Что в мозгах у этих аристократов творится?
Или они меня рассматривают как игрушку? Боевой трофей? Да ну… Скорее, как чудного зверька, с которым можно поиграть, а потом снова указать на его место. Но вот информация про Кимико мне пригодилась.
Во время второго урока я подсунул ей записку, в которой честно признался, что её лицо в солнечном свете приобретает невероятную красоту и был бы рад сфотографировать после школы там, где солнце особенно подчеркнет её высокие скулы и прямой нос. Да, пришлось так завуалированно позвать на свиданку. Вроде всё в пределах нормы.
Если бы я просто подошел и сказал: «Ты мне нравишься, пойдем пошпили-вилимся?», тогда бы вряд ли получил адекватный ответ. А так… Кимико чуть повернула ко мне голову, опустила глаза и едва заметно кивнула.
Через двадцать минут, когда учитель отвлекся на написание материала на доске, на мою парту шлепнулась бумажная лягушка. Внутри неё был адрес, время и нарисован цветок гибискуса. Томный взгляд Кимико сопровождал эту самую записку.
На этот раз я был куда как расторопнее и успел убрать лягушку в сумку прежде, чем она вспыхнула огнем и растворилась в воздухе. Только чуть опалило палец, но в самой сумке не было никаких повреждений. Рука наткнулась на банку с конфетками Хитоми. Я совсем про неё забыл.
Внутренне усмехнулся — похоже, что сегодня вечером я буду угощать Кимико сладкими сердечками. Эх, ещё бы вспомнить все слова охмурения, которые нужны для смягчения женского сердца. С Аякой всё было проще — ей был нужен мужчина, мне женщина. Мы просто выручили друг друга в сексуальном плане, а вот развязать язык Кимико относительно Сэтору… Мда, тут придется постараться.
Оставшиеся уроки мы переглядывались с Кимико партизанскими взглядами. Кацуми иногда ловила наши переглядывания и хмурилась, чем вызывала у меня улыбку. Она продолжала всё также побеждать меня на татами, но теперь ей это становилось с каждым разом труднее — я прокачивался и увеличивал скорость. Даже Доспех Воли из наказания перешел в благословение, после него я становился быстрее и выносливее. Но Кацуми продолжала задирать нос, убежденная в том, что всё ещё главнее меня и что обязана защищать того, кого приручила.
Наивная девочка…
— Ты что задумал? — спросила Кацуми после очередного урока. — Ты хочешь встречаться с Кимико? Совсем дурак? А вдруг у Сэтору к ней ещё не остыли чувства?
— Вообще-то умные девочки не задают глупых вопросов, — парировал я. — И тем более, не суют свой нос в чужие дела.
— Изаму-сан, как тебе не совестно говорить такие слова? — вспыхнула Кацуми.
Во как официально. Что же, на официальный суффикс ответим таким же!
— Кацуми-сан, очень совестно. Но если ты говоришь, что девушки хотят узнать, каково это — общение с хинином вне школы, то почему бы мне не преподать им урок? Я буду вежлив и корректен с Кимико. Думаю, что мне это поможет укрепить положение в классе. Да, вижу, что ко мне стали относиться лучше, но всё равно — для многих я всё ещё остаюсь белой вороной. И если так будет продолжаться дальше, то рано или поздно, но всё вернется на круги своя. Вот это… — я коснулся татуировки на лице. — Это всегда будет напоминать о пропасти между нами. Но если я наведу железобетонный мост, то пропасть уже будет не так страшна.
— Я не понимаю, — расстроенно сказала Кацуми.
— А что тут непонятного? Я ужинаю с Кимико, очаровываю её так, что потом она говорит своим подругам обо мне с придыханием. Подруги тоже начинают повторять её манеру рассказа, а юноши нашего класса уже потянутся за девушками и тоже начнут мне симпатизировать.
Черт побери… Какую же чушь я несу…
Но вроде бы она кажется убедительной, раз Кацуми кивает в ответ. Похоже, что она мало что поняла из моей речи, главное то, что это необходимо сделать и мне это не очень нравится. То есть Кимико для неё стала необходимым малым злом, вроде посещения стоматолога, когда хочешь выдернуть больной зуб.
— Хорошо, Изаму, но ты помнишь, что завтра тренировка? Не забудешь принести форму?
— Конечно же помню. Должен же я тебя наконец-то победить? Вот завтра это и произойдет.
