— Галлия полнится слухами, — сказал Арванд. — Я говорил тебе о них. И мое мнение ты знаешь — Полемий использует эти слухи, чтобы вдохновить народ на борьбу. Он использует все, чтобы только удержаться у власти. Ради этого он готов пожертвовать страной и жизнями римлян. Эта нелепая история о легионах Республики, которую он выдумал…
— Ты в нее не веришь?
— Помилуй! Это же очевидное безумие!
— А сенаторы ему поверили.
— Он все ловко обставил. Привел какие-то доказательства. Подставных свидетелей. Ну а люди готовы ухватиться за малейшую надежду. Легко обмануть того, кто готов обмануться.
— Вот как? А ты что думаешь, Викторий?
Король обернулся к невысокому комиту, не проронившему пока что ни слова. Он был облачен в кольчугу и готский военный плащ, но лицо выдавало в нем римского аристократа. Короткие волосы богатейшего землевладельца Аквитании, давно державшего сторону готов, уже тронула седина, но телом он был еще крепок и сам водил в атаку своих букелариев. Это было не в обычае у римлян, однако мрачный кривоногий Викторий любил убивать сам. Краем уха Эврих слышал о его необычных пристрастиях, но кому есть до этого дело? Лишь бы служил верно.
Услышав вопрос короля, Викторий пожал плечами.
— Согласен с Арвандом. Какая-то дикая история. Видно, Полемий совсем потерял разум от отчаяния. Ничего, скоро мы приведем его в чувство! Когда тараны ударят в стены Арелата, сенаторы быстро одумаются и перестанут верить сказкам префекта.
Химнерих хмыкнул, и стоявшие вокруг командиры расхохотались. Эврих не присоединился к веселью.
Первые плоты, нагруженные людьми, отваливали от берега. Солдаты отталкивались длинными шестами, выгребая на середину реки. Армия переправлялась широко, волнующийся Родан покрылся плотами на протяжении нескольких миль, и это вселяло уверенность.
На том берегу поднималась суета. Хорошо различимый, долетал звон колоколов Авенио. Тамошний епископ Сатурнин не соблазнился посулами, не поддался на уговоры, и готовился защищать свой город. Эврих знал, что творится сейчас там — растерянные и испуганные римляне дрожащими руками разбирают оружие из городских арсеналов, слушают пламенную речь епископа, — он мастер на такие речи! — пытающегося зажечь их стылую кровь, занимают места на стенах, собираясь отражать приступ. Он не сомневался — гонцы на самых резвых лошадях летят сейчас в Арелат просить, умолять Полемия прислать помощь. И он знал, что помощь не успеет прийти. Авенио обречен. Также, как обречен Арелат. Также, как Галлия обречена пасть под мечами готов.
Время римлян прошло. Слишком мало у них таких людей, как Сатурнин и Полемий. Слишком мало таких, как Экдиций, отчаянно сражающийся в Арвернии. И слишком много таких, как Арванд и Викторий, готовых предать свой народ ради личной выгоды, денег и честолюбия. В глубине души Эврих презирал их, хотя и пользовался их услугами, раздавал им высокие должности… Время римлян прошло. Бог отвернулся от них. Пришло время готов, и скоро Галлия покорится. Нет на Западе силы, способной остановить его армию. Разве что давно погибшие легионы Рима встанут вдруг из могил.
«Легионы Красса…», — подумал Эврих. «А если бы правда? Это был бы достойный противник!»
Первые плоты ткнулись в пологий восточный берег. Воздух взорвался боевым кличем готов, и, словно вторя ему, далеко на востоке громыхнули первые раскаты приближающейся грозы. Война началась.
Ночной сумрак быстро сгущался над обреченным городом. Красные отблески пожара ярко освещали его улицы и площади, где еще недавно текла размеренная жизнь римских граждан, слышались голоса торговцев и зазывал, вечные пересуды остановившихся поболтать рабов и детский смех. В эту ночь смех сменился плачем, проклятьями и гулом пожарищ. По приказу короля готов, посмевший сопротивляться Авенио был предан огню и мечу.
Эврих вступил в город, когда все уже было кончено. Он шел по горящим улицам, почти не глядя по сторонам. Вокруг прыгали гигантские черные тени. То и дело ветер, спешивший раздуть пожарища, проносил мимо искрящийся пепел. Впереди, среди огромных клубов дыма, угадывалась громада собора — здесь был последний оплот защитников города. Туда и направлялся король. Чуть отстав от него, отдуваясь, шагал Арванд. Лицо бывшего префекта озаряли красные сполохи.
Внезапно из дыма вырвался всадник на черном коне. Дружинники схватились было за мечи, но Эврих даже не повернул головы. Всадник загарцевал рядом, поднял руку и выкрикнул:
— Мы выкурили их! Все как ты приказал, епископа взяли живым.
