый сладкий клевер. На вершине холма дорога раздваивалась — более широкая шла через луг, прямо, мимо далеких деревень и вересковых пустошей к высокой зубчатой стене у самого горизонта, скорее угадывающейся, нежели хорошо видимой, а узкая, поросшая редковатой пожухлой травою, повертка, более похожая на тропу, сворачивая влево, исчезала среди кустов жимолости и дрока.
Кусая губы, Гита смотрела на далекую стену.
— Это и есть Честер? — обернулся к ней Хельги.
— Нет… то есть да, — вздрогнув, ответила Гита. — Нам лучше свернуть влево — так будет удобней.
— Но прямо же явно короче! — возразил Ирландец. — И, думаю, мы будем в Честере уже после полудня.
— Не всегда прямой путь самый короткий, — улыбнулась Гита. — Он ведет через земли глафордов, по своим повадкам более схожих с разбойниками, нежели с людьми благородной крови. Та же дорога, — она кивнула на тропку, — обходит их владения стороною.
— Что ж, пожалуй, это разумно, — согласно кивнул Хельги и, повернув коня, крикнул: — В путь!
Пробравшись сквозь росшую прямо на пути жимолость, беглецы обогнули болотце и, выбравшись на сухое место, прибавили ходу. Тропинка — то расширяясь, то вновь становясь у́же — прихотливо изгибалась между холмов и дубовых рощиц, иногда ныряя в ореховые заросли и проходя по краям длинных и глубоких оврагов, густо заросших чертополохом и репейником. Вскоре дорожка углубилась в смешанный лес, темный и дикий, и, выйдя к лесному озеру, раздвоилась около старой осины со сломанной веткой.
— Нам налево! — крикнула позади Гита.
И вновь потянулись с обеих сторон огромные, скрывающие солнце, деревья. Те редкие лучики света, что изредка все-таки пробивались сквозь высокие темно-зеленые кроны, терялись без следа в колючем густом подлеске. Зеленовато-бурые папоротники высотой почти до холки коня лениво покачивались под легким дуновением ветра, словно бы осуждающе качая головами. Тропа стала заметно у́же, захрустели под копытами какие-то коряги и ветки, пришлось спешиться и взять лошадей под уздцы. Они долго пробирались сквозь остатки пожарищ, сквозь буреломы и строй мертвых деревьев, даже потеряли счет времени, лишь тоскливо взирая на маячивший впереди сухостой. За сухостоем потянулось болото, тропинка стала топкой, зачавкала под ногами и копытами жирная болотная жижа. Вот впереди снова показалось озеро, и снова тропа раздваивалась. И — Хельги вздрогнул — опять у старой осины, впрочем, их — этих осин — тут было множество.
— Направо! — крикнула Гита, и отряд, напоив лошадей в озере, послушно последовал ее совету. Отъезжая, ярл обернулся — у старой осины была сломана ветка.
— Это такой знак для путников, — быстро пояснила девушка. — У каждой развилки.
Обогнув озеро, тропа расширялась и ныряла в березовую рощу. Стало заметно светлее и суше, сверху, сквозь шелестящую листву, пробивались зеленовато-желтые полосы света, яркие, радостные, какие-то по-домашнему теплые. Слева, на поляне, потянулся малинник, а сразу за ним в просветах между деревьями виднелась дорога.
— Ну, вот, уже совсем скоро, — улыбнулась Гита. Она сидела на лошади перед Снорри, и тот, непривычно молчаливый и тихий, осторожно придерживал девушку за талию.
Между тем солнце уже клонилось к закату. Надвигались сумерки, и беглецы прибавили ходу — в город обязательно нужно было поспеть до ночи. На дороге все чаще попадались путники и целые обозы, едущие в город и из него. На отряд Хельги никто не обращал особого внимания, не такой уж он и был многочисленный, чтобы представлять угрозу королевским дружинникам или местным глафордам. Вот проскакали навстречу двое вооруженных всадников в синих плащах — королевские глашатаи или посланники управителей графства. Беглецы почтительно посторонились, уступая дорогу, и даже удостоились благодарственного кивка. Проехал длинный крестьянский обоз с сеном — тут уж уступили дорогу крестьяне.
— Далеко ли до Честера? — не удержавшись, спросил на ходу Ирландец.
— К ночи будете, — ответил кто-то из крестьян. — Если, конечно, поторопитесь.
Беглецы подстегнули коней. Странно, но на этот раз лошадь, несущая двойной груз — Снорри и Гиту, — не плелась далеко в хвосте, как обычно, а даже вырвалась вперед.
Хельги скакал, улыбаясь. Радовался наступающему теплому вечеру, предстоящему концу утомительного пути, отдыху, окружающим лугам и рощам, да и просто теплому, бьющему прямо в лицо ветру. Он давно уже не ощущал себя таким беззаботно-счастливым, каким был когда-то раньше… до того, как появились в его мозгу бьющиеся, как стучит в сердце кровь, барабаны, чужие, холодные, непонятные. А ведь давненько не слышал уже молодой ярл этих пугающих звуков, льющихся откуда-то изнутри, да, с тех самых пор, как сгорел монастырь… нет, пожалуй, с того момента, как, убегая, остановились они перед телом прибитого к дереву пастушка. Нет! Нет! Нет! Нет больше этих страшных ритмичных ударов, не раздается в голове леденящий душу скрежет, и не вопит волчьим голосом сумасшедшая девушка Магн. Магн… Да вот же она, Магн, сидит в седле, как влитая, в черной рясе послушницы и зеленом плаще на правом плече. Не очень-то похожа на сумасшедшую. Правда, речи ее были странные. И дело, ради которого сломя голову скакал сейчас ярл, тоже отдавало безумием — остановить Черного друида и отнять у него какой-то там колдовской камень. Впрочем, почему бы не отнять? Сделаем, раз обещали. Добраться до Ирландии? Легче легкого.
