Гвардейская Ударная, которая находилась сейчас в стадии формирования, должна была состоять сплошь из гвардейских частей, включая сводную дивизию морской пехоты, где командиром был контр-адмирал Шишко, а комиссарил дивизионный комиссар Кошкин. Согласно плану осенней кампании, перед Северо-Западным фронтом ставилась ответственная задача, с какой бы позиции её ни рассматривать: ни много ни мало отбить у противника все захваченные в регионе территории, и полностью овладеть Восточной Пруссией. Нет, отказ от аннексий оставался в силе, но, памятуя о скорой революции в Германии и последующем поражении «Спартаковцев» в гражданской междоусобице, мы хотели загодя подготовить им позиции для отступления.
В глазах Ольги не было ни слезинки, лишь печаль разлуки и вера в моё возвращение. Я поцеловал её и сынишку и вышел за дверь.
Николай– Что скажете хорошего, Владимир Иванович? – спросил я Заславского, после того, как он вошёл в кабинет, на двери которого висела новенькая табличка «Председатель ВОК Ежов Н.И.».
Председатель подкомиссии по бронетехнике Всероссийской Оборонной Комиссии, несмотря на расплывчатость формулировки, прекрасно понял, что я хочу от него услышать. Всю последнюю неделю Заславский провёл на полигоне, где изучал купленный во Франции лёгкий танк Рено FT-17, теперь пришло время отчёта.
– Хорошее в этой машине, Николай Иванович, – Заславский присел на предложенный мной стул, – на мой взгляд, только одно: компоновочная схема с кормовым расположением двигателя и вращающейся башней. Что касается назначения танка FT-17, как боевой машины поддержки пехоты, то наши БМП смотрятся в этом плане куда как интереснее, да и ходовая часть у них лучше, благодаря пружинной подвеске и резиновым бандажам на опорных катках.
Ну, положим, с боевыми машинами пехоты покинутого нами времени эти бронетранспортёры на гусеницах связывает только название, но у других стран и этого нет! Идея присобачить к броневику бронированный кузов для транспортировки пехоты принадлежала не мне, как и пружинная подвеска и многие другие технические новинки. Я не ставил задачу прослыть гениальным изобретателем во всех областях военной науки и техники, хватит с меня почётного прозвища «Минёр номер один». Для того, чтобы идея проросла, требуется, как минимум, два компонента: питательная среда и зерно.
Питательной средой стали мозги инженеров и изобретателей-самоучек, собранных в нескольких конструкторских бюро. Зерном служили образцы передовой зарубежной техники, собственная гениальность отдельных конструкторов и мои подсказки, иногда прямые, но чаще косвенные. Например, прихожу я в комнату в общежитии, где собрались на посиделки (читай: мозговой штурм) ребята из КБ по конструированию гусеничных машин, и нарочито шумно плюхаюсь на пружинный диван, сопроводив своё падение словами: «Как мягко!». Через некоторое время КБ выдаёт чертежи пружиной подвески. И не ловите меня за язык! Я не утверждаю, что всё происходило именно так, это всего лишь модель моего поведения в подобных случаях.
– Танки, как я это понимаю, – продолжил меж тем Заславский, – больше нужны для прорыва обороны противника, в том числе глубокоэшелонированной, а FT-17 для этого малопригодны. Тут нужны мощные машины, наподобие британских МК-1, но более манёвренные, лучше вооружённые, с крепкой бронёй, и, как бы это поточнее выразиться, более прижатые к земле. Я так понимаю, Николай Иванович, в этой войне нам танки не понадобятся?
– Правильно понимаете, Владимир Иванович, – улыбнулся я. – Но через год я хотел бы видеть опытный образец первого российского танка!
– Вы его увидите! – заверил Заславский.
– Хорошо, – подвёл я итог заглавной части беседы, – поговорим о делах насущных. Что у нас имеется, и что мы сможем дать фронту в течение ближайшего месяца?
– Начну с бронепоездов, – приступил к докладу Заславский. – На сегодняшний день в действующей армии суммарно по всем фронтам и в резерве Генерального штаба насчитывается сто двадцать два бронированных подвижных состава. К концу месяца прибавим к ним ещё тридцать.
– Сто пятьдесят два бронепоезда? – подсчитал я. – Неплохо!
– Это не считая установленных на железнодорожных платформах сорока шести осадных орудий, – добавил Заславский, – которые находятся в резерве Генерального штаба.
– Помню, – кивнул я. – Что у нас по колёсным и гусеничным машинам?
