Когда они вернулись, на бриге царило спокойствие. Команда, наученная горьким опытом, понимала, что нужно радоваться каждому часу отдыха и не тратить силы, потому что они еще понадобятся – предстоит снова ставить паруса, а это – нелегкая задача.
Василий казался очень довольным собой и тем, что участвовал в переговорах с английским адмиралом. Странно устроен человек: для него все относительно. Еще накануне Василий претендовал на то, что он – самый главный командир, и приходил в отчаяние от мысли, что придется подчиняться холопу, а сегодня уже радовался тому, что ставший начальником холоп отметил его и приблизил…
Так уж устроено Московское царство, к чему Степан с Лаврентием долго не могли привыкнуть. Для дворянина, воина или купца холопы – это крестьяне. Для боярина же холопы – эти самые дворяне, воины и купцы. А для царя холопами являются сами бояре. Какая-то бесконечная круговерть рабства…
На всем Русском Севере это было не так – от Великого Новгорода до Поморской земли, и привыкать к московским порядкам было неимоверно трудно.
Теперь Василий хоть и казался довольным, но сосредоточенно думал о чем-то. Видно, разговор в адмиральской каюте навел его на какую-то важную мысль…
– Все обошлось? – с довольным видом спросил Лаврентий, едва Степан с Ингрид вошли в капитанскую каюту и затворили за собой дверь. – Можем плыть дальше? Не так страшен оказался английский адмирал?
Когда ему рассказали о том, что сэр Томас приходится Ингрид крестным, Лаврентий снова хитро заулыбался.
– Надо ведь было еще встретить в море именно его, – заметил он загадочно. – Море большое, кораблей много, и на каждом, наверное, сидит адмирал. Надо ведь, чтобы так случилось, что именно крестник оказался здесь.
Степан с подозрением взглянул на старого друга: что имеет в виду колдун? Ингрид также с недоверием взглянула на Лаврентия и спросила:
– Неужели карельское колдовство имеет силу и в Английском проливе?
Довольная и гордая улыбка Лаврентия стала еще шире и еще загадочнее.
– Это все мертвые мыши, – таинственно сказал он. – Я очень надеялся, что мертвые мыши помогут, и не ошибся.
– Что это значит? – одновременно спросили Степан и девушка. – Какие еще мыши?
– Пока ты ночью спал, – объяснил колдун, – я не тратил времени даром. Тем более что ночь – самое подходящее время для колдовства. Нужно было только решить, на чем колдовать и как именно. Я подумал и решил, что в этом случае мертвые мыши – самое надежное средство. Как видите, я не ошибся с выбором: Ингрид встретила крестного-адмирала…
Трех мертвых мышей колдун связывает хвостиками друг с другом и машет этой связкой, приговаривая заклинания до тех пор, пока не уверится в том, что тотем Мыши непременно поможет в предстоящем деле.
– Мышей сам ловил? – прямо спросил у друга Степан. – Или кого помочь попросил?
– Сам ловил, – спокойно ответил колдун. – И душил тоже сам. Тут такое дело – тонкое, никому доверить нельзя. Нужно, чтобы мышь умерла без мучений, будто заснула. Иначе тотем обидится.
– Никогда бы не подумала, что дядю Томаса можно приманить мертвыми мышами, – с улыбкой заметила Ингрид. – Однако сильное у тебя колдовство, Лаврентий.
К вечеру ветер стал крепчать, и оставаться на якорях стало опасно. Корабль сильно дергало при каждом порыве ветра, якорные канаты скрипели, стонали и могли не выдержать – грозили оборваться. А остаться без якорей – последнее дело.
На этот раз поставить паруса удалось довольно быстро, и «Sten» резво пошел по ветру на запад. Двигаться туда не было никакого смысла, но Степан понимал, что предстоящий разворот в обратную сторону – это очень сложный маневр для необученной команды, да и для него самого. Поэтому развернуться он решил утром следующего дня.
С помощью компаса и по карте капитан Кольцо определил курс, чтобы ночью корабль не налетел на сушу. Бриг шел прямым курсом на запад, так что слева оставался нормандский берег, а справа открытый океан. На штурвал был поставлен Лембит Хявисте – опытный рыбак, хорошо представлявший себе, как следует держать курс прямо. Он рассказал, что на своей лодке частенько доходил от Нарвы до острова Кихну и даже до южной оконечности Сааремаа, так что бороздить морские просторы Лембиту было не впервой…
Ближе к ночи к Степану в каюту пришел Василий. Лицо его было сосредоточенным и серьезным. Видно было, что, несмотря ни на что, боярскому сыну трудно привыкнуть к своему подчиненному положению, однако он старался держать себя в руках, раз уж ситуация сложилась для него безвыходная.
– Вот что, – спросил Василий, – что ты собираешься делать, когда мы вернемся в Варяжское море?
– Ну, туда еще нужно сначала вернуться, – пожал плечами капитан Кольцо. – Завтра мы совершим разворот в открытом море, что будет не так-то просто. Я ведь до сих пор не знаю точно, как поведут себя паруса – их тут такое множество… А потом еще нужно пройти через датские острова, и только уж потом будет Варяжское море. Мы ведь далеко забрались, Василий.
– Мы развернемся и пройдем через датскую землю, – спокойно ответил боярский сын. – Я уже вижу, что ты – умелый моряк. Но что ты собираешься делать с кораблем после того, как мы вернемся?
– Корабль не наш, – сказал Степан, – он принадлежит Ингрид Нордстрем, ей и решать его судьбу.
Он помолчал, а потом добавил:
– Впрочем, мне кажется, что у тебя есть какое-то предложение. Не напрасно же ты затеял этот разговор.
Мысль Василия была проста и сложна одновременно. На него произвела большое впечатление идея морской блокады. Не случайно он заинтересовался этим и подробно расспросил английского адмирала.
– Нашим воеводам не приходит в голову, – сказал Василий, – что для победы в Ливонии нужно прервать сообщения этих земель с другими землями. Как англичане блокируют море от испанских судов, так и мы русские, можем блокировать с моря Ливонию. Теперь у нас есть в руках корабль, и мы можем сделать это.
Василий был воодушевлен своей идеей, это было видно – глаза его буквально горели, впервые за последнее время. Он ощутил реальную перспективу вернуться к войне, стать нужным царскому войску, снова принять участие в государственном деле.
– Пусть мы попали в плен, – продолжил он, – но теперь мы свободны, у нас есть вооруженный корабль, и мы можем принести царю Иоанну даже куда большую пользу, чем раньше. Стрелецких сотен у царя много, а вооруженных кораблей в море – ни одного! Ты только представь себе, – возбужденно продолжил Василий, в порыве товарищеских чувств даже беря Степана за пуговицу кафтана: – Вот мы попали в плен, сумели бежать из него. Ну, вернемся мы на Русь и объявим себя. Ну и что мы будем представлять? Как посмотрят на нас воеводы? За то, что в плен попали, – не накажут, ведь мы оставались в заслоне: хорошо, что вообще уцелели. За то, что бежали из плена и вернулись – могут даже похвалить. Похвалят, и обратно в стрелецкий строй: тебя опять стрельцом, а меня опять сотником. Да еще будут коситься и не доверять, и каждая собака сможет нам в лицо тыкать, будто мы хотели переметнуться к врагу.
