товарищей, я размышлял и анализировал, всё ли было сделано для должной подготовки к столкновению с огромной империей.
Собственное наше население составляло почти десять тысяч в долине, это не считая Усть-Уса и сторожевых постов. В Усть-Усе вместе со сторожевыми постами от Дедушкина порога до Уса и дальше до первого саянского порога — Староверского, сразу же речкой Большие Уры на левом берегу Енисея, население составляло полторы тысячи, треть из них были тувинцы. На постах выше устья Уса проживало по три-четыре семьи.
В Туранском округе, так мы стали называть русскую часть хошуна Ольчея, проживало около четырех тысяч, половина из них были пошедшие служить нам тувинцы и почти пятьсот китайцев. Совершенно немыслимым для меня образом, горстка китайцев, когда-то сдавшаяся нам в плен и поселившаяся на реке Элегест, в поселке Усть-Элегест стала достаточно большим чайна-тауном. Часть из них нашла старые китайские угольные штольни и возобновила их работу. Другая часть начала мастерить большие и маленькие лодки, постепенно увеличивая их размеры. В Усть-Элегест стали селиться и тувинцы, а затем как из-под земли стали появляться китайцы. Сначала по одиночке, а когда стала налаживаться торговля, то и семьями.
Сначала я не знал, что с ними делать, но пораскинувши умишком, поехал к ним для беседы. Со мной поехали Лонгин и Ольчей. Цинские власти запрещали китайцам даже появляться в Урянхае и все эти китайцы были преступниками по цинским законам. Мы поставили китайцам жесткие условия, безоговорочное подчинение нам, предательство — смерть или выдача в Улясутай, где тоже ждала смерть. Ольчей от управления китайцами сразу же отстранился, Мерген сказал мне, что у него плохие детские воспоминания.
Несколько китайские семей, принявших православие, попросили разрешения поселиться среди русских и в Усинске и Железногорске появилось по одной семье, а в Туране целых пять. По этому поводу в Совете была бурная дискуссия.
Под дланью зайсана Ольчея было почти двенадцать тысяч тувинцев в собственно его хошуне. Всего с воинами примкнувших кочевий левобережий Биг- и Улуг-Хемов, он мог выставить почти четыре тысячи воинов.
Под ружьем у нас постоянно было шесть десятков гвардии, один десяток Мирского острога, два в Туране, два в Саяногорске и один в Усинске. Наша артиллерия насчитывала шестьдесят стволов 76-ти миллиметровых орудий, пятнадцать четырехорудийных батарей. В артиллерии был большой постоянный состав, шестьдесят командиров орудий, шестьдесят наводчиков и пятнадцать командиров батарей. С командным составом гвардии получилось ровно двести человек.
Ерофея мы произвели в полковники и у него стало четыре капитана: Шишкин — главный начальник Туранского округа, Панкрат — военный комендант Усинска, граф Казимир — первый заместитель Ерофея и капитан артиллерии. Командиры батарей стали лейтенантами артиллерии, командиры орудий сержантами артиллерии, наводчики младшими сержантами. Леонов стал именоваться лейтенантом Усть-Уса, а Михайлов Железногорска. Они рулили и военными и мирными делами в своих владениях. Первые орудия с длиной ствола двадцать пять калибров были размещены стационарно в Усть-Усе и мы их в расчет не брали, как и личный состав сторожевых постов на Енисее. Их задача была надежно прикрыть долину со стороны Енисея.
На Енисее мы построили двенадцать фортов от устья Сесерлига до реки Эйлиг-Хем у входа реки в Саянский коридор, где планировалось размещение артиллерии. По нашим расчетом огнем орудий мы перекрывали весь Енисей от начала Саянского коридора до енисейской стрелки и выше по Бий-Хему до устья Шивилига.
Всего у нас было в моей юрисдикции русского и тувинского населения пятнадцать тысяч человек, не считая китайцев и народ на сторожевых постах. Я предложил всех мужиков от 18-ти до 45-ти считать военнообязанными, то есть обязанными воевать при необходимости. Это получалось почти четыре тысячи солдат. Всех мужчин мы обязали отслужить полгода срочной службы в подготовительном разряде для обучения военному делу, а потом регулярно проходить военные сборы раз в год или два, по необходимости и в зависимости от возрастного разряда.
Мы успели всех наших мужчин пропустить через созданную нами военную машину и два раза провели учебные мобилизации. Естественно не все подлежали мобилизации, были не подлежащие по здоровью, как например Лаврентий, но их было очень и очень мало. Были такие как Петр Сергеевич, их тоже было раз, два и обчелся. Сразу же в нашем обществе сложилось презрительное отношение к наслуживших и пришлось придумывать «облегченный» разряд службы для больных. Но совершенно негодных у нас оказалось меньше десятка, даже Лаврентий прошел службу в «облегченном» разряде и оказался редкостным стрелком. Это было неудивительно, учитывая сколько стволов прошло через его руки.
После несчастья с Машенькой опять возникла дискуссия о женской службе, аргумент у сторонниц женской службы был железобетонный, если бы светлейшая не была подготовленным бойцом она с детьми погибла бы. Все мои попытки бороться с этим были тщетны, первый раз моё мнение было просто проигнорировано. В конце концов отец Филарет посоветовал мне признать наше поражение, потому что наши женщины проигнорировали и его мнение, немного правда помягче. В итоге мы решили разрешить девушкам проходить добровольную военную подготовку и естественно редкая девица у нас не умела стрелять, бросать гранаты и тому подобное.
За эти годы я сумел подготовить три десятка самбистов и они уже в свою очередь начали готовить других, так что наш народ начал поголовно становиться народом-воином.
Винтовок мы наклепали почти пять тысяч, а ружей больше десяти одной системы и около тысячи другой; патронов, гранат и снарядов просто было немерено. Военное производство шло даже в ущерб нашему развитию, в частности это была одна из причин нашего медленного освоения электрического производства.
Размышляя обо всем этом, я как бы со стороны наблюдал за Прохором и Митрофаном. Они приготовили большой рабочий стол, расставили стулья, разложили на столе подписанные рабочие папки с нужными документами и картами, повесили на стене специально изготовленные две карты, карту нашей долины и окрестностей и большую карту, где был и Минусинск и Улясутай. Прямо как взрослые серьёзные дядечки собираются решать мировые проблемы.
Собрались очень быстро, буквально за пять минут. Первым доложил о нашей материально-технической готовности Степан Гордеевич, а потом слово взял Лонгин. Он вышел к карте, взял указку, откашлялся.
«Очень странно», — подумал я, — «он почему-то волнуется».
Лонгин как бы прочитал мои мысли и как-то застенчиво улыбнулся.
— Я очень волнуюсь, от моих оценок и прогнозов многое зависит. Очень страшно ошибиться. Поэтому прошу простить если буду в докладе спотыкаться, — проговорив всё это, Лонгин успокоился и вновь стал привычным для всех начальником нашей разведки.
— Наши разведчики доложили, что противник основными силами начал выдвигаться из района своего сосредотения восточнее хребта Хан-Хухэй. Передовые части начали движение вдоль реки Тэс-Хем в направление ставки амбын-нойона