Эврих молча кивнул и ускорил шаг.
Площадь была полна воинами все еще разгоряченными битвой. Разбитые ворота собора и лежащие повсюду окровавленные трупы свидетельствовали о разыгравшейся здесь схватке. Перед воротами стояли два дюжих молодца с мечами наголо, а между ними застыла коленопреклоненная фигура. То был епископ Сатурнин. Голова его была опущена, с рассеченного лба сочилась кровь, перебитая правая рука безвольно свисала до земли.
Эврих остановился в нескольких шагах и некоторое время молча смотрел на него.
— Привет тебе, Сатурнин, — сказал он, наконец. — Видит Бог, я хотел встретиться с тобою иначе. Ты сам выбрал свой жребий.
Епископ медленно поднял голову. Кровь текла по его покрытому сажей лицу, но глаза горели прежним огнем. Разбитые губы с трудом шевельнулись.
— Слуга Антихриста… — выдохнул он. — Скоро Господь воздаст тебе за твои преступления.
— Что-то подобное я и ожидал от тебя услышать. А ведь в твоем положении многие умоляли бы меня о пощаде. Я уважаю сильных людей, и — кто знает? — возможно, я выполнил бы твою просьбу… Желаешь еще что-нибудь сказать?
— Да, — прошептал Сатурнин. — Будь ты проклят!
Он подался вперед, и кровавый плевок запятнал плащ короля.
— Обезглавить, — спокойно сказал Эврих.
Один из воинов сильно толкнул епископа, сверкнул поднятый меч. Не дожидаясь удара, Эврих повернулся и зашагал назад.
До самых городских ворот, погруженный в свои мысли, он не проронил ни слова, и лишь миновав сводчатую арку, возле которой стоял сторожевой пост готов, король остановился. Несколько минут он молча смотрел на горящий город.
— Скоро Господь воздаст… — едва слышно произнес он.
Повинуясь жесту короля, дружинники отошли в сторону, оставив его наедине с Арвандом.
— Мы потеряли под Авенио два дня, — сказал Эврих. — Римляне дерутся как бешеные, и мне это совсем не нравится. Слухи об армии, что идет из Италии, ходят и здесь. Что это? Правда?
Арванд развел руками, почтительно глядя в лицо короля.
— Я не могу пребывать в неведении, — снова заговорил король, и Арванд безошибочно уловил в его голосе сдерживаемое раздражение. — Где обещанные тобою сведения? Мне нужны точные сведения о том, что происходит в Италии!
— Немного терпения, повелитель! И я обещаю, ты будешь знать обо всем, что происходит от Родана до берегов Тибра.
— Мне этого мало.
— Я понимаю. Однако, все о чем твердит молва, тебе уже известно. Пока это лишь слухи, но не сегодня-завтра мы будем знать точно. И если слух подтвердится…
— Что тогда?
— Тогда… — улыбнулся Арванд. — Ты еще не забыл, кто принес нам победу при Деоле, где мы разбили Риотама?
— Такое не забывается.
— Так вот, этот мой человек уже действует. Какая бы армия ни шла сюда из Италии, ее ждет тот же конец.
— Ты так уверен в своих людях?
— О, отнюдь не во всех! Но тут я не сомневаюсь. Такие люди рождаются раз в сотню лет, и я рад, что тот о ком мы говорим на нашей стороне.
— Что ж… У каждого своя война. Мы воюем мечом, они — кинжалом и словом. И пусть каждый делает свое дело.
Король поднял голову. В этот момент где-то в городе полыхнуло пламя, озарив его лицо алой вспышкой.
— Трубите сигнал! — громко сказал он. — Идем на Арелат!
Закат был красив. Солнце садилось за близкие Альпы, слепя глаза едущих на запад путников, и прямо над горной цепью трепетало красное марево. Италия осталась позади, вокруг раскинулись земли Нарбоннской Галлии.
В здешних селениях, которые они миновали по пути, царило полное спокойствие. Местные крестьяне то ли не знали, то ли делали вид, что не знают о происходящих вокруг событиях, вполне удовлетворенные жизнью и собственными мелкими новостями. Когда небольшой отряд изредка останавливался в придорожных тавернах, чтобы дать отдохнуть лошадям, промочить горло и подкрепиться, местный люд посматривал на них с опаской, не решаясь приблизиться. Фульциний, привыкший к неуемному любопытству провинциалов, вначале удивлялся этому, но потом решил, что их пугают мечи и за милю заметная солдатская выправка его спутников. Впрочем, крестьяне выглядели настолько пришибленными и вместе с тем подозрительными, что им, верно, хватило бы одной «добродушной» рожи Петрея.
