— Он теплый! Они спят? — произнес он шепотом, ужас на его лице было скрыть невозможно. Хаймович, почти с таким же выражением лица как у Андрея наклонился пощупать. Только я не сомневался в том, что все они мертвы, поскольку не видел внутренним взором в этом зале никого живого.
— Да. Это невероятно, но факт, — озвучил Хаймович, свою недавнюю мысль, разгибая и сгибая руку покойника. Причем рука человека, одетого в белый халат, была совершенно подвижна, и гибка. Они все тут были почему-то в белых халатах. Странная у них форма, доложу я вам. Не практичная очень.
— Смерть их, судя по температуре тела, — продолжил дед, — и, принимая во внимание чашку кофе найденную нами, наступила минут 10–15 назад. И в то же время лет двести назад. Я конечно догадывался, что время не линейно. Но то, что ИР натворил со временем ни в какие базовые и не базовые понятия физики не укладывается. Старику Эйнштейну такое и не снилось…
— А кто такой старик Эйнштейн? — спросил Андрей.
— Альберт Эйнштейн ученый физик, создавший 'Теорию относительности' в начале двадцатого века. А так же установивший, что энергия пропорциональна произведению массы на скорость света в квадрате, — ответил бесстрастный механический голос откуда-то с потолка.
— Твою дивизию!
— Засада!
Первым моим порывом было рвануться назад, но Сивуч уже стукнулся в двери лбом, рассчитывая, что они автоматически откроются при приближении. И я понял, что двери теперь просто так не откроются…
— Закрыты! — взвыл Андрей, упираясь в двери.
Я подоспел к нему на помощь и решил их открыть тем же способом, что пол часа назад, попросту разжать створки. А Хаймович, как не странно, остался безучастным.
— Вы очень предсказуемы, — произнес механический голос, вещая с потолка, — Хочу предупредить, что ваша попытка отсюда выйти может закончиться с тем же результатом, и так же как у обслуживающего персонала. Вы все умрете.
— Чего тебе надо? — спросил Сивуч, оборачиваясь и таращась в потолок.
— Мне нужно, чтобы называющий себя Моисей Хаймович выполнил возложенные на него, согласно договора, обязанности. А именно, произвел подключение биологической составляющей к серверу объектов.
Вот же, выражается железяка, вроде и по-русски говорит, а понимаешь через слово!
— Варианты? — спросил я у Моисея Хаймовича, подпиравшего подбородок кулаком. Дед продолжал спокойно сидеть за столом рядом с распростертым на полу трупом, и кажется, мечтал о чем-то своем, о девичьем…
— Вариантов два, — ответствовал вместо деда, голос. Звучал он ясно, громко, но отсутствие интонации в словах, делало его совершенно безжизненным. Может поэтому, я и понимал его с трудом?
— Первый вариант — вы отказываетесь от выполнения договора, двое из вас потеряют жизнеспособность сейчас. А один все равно выполнит договор, по понятной ему причине. Второй вариант — умрет только один.
— Дед! Да не молчи как пень? Про что он говорит? — не выдержал я.
— Он говорит, что в случае моего отказа, вас он убьет, и прямо сейчас активирует, сидящую во мне личинку, и я выполню все указания. А поскольку этот вариант он сможет воплотить немедленно, то и умирать мне одному. во-втором варианте, от этой личинки, — дед замялся, — Вас он видимо обещает отпустить.
— Это что? Правда? — спросил Сивуч.
— Нет! Блядь, это сказка на ночь!
— Максим! Ты опять нарываешься? — оборвал меня Хаймович, грозно сверкнув глазом, и предотвращая попытку Сивуча младшего, кинутся на меня с кулаками.
— Ход ваших мыслей мне понятен. Вы недалеки от реального понимания действительного порядка вещей, — констатировал ИР, вмешиваясь в разговор, — Дальнейшая ваша дискуссия не имеет смысла, поскольку оба варианта приводят к тождественному результату — я достигну своей цели. А кто из вас останется жив, решать вам.
— А где гарантии, что ты оставишь моих спутников в живых? — спросил, наконец, Хаймович у железного голоса.
— Я не даю никаких гарантий, а предлагаю вам варианты. В данное текущее время ты, спрашивающий, отправишься в хирургическое отделение, где под моим руководством произведешь ряд действий. Твои спутники останутся здесь как гарантия твоего добросовестного отношения к процессу. И хоть я не знаю, по какой причине кроме кровного родства вы — люди, готовы совершать поступки, противоречащие здравому смыслу и расчету, во благо других людей и во вред себе…Но я учел эту особенность человеческого рода.
— А как он может нас убить? — спросил я шепотом у старче.
— Ну, как-то же он убил тут всех, — пожал тот плечами, — излучение, или газ пустил…
— Но ведь если он соберется всех убивать, то как оставит в живых тебя одного? — прошептал я в ухо Хаймовичу, — Что-то здесь не то…
— Ты думаешь, он блефует?
— А, то!
— Мне тоже непонятно, как я могу остаться в живых с этой тварью внутри, — произнес Андрей.
— Мое терпение не безгранично, — заявил ИР, — Время на решение такой простой дилеммы у вас больше нет!
— Я согласен, я все выполню! Дай мне пару строк написать на прощание моим друзьям, — сказал Хаймович, при этом острый кадык его дернулся, словно он мышь проглотил.
— Ты, что? Сдаться решил? Мне не нужна моя жизнь такой ценой! Слышишь! Хаймович! Я к тебе обращаюсь, — схватил я деда за грудки, при мысли, о смерти Хаймовича комок в горле встал.
— Успокойся Максим, после моего ухода внимательно прочитаешь, что я написал, — грустно, но очень твердо ответил Хаймович.
И он, почти не глядя, открыл ящик стола, вытащил несколько листов бумаги, повертел их и так, и эдак, и, выбрав один лист, с чистой обратной стороной стал писать. Щелкнул авторучкой, хмыкнул что-то себе под нос и застрочил. Старательно выводя печатные буквы, и наклоняясь над листком всем телом, чтобы не дай бог, никто не увидел. Меня поразило его решение и скрытность. Словно это он не мне пишет. Ведь мне же все равно читать? Так какая разница, раньше я это прочитаю или позже?
***
Странно ощущать внутри себя силу, и не использовать ее, и не освободится. Но все же она медленно просачивалась сквозь оболочку, уходила в пространство вокруг меня. Я физически чувствовал, как воздух вокруг оболочки напитывается этой силой и начинает искриться. Качнувшись, я откатился назад и покатился вдоль коридора отходящего влево от этого выхода, куда спрятались двуногие. Это ведь оказалось так просто — катиться. Как я раньше до этого не додумался? Просто смещать центр тяжести внутри себя, а не совершать множество лишних движений конечностями. Я теперь много знал. Словно, какие-то обрывочные и давно забытые слова сами находились в голове, всплывали в услужливой памяти. Пройдя коридор до поворота, я повернул и продолжил путь. Размышляя о том, что путь мой, не смотря на некоторые досадные недоразумения, скоро закончится. Дело времени. Только вот дождусь, когда враждебная сила выйдет и, приняв привычную форму, я последую за двуногими. Что-то подсказывало мне, что с ними связано мое дальнейшее будущее….
***
Я читал, а слезы катились по моим щекам. Точно так же как и Хаймович, я прятал исписанную страницу от глаз Сивуча, прижавшись спиной к белой холодной стене машинного зала. Выполнив, последнюю волю деда, я перевернул листок с его словами, только через пол часа, после его ухода. Теперь, читая эти строки, я понимаю, почему он так поступил: ' Не показывай это письмо Сивучу, не забывай ни на секунду, что он может быть уже не с нами, а ты этого вовремя не заметишь… Дорогой мой друг! — начиналось письмо, — Мне бесконечно жаль, что Бог не дал мне ни жены, ни детей….А как порою, мне хотелось назвать тебя сыном. Но я благодарен Богу, что на склоне лет у меня появился такой замечательный помощник и друг, мой воспитанник, которым я безмерно горжусь и радуюсь, что ты есть. Умный, пусть и не такой воспитанный и образованный, как хотелось. Но время диктует свои законы. Но, тем не менее, порядочный, полный внутреннего благородства и силы. Ты смекалист и быстро все понимаешь. Но я постараюсь объяснить кое-какие нюансы. Ты прав. ИР блефует, умалчивая истинные причины, по которым ему не сидится внутри машины. Думаю, ты догадался бы и без меня, но спешу сообщить их тебе сейчас. Ведь времени больше нет. Во-первых, правда в том, что у него времени тоже нет…Вся эта катавасия с преобразованием времени отнимает уйму энергии. А реактор, каким бы мощным он не был, без пополнения горючего рано или поздно иссякнет. На верхних уровнях подземелья уже нет освещения. А это о чем-то, но говорит? Видимо в этом и кроется причина, что он хочет выйти из казалось бы вечной машины, и поселится пусть в совершенном, но уязвимом теле. И я сейчас постараюсь эту уязвимость найти. Во-вторых, возник вопрос о некой несуразности и мнимой гуманности машинного разума. Пусть тебя не введут в заблуждение, весь этот цирк, который он тут устроил, дав нам возможность якобы самим выбирать из двух вариантов. Задай себе простой вопрос: Зачем ему вообще было с нами разговаривать? Если он мог в любую минуту сделать меня своим верным сторонником, и отправить выполнять данный процесс. А от вас ненужных — избавится? Правдой или неправдой, ему нужно было добиться одного — чтобы я в трезвом уме и твердой памяти совершил процесс слияния и перехода его разума в оболочку аморфа. Дело в том, что зомбированные личинкой люди теряют часть человеческой памяти, они весьма плохо соображают. Ведь личинка уничтожает часть мозга, поселяясь в нем. Конечно, зная это, можно было немного поломаться и добиться некоторых уступок со стороны ИР. Но я ему не верю совершенно, и его уступки были бы сплошной фикцией. С ним нельзя договориться. Он не человек и слов своих держать не будет, слова лишь средство для достижения цели. Поэтому, после прочтения моего письма начинай действовать. Я специально дал выдержку времени, чтобы твои действия сразу после моего ухода не вызвали у него подозрений, и прикрывал письмо я не от твоих глаз, как ты мог подумать, а от камер наблюдения. Сразу после прочтения письма, порви его на мелкие клочки. Не забывай, что Сивуч тоже умеет читать…' Далее следовала инструкция, в которой четко и по пунктам было расписано, что я должен был сделать, и в чем заключалась роль, которую должен был сыграть Андрей Сивуч, помогая нам в достижении цели.