Кацуми улыбнулась и толкнула меня в плечо кулачком. Больно толкнула, не усмиряя силу.
— А это мы ещё посмотрим!
После этого она так резко развернулась, что волосы взлетели вороновым крылом, и поспешила прочь.
— Ой, — только и ответил я, оставшись стоять на месте.
Кацуми шла размашистыми шагами, стараясь как можно дальше оказаться от меня. Похоже, что всё-таки обиделась. И на что обижаться? Что я встречаюсь не с ней, а с другой?
Вот же девчонки… Я сплюнул в сердцах на ни в чем не повинный асфальт.
До встречи с Кимико оставалось около получаса, и я неспешно побрел по улице. По пути я вспоминал правила соблазнения молоденьких девушек.
Чего вы смеетесь? Думаете, что молодых наивных дурочек легко соблазнить? Может быть и так, но вот как соблазнить молодых и явно не наивных аристократок тому, кого только недавно считали плебеем?
Почти как бомжу очаровать Аллу Пугачеву… Хотя, если бомж будет моложе Максима Галкина в два раза, то он имеет шанс…
В одной из подворотен моё внимание привлекли детские крики. Четверо пацанов из младшей школы нападали на пятого, который забился в угол и рычал на врагов, выставив перед собой скрюченные пальцы. На вид им всем лет по десять-одиннадцать. Сумки сброшены у стены, в руках палки.
Пятый рычал на врагов, плевался и что-то шипел. Рукав его куртки был оторван, штанины на коленях в пыли. На грязной мордашке видны две дорожки из слез, но сдаваться, падать и закрывать голову он явно не собирался.
Боец! Такой будет биться до упора. Прямо как я.
Конечно же решил вмешаться:
— Эй, шпанюки, а ну разбежались по подворотням!
Четверка оглянулась на меня и один из них, самый крупный, произнес, цедя слова сквозь зубы:
— Хинин, съеби отсюда, а то и тебе достанется!
Обидно слышать почти взрослому дядьке такое от шпанюка. И ведь он явно был уверен в себе. Был уверен, что я развернусь и свалю в туман. «Эх, дети — цветы жизни!» — так говорил майор Соколов и обязательно добавлял. — «На могиле родителей…»
Что же, придется преподать небольшой урок зарвавшейся молодежи. Чтобы в наше время молодняк так отвечал старшакам… Я сделал несколько быстрых шагов и уцепил два уха. Крупного мальчишки и ещё одного. Взял так, чтобы они не смогли меня ни лягнуть, ни достать рукой. Они взмахнули палками, но ноги у меня не стояли без дела. Палки отлетели в стороны.
— Нельзя нападать толпой на одного! — наставительно сказал я. — Раз на раз можно. Это будет правильно, а так вот, четверо на одного…
Про себя я усмехнулся — на меня нападали трое и ничего.
— Это тануки! — выкрикнул крупный мальчишка. — С ним нельзя один на один человеку.
— Танака? — удивился я. — Неужели ещё один из их рода? Ребят, тогда побить его вообще не получится. Джун Танака мой друг.
— Это тануки, глупый хинин, — взвизгнул крупный. — Пусти ухо, оторвешь!
— Будешь обзываться — ещё и второе откручу. В общем, вы поняли? Поколотить его не получится, поэтому проваливайте-ка, пока я добрый.
Я отпустил мальчишек, и они с хмурыми лицами подняли сброшенные сумки. Они то и дело оглядывались на улыбающегося врага, который строил им рожи и показывал язык.
— Мы всё равно тебя поймаем, грязный тануки! — крикнул один из мальчишек, когда они перешли на другую сторону дороги. — А ты, мерзкий хинин, ещё встретишься с нашими братьями!
Я сделал грозное лицо и шагнул в их сторону, как будто собрался догнать и накостылять. Они с оскорблениями рванули прочь. Я же развернулся к пятому. Тот пытался приделать оторванный рукав на место и шмыгал носом.
— Дружище, ты как?
— Нормально, — буркнул тот. — Только рукав оторвали.
— Это да, это печально. Но главное, что сам цел. А рукав… Рукав это, брат, дело наживное. На вот, держи! Подсласти пилюлю!
Я нащупал в сумке банку со сладостями Хитоми и высыпал горсть сердечек на ладонь. Школьник с недоверием взглянул на меня.
