Мы выехали за околицу этого скучного, неприветливого села. Дождь продолжал идти, и дорога окончательно раскисла. Лошади скользили по грязи, колеса вязли, и мы медленно тащились через бескрайнюю равнину, мимо черных деревушек, небольших сел с бедными церквями. Ничего интересного, способного привлечь внимание на всём пути следования, до дневного кормления лошадей, нам не встретилось.
«Кормление лошадей» и дневной отдых обычно длились четыре-пять часов, поэтому, по возможности, выбиралось удобное для стоянки место. Мы приглядели живописную опушку старого леса с высокими мощными деревьями, под которыми можно было укрыться от дождя.
Коней распрягли и отпустили пастись. Дворовые развели большой костер, чтобы просушиться и приготовить пищу. Предок, чтобы занять время, затеял рыбалку в небольшой, очень чистой речке, а я решил прогуляться по лесу. В компанию мне напросился Иван, сачкующий от холопских трудов и тягот.
Мы с ним пошли вдоль опушки, покуда не набрели на изрядно протоптанную тропинку, круто уходящую в лес. В отличие от наших обычных смешанных лесов — этот лес больше напоминал старинный парк. Могучие деревья на большой высоте сплелись кронами, так что дождь почти не промачивал листву, и внизу было сухо.
Мы быстро шли, с удовольствием разминая затекшие от долгого сидения ноги.
Внезапно Иван встал как вкопанный. Лицо его сделалось удивленным и встревоженным. Я тоже остановился, не понимая, что его так напутало.
— Ты что? — спросил я, почему-то шепотом.
— Мне дальше идтить нельзя, — ответил он.
— Почему?
— Сам не пойму, но чувствую, что нельзя. Пойду — будет худо.
Опять начиналась чертовщина. С другой стороны, уже давно ничего необычного не происходило, так что в пору было заскучать. Я стоял на распутье: можно было вернуться на стоянку или пойти вперед одному. В отличие от Ивана, я никакого дискомфорта не чувствовал, потому решил идти дальше.
— Подожди меня здесь, схожу, посмотрю, что там такое…
Впереди был такой же величественный, чистый лес, никаких чащоб и буераков. С собой у меня был заряженный пистолет и сабля, так что бояться особых причин не было.
Я пошел по тропинке, солдат машинально сделал вслед несколько шагов и отпрянул в сторону.
— Чур, чур! — вдруг закричал он и принялся усилено креститься. Потом отступил назад и удивленно осмотрелся по сторонам. — Здесь, ничего не чую, а там страх нападает. Кажется, что еще шаг сделаешь, и конец придет, — удивленно сказал Иван, выставив вперед руку, как будто нащупывал невидимую стену.
— А ну, попробуй еще! — попросил я, возвращаясь к нему.
Иван согласно кивнул, сделал несколько осторожных шагов, дошел до прежнего места и остановился, будто наткнулся на невидимый барьер. Он пересилил себя, попытался двинуться дальше и отлетел назад. «Похоже на силовое поле», — отрешенно подумал я, не зная, что еще можно предположить в такой ситуации.
— Кто-то меня не пускает, — обижено сказал он.
— Оставайся здесь и жди, а я попробую узнать, что там такое, — сказал я, крайне заинтересовавшись таким феноменом.
Я двинулся вперед, внимательно осматриваясь по сторонам. Ничего необычного в лесу не было. Так я прошел с полкилометра. Тревога и настороженность начали проходить. Впереди появился просвет, и я вышел на большую поляну. Пока мы были в лесу, ветер порвал тучи, и над головой теперь сияло яркое летнее солнце. Трава, осыпанная дождевыми каплями, блестела мириадами брильянтов.
Вдруг эту божью благодать нарушили звуки близких выстрелов. Причем несколько из них слились как бы в короткую автоматную очередь. Я отпрянул под защиту деревьев и осторожно пошел в направлении стрельбы, стараясь не маячить между стволами. Кроме разноголосого щебета птиц, никакие посторонние звуки больше не нарушали тишины.
Я уже решил, что стрельба мне померещилась, и хотел повернуть обратно, как вдруг увидел на земле человека. Лежал он навзничь в неестественной позе, и было с первого взгляда понятно, что он мертв. Медленно, оглядываясь по сторонам, я подошел к телу.
Убитый был парень лет двадцати, одетый в худую телогрейку, солдатские штаны и кирзовые сапоги. Рядом с ним валялась трехлинейная винтовка без штыка. Телогрейка была распахнута на груди, красной от крови.
Я не сразу сообразил, что ни одежда, ни оружие убитого никак не соответствуют реалиям восемнадцатого века. Похоже было, что я вернулся в наше время, да еще сделался свидетелем убийства.
Чтобы не стать следующей жертвой, я нырнул в кусты и наткнулся на второе тело. Этот человек одет был еще экзотичнее, чем первый — в форму солдата Вермахта, времен Отечественной войны. Рядом с ним валялся пистолет-пулемет «Шмайссер». Судя по положению тел и оружия, эти люди выстрелили друг в друга одновременно.
Что произошло между ними, я не знал, как и то, почему они так странно одеты.
Мысль о том, что я попал в начало сороковых годов прошлого века, вначале не пришла мне в голову. Даже если это были 41–42 годы, то места, по которым мы вояжировали, во время войны немцы не оккупировали, так что взяться здесь немецкому солдату было неоткуда.
Пока я рассматривал убитых и место преступления, в тишину летнего полдня вписался отголосок дальней ружейной и автоматной стрельбы и собачий лай.
Мне стало совсем неуютно. Я, пока вблизи было тихо, преодолев инстинктивный страх перед покойником, расстегнул карман немецкого мундира и вытащил из него документы.
На книжице со свастикой на обложке, было напечатано AUSWEIS и ниже sonderkommanda, внутри вписаны фамилия и имя убитого, какой-то номер, видимо подразделения, а внизу, как и положено стояли печати и подписи. Если кто-то играл в войну, то очень натурально.
Между тем, стрельба и лай собак быстро приближались, причем широким фронтом, грозя отрезать меня от заветной тропинки. Я представил, что со мной будет, если я попаду в руки любой из сторон, и начал паниковать. То, что всё это не игра в войну, свидетельствовали убитые, а о том, что идет настоящая облава, скорее всего на партизан, я догадался сам.
Из-за волнения я не смог точно вспомнить место, с которого вышел на поляну, и бестолково метался в поисках тропинки, теряя драгоценные секунды. Лай приближался, уже были отчетливо слышны немецкие слова команд, когда мне, наконец, удалось найти место, с которого я увидел убитого партизана.
В несколько прыжков я убрался с открытого места и собрался бежать, но задержался на какое-то мгновение и увидел, как на поляну из леса выбежала женщина в черной эсэсовской форме с пистолетом-пулеметом в руках. Не целясь, от живота, она начала стрелять по кустам.
