Мишка вдруг вспомнил, как однажды в случайном разговоре в ТОЙ жизни знакомый отставник одной из очень серьезных спецслужб, много повоевавший и переживший, обычно выдержанный и невозмутимый, неожиданно завелся в ответ на выданную кем-то из демократов фразу про «неприемлемые способы ведения войны» и чуть не за грудки стал хватать оппонента:
— На войне нет нечестных способов ведения боя! Все, что ведет к победе — правильно! Вообще все! Тот, кто думал иначе, гниет в земле вместе людьми, которые ему доверились! И плевать мне на чужих! Любая победа — это прежде всего сохранение СВОИХ! Даже если порой приходится частью своих жертвовать…
Ратников и тогда с ним согласился, но только сейчас стал понимать, и то не до конца, что тот капитан чувствовал и почему так вспыхнул, хотя по-прежнему мог только догадываться, ЧТО тому довелось испытать.
Мишка тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и снова взглянул на терпеливо ожидающего продолжения беседы Лиса:
— Конечно, можно нам с вами утешаться тем, что в конечном итоге именно моя идея с дезинформацией противника в Пинске сподвигла сегодня Арсения и его коллег на выработку гениального плана по нейтрализации Веселухи и полного исключения погони. Вопреки всем моим стараниям, надо признать. Но будем справедливы — каково исполнение! Да и так ли уж нова для них эта мысль — что-то я в последнее время сомневаюсь…
Хотя они тогда неподдельно восхищались моей смекалкой, но остается вопрос — чем именно? То ли уникальностью и новизной самого подхода к решению проблемы, то ли красиво разработанными деталями. Ну так и мы должны отдать должное мужикам, ведь они разрулили массу проблем, и выигрыш, как у всякого добротного управленческого решения, получился сразу по нескольким направлениям.
Во-первых, будьте уверены, мистер Фокс, что Веселуха из игры выбыл. Нет сомнения, что сейчас он стремительным марш-броском несется к ладье. Во-вторых, он сделает все от него зависящее, чтобы ладья с детьми в кратчайшие сроки добралась до стен Городно, под защиту гарнизона: опасность повторного захвата княжат ляхами перевесила все прочие его соображения.
Но это еще не все — и по прибытии ему ой как будет чем заняться! Это в-третьих. Обладая такой информацией, что мы ему подкинули, они с оставшимися ближниками, пожалуй, все Городно с окрестностями на уши поставят, причем под мобилизацию попадут все, кто способен носить оружие. Следовательно, ляхи поимеют такие проблемы с эвакуацией, какие мы сами им при всем нашем старании организовать не смогли бы. То есть и задачу, поставленную Корнеем перед младшей стражей, он за нас, считай, с лихвой выполнит.
Наконец, в-четвертых, эффективная операция по недопущению благополучного отбытия ляхов на родину сработает на авторитет князя Всеволодко Городненского, Всеволода Туровского, а косвенно Корнея, ну, и наш. Так что Арсений, считай, мимоходом такие узлы развязал, что просто праздник какой-то.
Что вы говорите, мистер Фокс? Как бы теперь этот праздничный фейерверк не перешел в оружейный залп расстрельной команды? Это верно, зарвались мы с вами, и ой как зарвались! Крутыми спецназерами себя вообразили… А ты куда смотрел, харя чеканная? Не видел, что ли, что не по Сеньке шапка…
Мишка чуть не выронил своего бронзового собеседника, заткнувшись на полуслове. Стало вдруг не до игр с бронзовой фигуркой. Вот оно! Вот что его мучило, что сидело в подсознании и давило так, что он чуть на истерику не сорвался! Ну да — типичное головокружение от успехов, всемогущим и всесильным себя почувствовал.
«Думайте, сэр Майкл, думайте! Хватит играть — наигрались уже…»
— …Не по чину! Не по чину рот раззявили! Сперва старый хрыч все по ветру пустил, и этот бзденыш туда же! — этой более-менее внятной тираде предшествовал долгий и прочувствованный монолог боярина Федора. Мишка впервые наблюдал процесс почти мгновенного протрезвления пьяного в хлам боярина под впечатлением от полученной информации по мере ее осознания. Воистину чудодейственное просветление силой лингвистического воздействия на болевые точки в мозгу пациента. Мелькнула дурная мысль, что так, пожалуй, к его многочисленным странностям и репутации колдуна добавится еще и слава нарколога.
Вначале боярин его не признал, только глянул мельком мутными глазами из-за стола, за которым, судя по всему, почти безвылазно пребывал не первый день. Отхлебнул, выплеснув на уже обильно политую брагой бороду и рубаху немалую часть содержимого из кружки, стукнул ею по столу с живописно разбросанными по нему объедками вперемешку с черепками посуды и прорычал:
— То тов…? Ю… ать… на…хр-р…
— Сотник Младшей стражи Погорынского воеводства! — бодро гаркнул Мишка, интерпретировав вопрос (ибо из всего сказанного более-менее ясно определялось только то, что первая часть фразы именно вопрос), как: «Кто таков?». Вторую часть он предпочел не переводить, так как, судя по всему, информации она не несла, а только выражала состояние души собеседника и добрые пожелания гостю. По всей видимости, с вопросом Мишка угадал, так как последовало разрешение:
— Гри!
Ну, он и не стал себе ни в чем отказывать, отрапортовал, как есть: что ввиду чрезвычайных обстоятельств, прибыл в Слуцк в составе конно-ладейной группы, с купеческой экспедицией Никифора, примкнувшей к ним по пути следования в Туров для передачи плененного Городненского князя Всеволода Давыдовича и его супруги Агафьи Владимировны, освобожденной из рук похитителей, Главнокомандующему объединенными воинскими формированиями Туровского княжества для дальнейшей передачи по команде…
Тут-то и началось чудодейственное протрезвление боярина, ибо в его глазах, наконец, отразилось преддверие мыслительного процесса, в результате которого они заметно округлились и стали вполне явственно вылезать из орбит:
— М-м-мы……иш…ка?! — с трудом прохрипел Федор; попытался подняться из-за стола, но не преуспел, а плюхнулся на него животом. Попробовал вновь встать, но только смел часть неопознанных объедков вместе с кружкой, которая покатилась по полу с глухим стуком, и рухнул на лавку. — В… на… хр… тв…ою… бл…!
Закончилось это звукоизвержение почти осмысленным «Пври чо скзл!» Мишка повторил, постаравшись на этот раз изложить более расширенную версию истории о пленении князя и освобождении княгини с детьми. Боярин снова выдал серию малопонятных, но, несомненно, кучеряво задуманных ругательств, видимо, требовавшихся ему для разгона и тренировки, чтобы сформулировать и изложить очередной вопрос: