— Так! — подтвердил он не в силах сдержать улыбку.
— Видишь! — сказала Ольга отцу.
Тот только руками развел. Ольга помахала ему ручкой и побежала к дверям.
— Позвони охране! — выпалила на пороге. — Чтоб выпустили…
— Через неделю выставка, — пояснил Дюжий, — картины забирает. Висят в холле, видели? Не сердитесь, Виктор Иванович, Ольга — девочка хорошая.
Крайнев заверил, что нисколько не рассердился и откланялся. Но отправился он не к себе, а спустился в холл. Двое рабочих бережно снимали со стен картины. Возле них суетилась Ольга. Крайнев медленно двинулся вдоль стены, разглядывая остававшиеся полотна. Раньше он не обращал на них внимания: есть какие-то цветовые пятна на стене — и ладно! Теперь было интересно. Все картины оказались городскими пейзажами. Крайнев узнавал знакомые улочки Москвы, но это был другой, неизвестный ему город. Сверкающий огнями, но холодный. Расчерченный светом автомобильных фар, но с пустыми тротуарами. Залитый дождем и засыпанный снегом. Человеку в таком городе одиноко и неуютно. Картины излучали пронзительную горечь, чистую, как воздух зимним утром…
— Нравится! — раздалось за спиной. Крайнев узнал голос Ольги.
— Вам было тяжело? — спросил Крайнев, оборачиваясь. — Черная полоса? — внезапно он понял, что проявил бестактность, и смешался: — Извините.
— Не за что, — спокойно ответила Ольга. — Все правильно. С вами случалось?
— Да.
— Теряли близкого человека?
— Бабушку.
— А я — мать. Год как в тумане. Чтоб не сойти с ума, писала каждый день…
Они помолчали. Неожиданная откровенность разом сблизила их, и каждый боялся неосторожным словом разорвать эту ниточку. Первым решился Крайнев.
— Продаете картины?
— Продала. После выставки заберут.
— Жаль…
— Осталась последняя, — Ольга подвела его к маленькому полотну, где был изображен заснеженный московский дворик. — Самая первая в серии. Вид из окна.
— Сколько стоит?
— Не продается. Могу подарить.
— Я не заслужил.
— Поработайте у меня натурщиком!
— Я?
— У вас интересное лицо.
— Не знаю… — смутился Крайнев.
— Это не больно! — успокоила Ольга.
Крайнев засмеялся.
— У вас есть визитка?
Крайнев достал из нагрудного кармана белый прямоугольник.
— С мобильным! — удовлетворенно кивнула Ольга. — Позвоню на днях, ждите!
Крайнев не успел ответить. Ольга повернулась и побежала к рабочим. Крайнев растерянно смотрел ей вслед. Ольга была одета в обтягивающие брючки и джемпер. Они ненавязчиво обрисовывали формы стройного тела. «Хорошо выглядит, — вдруг подумал Крайнев. — Сколько ей? Двадцать пять? Наверное, больше — Дюжему под семьдесят. Поздний ребенок… Любимая, балованная доченька, которой все позволено. Неудивительно, что она врывается в кабинет. Если твердо решила не продолжать дело и писать свои картины, Дюжему нужен управляющий. С ним-то я сработаюсь, а вот с ней? Интересно она, в самом деле, хочет меня писать, или шутила? Женщина, их разве поймешь?…»
Крайнев вернулся к себе задумчивым. День этот преподнес еще сюрприз. Часы на столе Крайнева показывали конец рабочего дня, когда дверь в кабинет широко распахнулась. Вошел Пищалов. Следом Маша несла хрустальный поднос. На подносе, как с изумлением увидел Крайнев, стояла бутылка «Хенесси», бокалы и блюдечко с мелко нарезанным лимоном. Пищалов по-хозяйски указал Маше, куда ставить поднос, и небрежным движением отослал обратно.
— Распитие спиртных напитков на рабочем месте запрещено, — процитировал Крайнев пункт правил внутреннего распорядка.
— Нам можно! — отмахнулся друг.
— Почему?
— Ты будущий член правления, а я в банке больше не работаю. Заявление принес. Завизируешь?
Лицо Крайнева выразило изумление.
— Секрет Полишинеля! — хмыкнул Пищалов, разливая коньяк. — Маша сообщила: босса вызывал Дюжий. Я пробил по базе: это он подарил пакет акций. С какой радости, спрашивается? У закрытого акционерного общества было семь акционеров, одним стало больше. Маша говорит: начальник вернулся задумчивый. Понятное дело… В члены правления?
— Нет.
— А что? — удивился Пищалов.
— Доверительное управление контрольным пакетом.
— Твою мать! — всплеснул руками Пищалов. — Витя! Я знал, что ты гений, но настолько… Дай поцелую!
Как не отбивался Крайнев, но друг все же облобызал его, обдав коньячным ароматом — событие Пищалов начал отмечать раньше.
— Выпьем, Витя! Душа горит!
— Я за рулем!
— Отвезут! Я распорядился…
Они чокнулись, выпили и зажевали лимоном.
— Помнишь, я ночевал у тебя после корпоратива? — начал Пищалов, откидываясь на спинку стула. — Наутро ты укатил к своей докторше, а я стою и не знаю, куда податься. Домой? Там Инка… К родителям? Начнутся слезы: семью потерял, бедная внучечка… Топчусь, как последний бомж и тут мелькнуло: позвоню Маше! Обругает, бог ним! Но хоть с кем-то поговорить! Набираю: «Как дела?» «Какие дела? — отвечает. — Вы меня бросили, как последнюю б…, на такси домой ехала, а водила черный попался, приставать начал — еле отбилась! Сижу одна, родители на даче, от тоски вою». Я ей: «Готов загладить вину!» Она мне: «Заглаживай!» Ну что? Забежал в магазин, шампанское, конфеты — стандартный фраерский набор, и к ней. Встречает. Рубашечка светится насквозь, а под ней ничего, кроме трусиков. Да и те символические. А меня Инка три месяца на голодном пайке… — Пищалов наполнил бокалы и поднял свой, любуясь цветом напитка. — Короче, выпили шампусик, она еще конфетку не доела, как я ее сгреб… Думал, врежет, а она: «Ну, наконец-то!» Знаешь, почему она здесь попой вертела, сиси свои показывала? Девке двадцать три года, а она никогда и ни с кем…
— Гименопластика… — сощурился Крайнев.
— Я вас умоляю! — замахал Пищалов. — Для кого? Кто я и кто она? Ты бы видел! Элитный высотный дом, столичный новострой, консьержка в подъезде, квартира в пол этажа… Я в таких-то и не бывал. Кто таков Пищалов? Занюханный аудитор? Гименопластику ему? А хухо не хохо? Комплекс, Витя, у девки. Подруги трахаются давно и со вкусом, у некоторых уже дети, а ее папаша в ежовых рукавицах держит — шаг вправо, шаг влево… Девка воет, а он: только после свадьбы!
— Что ж папа дома оставил?
— К экзаменам готовиться. На экономический. Одного высшего дочке мало. На даче не подготовишься: гости, пьянки…
— Ты, значит, стал репетиром?
— Ага! — Пищалов засмеялся. — Только не думай, я не сволочь. Как услыхал, что у нее все впервые, решил: сделаю как надо! Красиво. Чтоб девочке всю жизнь помнилось. Слова сказал…
