сменился отчаянием от видения того, как бегут люди с правого фланга, успел пережить Теодор до того момента, как по команде хладнокровных командиров он вновь открыл стрельбу из успевшего немного остыть мушкета по наступающим врагам.
«Критяне», по команде Стефана Алусиана начали отступать назад, в сторону обоза, куда уже ворвались вражеские всадники. Теряя людей от свинца и стрел, выхватываемые арканами лёгкой конницы, они медленно пятились назад, подставляя врагов под фланговый огонь «сицилийцев». Но враг был уже настолько охвачен яростью боя, что не обращал внимание на потери. Они стремились уже покончить с этими пехотными крепостями, которые никак не поддавались им. Тяжёлая вражеская конница – сипахи с джебелю, гуреба – раз за разом накатывались на «критян», их волны доходили и до Сицилийской турмы, но каждый раз они не могли пробиться внутрь через пики и алебарды, поражаемые свинцом, от которого не могли защитить их доспехи, теряли людей и коней, отступая назад и вновь пробуя сломить волю своих врагов.
На удивление, часть сарацинской конницы, ворвавшаяся в лагерь, так в нём и осталась, не довершив окружение ромеев и дав время «критянам» отойти к Эвросу, а остаткам Латинской турмы и кавалерии перестроиться и открыть огонь из-за спин бойцов ближнего боя.
Поле боя неузнаваемо изменилось. Там, где был правый фланг ромеев, не осталось ничего, кроме груд мертвых и раненых тел. На месте штаба Русворма – знамя командующего сарацин. Там, где был тыл Сицилийской турмы – место ожесточённого сражения.
Мушкет в руках Лемка настолько раскалился, что стрелять из него стало уже невозможно, и подхватив выроненную убитым алебардистом фашарду, он рубил и колол врагов, стоя сначала во втором ряду, а затем уже и в первом. Сгоревший порох, грязь и кровь покрыли его тело так, что его бы не узнала и родная мать, если бы она у него была. О чём может думать человек, находящийся на грани гибели? Лемк не знал о чём думали другие, так как он молился о том, чтобы его друзья выжили. Для него жизни других сейчас потеряли значение. Он видел, как какой-то смуглый темнокожий воин на коне, налетев, отрубает солдату здоровяку голову, но в следующий момент его пронзает пика и удар фашарды разрубает ему грудь. Конь в ярости бьётся копытами, прыгает, облитый кровью своего хозяина, а в следующий момент пуля останавливает и его жизнь.
- Эх, будь тут мои богемцы… - слышит он рядом, оборачивается и видит, что рядом с ним сражается сам фон Русворм. И Лемк стал понимать, что скорее всего это конец, раз уже даже командующий войском, человек, который знаком с Императором, бьётся в первом ряду.
Но это не оказалось концом, так как оттуда же, из-за холмов, откуда какое-то время назад появились сарацины. Появились новые кавалерийский отряды. Три тысячи всадников единым отрядом налетели на многострадальный холм, смяли стоявших там исмаилитов и без промедления ударили в спины увлекшимся сарацинам. Рубя прямыми тонкими мечами, стреляя в упор из пистолей, одетые в хорошие доспехи, савойская конница с союзными отрядами, они навели панику, но когда сперва одиночные, а затем и подхватывающие начали кричать:
- Шахзаде! Шахзаде! – только уже с оттенком страха, отчаяния, то враги в этот самый миг повернулись и начали бежать. Смертельно уставший, Теодор был бы и рад бежать и добивать паникующих врагов, но сил уже не было. Лишь кавалерия, да отдельные солдаты кинулись преследовать врага.
Но тут появился да Мартони:
- Строиться! По местам! Стрелки – зарядить оружие!
Больше всего Теодор хотел его послать к чёрту, но всё так же недалеко был Русворм, появился живой и чёрный как выходец из Чёрных земель Глёкнер и Лемк против своей воли сам начал созывать стрелков и отдавать команды. И когда люди были построены, их повели не на вражеский лагерь, а к своему обозу, в котором забаррикадировались часть врагов. Штурма не случилось. Видя, что те из пушкарей, кто сумел уцелеть, совместно с Карлом Истваном разворачивают орудия на захваченный обоз, какая-то часть всадников попыталась прорваться, и, потеряв часть людей прорвалась, а часть повернула назад и уже там сдалась.
Как выяснилось позднее, корпус Карла Эммануила никто не вызывал, но более многочисленная кавалерия ромеев второго корпуса следила за передвижениями сил сарацин и потому спешила, предполагая что они хотят дать бой, попытавшись воспользоваться случаем и разбить разделённые силы по отдельности. Правда, как многие думали, Карл Эммануил скорее опасался, что Русворм присвоит победу себе и именно поэтому спешил отправить вперёд конницу, поручив номинальное командование ею своему старшему сыну, юному Филиппу Эммануилу.
Пленные… Пленных было много. Тысячи. Сначала те, что сдались в захваченном обозе, разграблением которого они увлеклись до такой степени, что проиграли битву. А потом начали подходить пехотные части савойско-генуэзско-прочего войска, которые сразу шли в сторону сарацинского лагеря, в котором окопалась основная часть отступившей пехоты врага. Истощенные тремя дневными атаками на позиции ромеев во время боя, они были слишком истощены, чтобы оказать свежеподошедшим силам хоть какое-то сопротивление, а потому предпочли сложить оружие. Немногие смогли сбежать оттуда, преследуемые конницей. Таким образом, в руки объединённого войска попали горы добычи – сотни телег с провизией, бочонками пороха, свинца, ядер, сотни мушкетов и аркебуз, клинков, бесконечные связки стрел, холмы сёдел и уздечек, десятки пушек, стада крупного и мелкого скота и многого, многого другого. Так же досталась в качестве добычи казна войска. Сколько там было денег никто не сказал, но слухи ходили самые невообразимые.
Войско силистрийского шахзаде перестало существовать. Спаслась лишь часть конницы, которую не смогли достать, и которая растворилась на просторах западной Фракии и прилегающих гор, образовала неподконтрольные никому банды грабителей, либо начали искать того, кто будет организовывать новое войско.
Первым стремлением, когда смотришь на убитых товарищей, было пойти и перебить всех пленных. И лишь неимоверная усталость победителей спасла тогда многие сотни жизней проигравших. А савойцы с прочими… Они не теряли в битве своих друзей, а потому не испытывали и ненависти к пленным, взяв их под охрану и относясь во многом скорее с неприязнью и некой долей любопытства.
А солдаты Русворма, после некоторого отдыха, начали разбирать тела погибших, отделять своих от чужих, искать раненых, которых привалило убитыми конями или находились без сознания, добивать раненых врагов. Всё это надо было делать быстро, потому как из-за жары уже над полем боя начали виться