– Все мотопехотные полки – на разных фронтах их от одного до трёх – полностью укомплектованы техникой. Сейчас в форсированном режиме готовим боевые машины пехоты. К концу месяца рассчитываем довести их число до пятидесяти – все в резерв Генерального штаба.
– Отлично! – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Будем прощаться, Владимир Иванович. С удовольствием поговорил бы с вами ещё, но в приёмной уже толкутся артиллеристы.
Заславскому про то было знать не положено, но значительная часть резервов, о которых мы только что говорили, будет, скорее всего, придана Северо-Западному фронту, в командование которым вот-вот вступит Васич. Васич… Не так давно он пророчил мне пост наркома оборонной промышленности, и был недалёк от истины. Уже принятое решение изменили в последний момент. Всё одно ведь на оборону будут в той или иной мере работать большинство наркоматов, и это не считая науки. Потому и сочли более разумным создать при Совнаркоме комиссию, которая станет координировать их усилия в этом важном для страны направлении. Так я стал не наркомом, а председателем комиссии. Впрочем, ввиду важности, мой теперешний статус приравнен к заместителю Председателя Совнаркома.
МихаилНе успел остыть след от колёс автомобиля, увозящего на вокзал Васича, как пришёл мой черёд. Перед началом наступления Ставка направляла на фронты и на флоты комиссии во главе с высокопоставленными офицерами Генерального штаба. Во главе той, которая отправлялась в Севастополь, я попросил Духонина поставить меня. Должность помощника Председателя Совнаркома требовала моего присутствия в коллегиях ВЧК, ВОК и некоторых наркоматов. Числился я и при Генеральном штабе. Звание у меня подходящее, потому в просьбе не отказали.
На посиделки по случаю моего отъезда собрались все свои: Ольга, оставившая маленького Глеба на попечение няньки, и Ёрш с Наташей. По правде говоря, в проводинах никакой нужды не было: я ведь отправлялся в командировку, даже не на фронт. Но Маша почему-то очень сильно переживала, видимо, ввиду своей беременности, – да, да! – и я просто боялся оставаться с ней один – на людях она сумеет собраться.
Посиделки подходили к концу, когда ко мне подошла Наташа.
– Ты ведь увидишься с Вадимом? – спросила она.
– Видимо, да, – ответил я. После Моонзунда Берсенев был награждён, повышен в звании и получил назначение на Черноморский флот.
– Я тут приготовила маленькую посылочку, и в ней письмо. Передашь?
– Если она у тебя с собой.
– Да, она здесь, в прихожей, – засуетилась Наташа.
Подошёл Ёрш.
– Машина пришла, – сказал он.
– Ну что, друзья, будем прощаться? – нарочито бодрым голосом предложил я.
Уже у двери успел шепнуть на ухо Ольге:
– Присмотри за Машей.
– Будь спок! – кивнула она.
ОльгаКогда Глеб объявил о своём новом назначении, я ему прямо сказала: «Без дела я одна с ума сойду. Возвращай меня на службу!» Робкие попытки мужа шантажировать меня Глебкой успеха не имели. Пришлось ему уступить. Няню долго не искали, в Питере с работой, особенно для баб, нынче туговато. Так я вернулась к начальству над курсами по переподготовке офицеров спецназа, которым ребята дали острое название «Штык».
Не обошлось без сюрприза. Приятного. Накануне первого дня работы Мишка торжественно вручил мне пошитую по моему размеру форму с полковничьими погонами на плечах. «Носи, заслужила!» – сказал он. Я было открыла рот, чтобы возразить, но передумала и рот закрыла. А что, всё ведь верно – заслужила!
За Машу Мишка боялся зря – кремень-баба! Со своей минутной слабостью разобралась круто, теперь мне впору у неё утешения искать. Одного опасаюсь: как бы её крутизна ребёночку во вред не пошла. Ну, даст Бог, всё обойдётся! В конце концов, не она первая, не она последняя.
Что до Глебки, то его я вижу по пяти раз на дню, ведь курсы, как и прежде, располагаются на территории Петропавловской крепости.
Выплывающий из сизой дымки белый город был виден уже без бинокля. С крыла ходового мостика Берсенев отчётливо различал округлые очертания Константиновского равелина (хотя правильнее называть это сооружение фортом), а чуть дальше – вход на Большой рейд Севастополя.
Стены форта окутались дымами, сразу после этого до ушей долетели звуки артиллерийского залпа. Это главная военно-морская гавань на юге России приветствовала прибытие самого крупного линкора Черноморского флота. Берсенев отдал приказ, и пушки левого борта дружно рявкнули ответное приветствие.
